Инфляция продолжала ускоряться, а повышение производительности труда, прирост объемов производства товаров народного потребления не поспевали за растущей денежной массой. Продолжалось потребление ресурсов гигантами индустрии на непроизводительные цели.

Например, объем выпуска танков не снижался, не снижались бессмысленные затраты на содержание пятимиллионной армии, на безнадежные попытки построить автономную промышленность в современном, глобализирующемся мире.

Вклад кооперативов и прочих «новых» хозяйствующих субъектов на фоне этих тектонических процессов глупо переоценивать. Весь этот сектор до 1990–1991 годов не превышал нескольких процентов ВВП. А может быть, и меньше 1 %.

Вернусь к тому, что сказал ранее: надо было вертеть штурвал большого корабля и шуровать в его топке, а не надеяться, что несколько тысяч пацанов что-то успеют сделать. Ведь им даже весел не дали. Зато потом много лет формировали миф о том, что вся экономика рухнула из-за «перекачки безналичных в наличные» через кооперативы.

Очевидная чушь и по масштабам, и по легкости остановки этого процесса, если бы он реально на что-то влиял. Одна инструкция Госбанка — и нет такой проблемы. Только проблему придумали позже, на пустом месте, чтобы объяснить развал системы управления.

А у этого процесса были совершенно иные, политические корни, аналогичные тем, что формируются сегодня.

Еще раз: теоретически Гайдар, который писал, что наращивание наличных денег при диком дефиците потребительских товаров ускоряло гибель экономики, прав. Наш центр НТТМ за 1988 год получил выручку около 80 млн рублей. Из нее мы заплатили творческим коллективам 10 % — это выпуск денег на рынок товаров народного потребления. Еще 30 % мы заплатили за оборудование, купленное на рынке товаров народного потребления (компьютеры). Еще 10–15 % мы выплатили собственным наладчикам, программистам, менеджерам. 20 % ушло в затраты по безналичному расчету, 30 % — прибыль — накапливались на счетах и инвестировались опять в «безналичной форме». То есть из 100 % мы 50–55 % «выбросили» на товарный рынок. Норматив фонда заработной платы у госпредприятий был 25–40 %, то есть дополнительно за 1988 год мы «эмитировали» от 10 млн до 20 млн рублей.

Мы были самым крупным в СССР центром НТТМ (горжусь). Аналогичный по масштабу кооператив был один («Техника»), то есть всего в масштабах страны речь шла об «эмиссии» 1–2 млрд рублей на все кооперативы и центры НТТМ! На фоне 300 млрд рублей только фонда заработной платы госсектора!

Я не могу отвечать за цифры, но масштаб соответствует. «Дыра» явно не здесь. 80 млн рублей — $20 млн по курсу черного рынка.

Фрунзенский район — очень институтский. У нас под боком были Московский авиационный институт, Московский авиационный технологический институт, космический институт Хруничева, конструкторские бюро МИГ, Илюшина. Было что «осваивать». Рос штат сотрудников. Переехали в полуподвал на улице Готвальда, потом еще один подвал арендовали.

Со временем выкристаллизовалась новая идея — компьютеры. Источник понятен — командированные, вместо шмоток. Проблемы — четыре: найти желающих привезти, найти готовых купить, совместить привезенное и затребованное «железо» по комплектации и «повесить» программки, чтобы работало то, что хочет заказчик.

Что хочет заказчик? «Печатать» по-русски. Нашел парня, который разработал один из первых русских текстовых редакторов «Лексикон». Оплатил доработку — и стали «вешать» на все машины. Нашел хороших специалистов по «железу» — начали ремонтировать (тогда — огромная проблема), а поверх этого — отдельные творческие коллективы (мы их называли ТК) создавали специфические продукты для конкретных заказчиков. В основном — АРМы (автоматизированные рабочие места).

К середине-концу 1988 года центр НТТМ работал на полную мощность. Пришли Невзлин, Брудно и Дубов. Создали кооперативы «Нигма» и «Тотем». В центре работали на постоянной основе более 150 человек, в ТК — около 5000! Появились новые возможности. Мы начали сами финансировать закупки крупных партий компьютеров и отказались от предоплаты как обязательного условия поставок нашим заказчикам. Некоторые перспективные разработки заказывали сами, чтобы потом тиражировать. Например, мы заказали и нам сделали технологию создания «веток» на оптоволоконных кабелях. Правда, работа шла долго. Не называю конкретных людей. Я их помню, но сейчас побаиваюсь доставить неприятности.

В общем, к концу 1988 года у нас возникла проблема с оборотными средствами. Надо отметить, что мне удалось собрать такой коллектив, который готов был вкладывать все заработанное в развитие. Тогда действовал закон, что коллектив мог выкупить свое предприятие у государства или, в нашем случае, у общественной организации (у комсомола). За счет фонда заработной платы.

Конечно, крупное предприятие так выкупить было невозможно, ведь тогда еще инфляция не разгулялась по-настоящему, но у нас «уставного капитала» вообще не было.

Фонд заработной платы я устанавливал сам, и в 1989 году, если не ошибаюсь, мы стали независимыми.

Однако вернусь к более ранним временам. Поскольку коллектив был подобран мной под «идею», то никто не требовал безумных зарплат. Я сам получал 500 рублей в месяц. Никакой роскоши в офисах, никаких дорогих машин. Я в 1988 году купил «Москвич-412», и в Центре долгое время была одна своя машина плюс оплачивались расходы на такси.

У нас были люди, которым, возможно, такие порядки не нравились, но они были постарше, а мы обеспечивали стабильный заработок. Многие наши сотрудники сами подрабатывали в ТК. Так что не бедствовали, но и деньги на ветер не бросали.

Оборот за 1988 год составил 80 млн рублей. Это было очень много. Компьютер стоил 40 000, автомашина — 10 000-20 000.

Если говорить о «стоимости бизнеса», то первый миллион я сделал именно тогда. Еще до всяких историй об освоении «партийного золота», которые появились позднее. Партия все еще казалась незыблемой махиной. Во всяком случае мне.

Если же говорить о миллионе, положенном в свой карман, как говорится, «на жизнь», то до этого момента еще было далеко. Наверное, можно определить по машине — когда я купил себе первую новую иномарку, Volvo 740. Думаю — 1992 год, точно не помню. А тогда я не мог даже подумать о возможности потратить на себя такую сумму.

Новые идеи требуют новых средств. Но, несмотря на линию «бизнес-накопления», оборотных средств стало меньше, чем идей по их инвестированию, и я пошел в банк. Естественно, в свой, где у нас был счет. Фрунзенское отделение Госбанка (или тогда уже «Жилсоцбанка», не помню). Крайне доброжелательная ко мне управляющая отказала.

Тогда кредиты предприятиям предоставлялись исключительно в рамках государственного кредитного плана, где нас, естественно, не было. Но вместо денег она дала мне ценный совет. Мол, «я слышала, что разрешили создание коммерческих банков, и если ты такой банк создашь, то банковскому учреждению я смогу дать кредит». На вопрос: «Только вот к кому обратиться?» — она дала мне телефон своего знакомого, молодого парня в головной конторе «Жилсоцбанка». Я — к нему. Он мне говорит: все реально, можете попробовать, дает все документы и предлагает помочь. Мы оформляем ТК (их там человек 7–10 с нашими бумагами возилось), и к концу 1988 года они нам приносят зарегистрированный устав банка КИБ НТП (Коммерческий инновационный банк научно-технического прогресса)! Уставный капитал — аж 100 000 рублей. Это реальные деньги, их резервировали в Госбанке. Учредители — Центр НТТМ, кооператив «Нигма» и Фрунзенское отделение «Жилсоцбанка».

Откуда-то взялась легенда, что у Алексея Голубовича родители работали в ЦБ и они нам якобы помогли в тот период. Ничего похожего. Я не помню, когда познакомился с Голубовичем, но к созданию банка он никакого отношения не имел. Банк мне помогла создать Крушинская (Фрунзенский Госбанк СССР), которая свела с ребятами из «Жилсоцбанка».