– Были, – ответил Рег.

– За что? – встрепенулся страж порядка, представляя себе акты вандализма, облитые краской дорогие шубы и бомбежки исследовательских центров по экспериментам над животными.

– За браконьерство, – признался мой друг.

Разумеется, его тут же отпустили восвояси. Вот вам один из великого множества случаев, вследствие которых при общении с полицейскими я всегда выказываю неведение, полное тайного злорадства. Каменные задницы, что приперлись к нам по поводу смерти Фарли, ни на йоту не изменили моего мнения; то были два здоровяка в просторных кожаных куртках с резинкой на талии, позволявших им, насколько я понял, вдоволь угощаться дешевыми пирогами и жареной картошкой в служебной столовой. К их чести, однако, надо заметить, что столь высокого уровня дисциплины я еще у работников полиции не наблюдал. Представьте: прежде чем прийти, они позвонили и предупредили!

Заявились они к нам в нетипично жаркий для конца апреля день; то есть, если сидеть в нашей прохладной кухне, было совсем не жарко, даже приятно, но если весь день таскаться в костюме из вискозы и дешевых ботинках… В общем, дамы могут разгорячиться, джентльмены – перегреться, лошади потеют, а эти ребята, появившись у нас на пороге, были взопревшими, как участники конкурса «Кто выпьет больше пива».

Несмотря на предвзятое отношение, я всегда предпочитаю при общении с представителями закона вести себя цивилизованно. Это – мера предосторожности, такая же, как необходимость взять в пеший поход теплые вещи, учитывая нашу переменчивую погоду; или незапланированное возвращение домой с остановки автобуса, чтобы проверить, выключен ли утюг. Можно и не возвращаться, но по закону подлости именно в тот раз, когда вы решите не дергаться попусту, вы об этом пожалеете.

Кроме того, давая показания, чувствуешь себя как-то по-особому, как в те немногие моменты жизни, когда оказываешься в некой драматической роли, и твое мнение действительно может что-то значить.

Так что, хоть меня и опечалило отсутствие среди полицейских соблазнительной мисс Эрроусмит, я пригласил их войти, предложил присесть, и они сели неожиданно изящно, как цирковые слоны на тумбы. Я спросил, не хотят ли они чаю или тостов (они хотели, и побольше), и с помощью Джерарда ответил на вопросы касательно нашего и Фарли местонахождения в выходные.

В субботу Джерард работал допоздна, и днем в воскресенье тоже, что практически лишало его потенциальной возможности сгонять в Корнуолл и кого-либо убить. Я в субботу ходил с моим приятелем Джоном пить пиво, выпил очень много, и до пяти часов вечера в воскресенье спал, после чего отправился в гости к другу Питу, нуждавшемуся в утешении и поддержке по поводу беременности своей подружки. Полицейским понадобилось точное время и подробности разговоров, но ничего определенного насчет субботы я вспомнить не мог. Вообще никогда не запоминаю, кто что говорит вокруг меня. По счастью, в памяти всплыли названия клубов, куда мы заходили: «Кросс», где происходил какой-то дрянной танцевальный вечер, «Старт» на Уондсворт-стрит, открытый до восьми утра с не знаю какого часа вечером. В обоих клубах были установлены камеры наблюдения, так что следователь мог запросить видеозапись, подтверждающую мое пребывание там.

Беседу с Питом я запомнил лучше, потому что был горд тем, как сострил, узнав о его скором отцовстве. Я посоветовал ему смотреть на вещи со светлой стороны: по крайней мере, можно за нянькой приударить. Полицейский № 2 неприятно усмехнулся, но № 1 только сказал: «А не рановато ему заглядываться на нянек?» Бывают же такие буквоеды.

Еще я вспомнил, что позавидовал Питу – не столько из-за ребенка, сколько из-за того, что он вот-вот поднимется на новую ступень, и готов к этому, – так что мы еще немного поболтали о новом мотоцикле, который я планирую купить на деньги, что у него отныне будут уходить на кроватки, коляски и прочую дребедень. Он ответил что-то вроде: «На твоем месте я бы не был так уверен», из чего я заключил, что его не так уж радует перспектива тихого семейного счастья и он подумывает, не пойти ли на попятный. От Пита я вышел около часа ночи.

– И ровно в 10.35 был на работе, – поспешно добавил я, заметив недобрую ухмылку стража № 2. № 1 что-то черкнул в своем блокноте.

Я заглянул туда и прочел: ЖЕНАТ НЕ БЫЛ (в 32 года!!!). РАЗВЕДЕН НЕ БЫЛ. СНИМАЕТ КВАРТИРУ ВДВОЕМ С ДРУГОМ!!!!!! Еще он написал слово БИТА и под ним – Джерард Росс, а чуть правее – ЛУНКА и мое имя, затем схематическое изображение двух игроков в крикет, хотя, по-моему, биты и лунки здесь значили то, что значат обычно – тип сексуальной деятельности.

Как я с сожалением успел понять, наши гости всерьез задались вопросом: «Гомик он или нет?», который возникает у многих в отношении Джерарда. Сомнения подогревает его худоба, привычка размахивать руками и абсолютный пофигизм. У тех, кто знает его ближе, подобные мысли никогда не возникают, поскольку ни один нормальный гомосексуалист не может настолько не понимать женщин и не уметь одеваться со вкусом. Кроме того, я с легкой тревогой отметил, что по аналогии (так работает мысль у всех полицейских, если они честно выполняют свой служебный долг) меня тоже сочли «голубым».

Что хорошо – кажется, им понравилась наша собака. С утра в тот день я вымыл ее шампунем от блох, придавшим шерсти животного интригующий запах лимона. Детектив № 1 почесал псину за ушком и сказал, что от его жены пахнет точно так же. Все засмеялись, кроме цокнувшего языком Джерарда и Рекса, который фыркнул, в буквальном смысле слова вырвавшись из рук закона. Он – зверь чуткий, и, судя по недовольному выражению морды, несомненно, заметил, что детектив № 1 незнаком с дезодорантами.

Иногда, мне кажется, трудно поверить, что у меня есть собака – ведь о ней надо заботиться, выгуливать, кормить. Но такой уж я есть – каждый день две прогулки с Рексом в парке, без выходных и праздников, и вожу знакомство с продавщицей из зоомагазина. С одной стороны, я горжусь собой, с другой – остро ощущаю несвободу. Вопрос о кругосветном путешествии или о работе, куда нельзя прийти с собакой, для меня просто закрыт. Иногда, если Джерард не заходит домой после работы, я не могу даже позволить себе завалиться куда-нибудь выпить, потому что должен сперва зайти домой, чтобы вывести и покормить Рекса. Фарли, бывало, говорил, что преимущество детей перед домашними животными в том, что всю скучную работу можно взвалить на жену, а на свою долю оставить одни развлечения – например, сводить ребенка на футбольный матч или блеснуть перед ним остатками былой спортивной формы. Разумеется, он шутил.

Итак, наши алиби были безупречны, руки чисты, страницы в тетрадях не запятнаны кляксами, и, наблюдая, как собака чешет себе лапой за ухом, мы на минуту поверили, что в мире все спокойно. Я отдал полицейским ключи от квартиры Фарли, умолчав о нашем визите к Элис, и счел свои обязанности исчерпанными. Тут-то, в порядке легкой, непринужденной болтовни, меня угораздило небрежно заметить, что у детектива № 1 нет корнуэльского акцента. Это было ошибкой.

– Нет, сэр, – кивнул он, засовывая большие пальцы под врезавшийся в пузо ремень, – я вообще-то с Юго-Запада. Здесь у вас слишком много машин, люди все куда-то бегут.

В голосе его сквозило тайное осуждение, будто я лично каждое утро выходил на улицу с единственной целью – подгонять прохожих. Страж порядка посмотрел прямо на меня, затем на магнитную доску для заметок, рядом с которой сидел; на уровне его глаз висела фотография времен нашего последнего отпуска: Джерард в клетчатой рубашке, плетущийся по какой-то дороге в Греции. Я пририсовал ему усы и подписал под фотографией: «Я таков, каков я есть». Правда, почему-то мне показалось, что детективу № 1 подобные изыски остроумия недоступны.

– Я часто думал: как было бы здорово жить в какой-нибудь тихой глубинке, – попытался я навести мосты.

– Пензанс не глубинка, а оживленный современный город, – возразил № 1 с усилившимся к концу фразы корнуэльским акцентом. – Правда, мы не в самом центре Пензанса, а немного в стороне.

– Да, конечно, – поддакнул я. – Нет, серьезно, я уверен, там намного лучше, чем здесь. У нас на улицу выйти невозможно, чтобы на тебя не напали и не залезли бы к тебе в квартиру. Иногда одновременно.

– Да будет вам известно, в Корнуолле, что бы вы тут ни думали, преступность тоже на уровне, – вступил в разговор детектив № 2.

– Наверное, это обычное дело, – вставил Джерард несколько небрежнее и спокойнее, чем могло бы понравиться полицейским.

Последовала краткая пауза, в течение которой полицейские собрались с мыслями, а пес перебазировался ближе к двери в коридор. Он, как я уже замечал, животное исключительно чуткое, и я могу лишь предположить, что он ощутил растущее напряжение и решил на всякий случай подготовиться к бегству.