Каллик с опаской огляделась по сторонам и спросила:

— Почему же ты прячешься тут, если совсем не боишься?

— Ничего я не прячусь! — ощетинился Таккик и отряхнулся. — Я проверял, нет ли тут какой-нибудь еды, — он кивнул на металлическую коробку. — Раньше мне уже попадались такие маленькие берлоги. Салик часто находил в них еду, хотя кругом было полно огнезверей и мягколапых. Но я не смог открыть эту берлогу. Ума не приложу, как Салик это делал?

— Что ты говоришь? — оживилась Каллик, обнюхивая коробку. Она и сама не раз видела такие штуки за берлогами мягколапых, но раньше ей и в голову не приходило открывать их. — А как это делается?

— Верхняя часть должна подняться, — пояснил Таккик, пихая коробку лапой.

— Может, попробуем вместе? — предложила Каллик, упираясь лапами в странную штуковину, торчавшую из крышки коробки. Таккик навалился на нее плечом и слегка подтолкнул. К изумлению Каллик, коробка распахнулась, и верхняя часть с грохотом стукнулась о стену берлоги. Каллик съежилась от страха, но из берлоги никто не вышел. Наверное, стоявший внутри шум заглушал все доносившиеся снаружи звуки.

— Там ничего нет! — прорычал Таккик, роясь в груде непонятных блестящих, шуршащих, мягких и твердых предметов. С раздраженным сопением Таккик снова опустился на все четыре лапы и принялся брезгливо скрести когтями по земле.

— Не расстраивайся, — сказала Каллик. — Мы еще найдем что-нибудь.

— Не утешай меня! — взорвался Таккик. Он быстро огляделся по сторонам, посмотрел на огнезверей, а потом снова перевел взгляд на Каллик: — Я вовсе не бесполезный комок шерсти!

— Конечно нет! — пробормотала Каллик, растерянно глядя на него. — Я знаю.

— Да ты только и делаешь, что восхищаешься этими дурацкими медведями! Думаешь, что они такие расчудесные, что они всех нас кормят, ловят дичь и решают, куда идти! — Он со злобой ударил лапой по металлической коробке. — Между прочим, я тоже, как и ты, очень долго выживал один, без всякой помощи. И ничего, не умер. А ты относишься ко мне, как к беспомощному младенцу!

— Неправда! — виновато пробормотала Каллик. — Я просто… Мне кажется, что весь этот мир для нас чужой. Мы с тобой не созданы охотиться в лесу, понимаешь? Вот доберемся до льда, там все станет по- другому.

Но Таккика было уже не остановить.

— Да что с тобой говорить! Ты только и делала, что ругала моих старых друзей, — в запале продолжал он. — И чего ты добилась? Рассорила меня с ними, увела прочь, заставила тащиться невесть куда с другими медведями, а потом еще злишься, когда я ругаю твоих друзей! Но они ведь даже не белые, Каллик! Что они могут знать о Вечном льде? Иногда мне кажется, что ты и сама уже забыла, что ты белая медведица.

Каллик посмотрела на заросли камыша, подступавшего к самому краю берлоги. Ослепительный свет, лившийся из берлоги, мешал всматриваться во тьму, но Каллик показалось, будто она заметила в зарослях горящие глаза наблюдавших за ними медведей. Неужели они слышали весь этот дурацкий разговор?

— Ну вот! — сердито зарычал Таккик. — Ты меня даже не слушаешь! Ты опять думаешь о них.

— Прости меня, — взмолилась Каллик. — Я слушаю, правда. Не сердись.

— Ты говорила, что прошла огромный путь, разыскивая меня, но я все меньше понимаю, зачем ты это сделала. Ты обращаешься со мной, как с никчемным дураком, Каллик. Разве ты для этого меня искала?

— Таккик! — всхлипнула Каллик. Бросившись вперед, она хотела уткнуться носом в шерсть Таккика, но тот со злобным рычанием отскочил назад. — Прости, если я огорчила тебя. Я не хотела тебя обижать, ты же знаешь! Это правда, я очень хотела, чтобы ты пошел в это путешествие вместе со мной. Я знаю, что наша мама тоже хотела бы этого.

— Мама умерла, — буркнул Таккик. — Мы с тобой не знаем, как бы она отнеслась к этой затее.

— Мне кажется, ей бы понравились эти медведи, — осторожно сказала Каллик, кивая на темные заросли камыша. — Они храбрые, а наша мама всегда была смелой.

Она слишком поздно поняла, что этого ей не следовало говорить. Шерсть на загривке у Таккика встала дыбом, он оскалил клыки и зарычал:

— Не смей мне талдычить об их храбрости! Мне надоело слушать, какие они прекрасные, смелые и замечательные! Я ничуть не хуже, поняла? И я тоже храбрый. Вот, гляди!

— Стой, Таккик! — в ужасе крикнула Каллик, пытаясь удержать брата, но тот уже выскочил из тени и решительно зашагал к ближайшему огнезверю. Высунув голову из-за угла берлоги, Каллик отчаянно закричала: — Вернись, Таккик! Оставь его в покое!

Она в страхе смотрела на огромных огнезверей, которые при желании могли бы с легкостью раздавить ее брата своими здоровенными круглыми лапами. Потом в отчаянии обернулась к темным камышам. Может быть, ей только показалось, что там прячутся медведи? А если они все-таки там, то как поведут себя? Они тоже испугались за Таккика или в глубине души надеются, что огнезверь раздавит этого назойливого медвежонка и они смогут продолжить путь без него?

Но для Каллик все это было уже неважно. Она не могла бросить Таккика на растерзание огнезверям. Он ошибся, когда сказал, что они не знают, чего хотела бы Ниса. Каллик твердо знала, что Ниса не позволила бы ей оставить брата в беде. Собрав всю свою храбрость, она вышла из-за угла следом за братом.

Таккик стоял перед самым носом ближайшего огнезверя. Огромное чудовище нависало над ним как гигантская, сверкающая, ужасно вонючая гора. Два круглых пустых глаза бесстрастно взирали на Таккика.

Принюхиваясь, Каллик подбежала к брату. Огнезверь не шелохнулся.

— Он мертвый? — шепотом спросила Каллик. — Но если он умер, то почему стоит, а не падает?

— Эх ты, ничего не понимаешь! — высокомерно фыркнул Таккик. — Он спит. Огнезвери всегда такие, когда спят. Эй, огнезверь! Где твоя шкура? Наверное, кто-нибудь спустил ее с тебя, пока ты дрых? Ты такой тупой, что и не заметил потери! Ха-ха-ха, голый тупой дурень!

— Тише, перестань! — вскрикнула Каллик. — Зачем ты его дразнишь?

— Да он все равно не слышит, — ответил Таккик. — Огнезвери вообще глухие. И тупые, их даже тюлень обманет! — он сказал это очень громко, но огнезверь даже не шелохнулся. Просто стоял и молчал, словно неживой.

— Хорошо, Таккик, я тебе верю, — поспешно ответила Каллик. — Ты очень-очень смелый. — Зато у нее самой лапы мелко тряслись от ужаса. Громкий стук, раздавшийся со стороны берлоги, заставил ее подскочить от страха. Снова послышался гул голосов мягколапых и запахи еды. Пусть огнезверь спит, но мягколапые-то не спят! Они в любой момент могут выбежать из своей берлоги с палками наготове! Глупый, глупый Таккик, неужели он этого не понимает?

— Думаешь, это смелость? — усмехнулся Таккик. — Смотри, что сейчас будет!

К ужасу Каллик, он поднялся на задние лапы и что было силы ударил передними по морде огнезверя.

И тут случилось самое страшное.

— АРРАУ-АРРАУ-АРРАУ-АРРАУ-АРРАУ-АРРАУ! — оглушительно завыл огнезверь.

Не помня себя, Каллик бросилась к металлической коробке. Ей казалось, что у нее сейчас вся шерсть выпадет от страха, а сердце колотилось с такой силой, словно хотело заглушить вопли огнезверя. Съежившись за металлической коробкой, Каллик не сразу поняла, что Таккик тоже сидит рядом, уткнувшись носом в ее шерсть. Он дрожал с головы до ног и не открывал глаз.

Огнезверь продолжал орать, но почему-то не торопился пускаться в погоню за обидчиками.

— Теперь он нас найдет и съест? — спросила Каллик.

Таккик отскочил от нее и судорожно втянул в себя воздух.

— Я никогда раньше не слышал, чтобы они так орали, — пробормотал он дрожащим, срывающимся голосом. — Салик их часто бил, но они никогда не просыпались.

— Почему он нас не ловит?

— Может, он тоже испугался? — предположил Таккик, и Каллик поняла, что он немного приходит в себя.

— Непохоже, — разуверила его Каллик. — Думаешь, мы очень грозно выглядели, когда бросились