не определили.

Экипажу сооружены памятники в Перу и в Москве на Новодевичьем кладбище.

Это был трагический год в истории совсем еще молодого полка, летевшего на самом мощном в мире военно-транспортном самолете.

19 декабря 1970 г. при выполнении спецзадания по оказанию помощи населению Восточного Пакистана, пострадавшему от стихийного бедствия, потерпел катастрофу экипаж Ан-22 подполковника Н. Скока (борт. № 09305).

Через 40 минут после вылета из аэропорта Дакка выключились все четыре двигателя. Комиссия определила, что причиной трагедии в этом случае явился обрыв лопасти одного из воздушных винтов и повреждение ею систем управления.

Экипаж запустил один двигатель и пытался произвести посадку на аэродроме, оказавшемся на маршруте в пределах визуальной видимости. Расчет при выполнении вынужденной посадки оказался неточным, с большим перелетом приземления в конце полосы. Самолет за ее пределами столкнулся с препятствиями и разрушился.

Как установили специалисты: разрушение воздушного винта произошло вследствие несовершенной технологии изготовления его лопастей. В комлевой части лопасти ее профиль формировался с помощью напрессовывания пластмассы, а лишний материал после пресс-формы удалялся фрезерованием. Неточность этой операции допускала незначительный надрез (риску) силовой части лопасти, возникал концентратор напряжения, значительно снижавший ее рабочий ресурс. Обрыв лопасти сопровождался большим дисбалансом с последующим разрушением силовой установки.

Происшедшая ранее (18 июля 1970 г.) катастрофа Ан-22 № 09303, вылетевшим из Кефлавика, не была расследована из-за отсутствия свидетелей и объективных данных аварийных самописцев. Поэтому можно лишь предполагать, что возможная причина гибели самолета Ан-22 № 09303 такая же, что и при катастрофе Ан-22 № 09305.

В 21 декабря 1971 г. в Сеще разбился самолет Ан-22 № 05–01. Погиб экипаж В. Ефремова и наш инженер-экспериментатор Земцов Олег Юрьевич.

Произошло это при выполнении испытательного полета с целью замера в элементах управления. Вследствие чрезмерного отклонения рулей направления 'Антей' вошел в глубокое скольжение. Пытаясь не потерять высоту, командир взял штурвал 'на себя', что привело к выходу на критические углы атаки и перевороту самолета.

Этот режим был за пределами эксплуатационных, и в летной оценке акта государственных испытаний Ан-22 отмечено наличие критического угла скольжения на крейсерском режиме, выше которого наступает путевая неустойчивость, с опасными проявлениями.

Пролетев немного над морем, Ан-24 круто свернул направо и пошел вдоль Батуми с его резко обозначенными гнездами новых вы-соких домов. Стремительно надвигались Махинджаури, Зеленый Мыс, Чаква, Кобулети. Косые и толстые, как пшеничный сноп, лучи теплого солнца били в иллюминаторы левого борта. В пассажирском салоне было тепло, светло, весело и шумно. Пассажиры местной линии, в отличие от тех, кто летает на дальнее расстояние, чувствовали себя в Ан-24, как в электричке или автобусе: сумки с яблоками, грушами, каштанами, хурмой покоятся на коленях, чемоданчики и пакеты под руками, плащи и пальто не сняты. Незачем основательно располагаться, так как через 25 минут рейс будет закончен.

По широкому проходу, с подносом в руках скользила стройная девушка – стюардесса Надежда Курченко. Она дошла до последних кресел в хвосте самолета, раздала леденцы всем пассажирам, а раньше других – двум мужчинам, расположившимся на первых креслах у самого входа в малое багажное отделение и кабину пилотов. Крайним к проходу сидел широкоплечий, с непокрытой головой, лобастый, с приплюснутым носом, сомовьим ртом и недобрым взглядом мужчина. Рядом с ним, у стенки, примостился молодой, лет двадцати, очень похожий на пожилого. На обоих – непромокаемые, наглухо застегнутые плащи.

Возвращаясь назад, к кабине пилотов, Надя обратила внимание на сигнальную лампочку, вспыхнувшую над передними креслами. Вызывали стюардессу. Улыбаясь, она подошла к пассажирам, чуть наклонила голову:

— Что вы хотите, товарищи?

Она назвала товарищами тех, кто убил ее спустя минуту.

Пожилой дядька молча и резко откинул полы своего плаща, и Надя увидела в его руках два пистолета и авиаконверт с красно-голубой мережкой.

— Передай это пилотам. Инстинктивно она выхватила из рук налетчика конверт и рванулась в темное багажное отделение, отделяющее кабину пилотов от пассажирского салона. Она спешила предупредить товарищей об опасности.

В конверт с красно-голубой мережкой был вложен ультиматум. Неумелой рукой, с явными погрешностями против элементарной грамотности, на пишущей машинке были выбиты такие слова:

НАЛЕТ НА САМОЛЕТ! НЕ СОПРОТИВЛЯЙТЕСЬ, ИНАЧЕ СМЕРТЬ! ПРИКАЗЫВАЕМ ЛЕТЕТЬ К ГРАНИЦЕ.

Жирная линия, начертанная красной тушью, предписывала маршрут: 'Сухуми – Батуми – Самсун'.

…В Батумском аэропорту около кассы он появился за десять минут до отлета самолета. Назвав вымышленную фамилию, купил два последних билета, для кого-то забронированных. Кресла первого ряда отец и сын заняли в самый последний момент.

Самолет еще набирал высоту, когда бандиты вручили стюардессе конверт с ультиматумом.

Надя Курченко, как я уже сказал, стремительно рванулась к своим друзьям. Налетчик мгновенно понял, на что решилась девушка. Его тщательно продуманный годами план срывался. Старый стреляный волк Пранас Стаско Бразинскас что-то выкрикнул сыну и бросился за Надей. Он не успел догнать ее. Надя вскочила на порог пилотской кабины и с криком: 'Нападение!..' – упала на пол, сраженная двумя пулями. Одна, как показало вскрытие в госпитале Трабзона, застряла в правом бедре, другая пробила плечо, правую подмышечную область, прошла через всю грудную клетку и, поразив аорту, сосудистый пучок левого легкого, вышла слева на уровне шестого ребра. Характер раны засвидетельствовала впоследствии Зинаида Ефремовна Левина, врач, пассажирка Ан-24. И я слово в слово записал то, что она мне рассказала в Батуми, вернувшись из Трабзона.

Смерть Нади была мгновенной.

Налетчик с пистолетом в одной руке и гранатой в другой, ворвался в кабину пилотов. Третья пуля была направлена в командира корабля Георгия Чахракия, четвертой был тяжело ранен в грудь штурман Валерий Фадеев. Пятая и шестая пробили бортмеханику Оганесу Бабаяну пиджак и задели живот. Седьмая продырявила алюминиевую трубку кресла, в котором сидел второй пилот Сулико Шавидзе…

Когда угнанный самолет вернулся в аэропорт Батуми, я насчитал 24 пробоины.

Пока отец-бандит расстреливал экипаж, сын-бандит прикрывал его огнем. Стоя спиной к пилотской кабине, он стрелял из обреза и пистолета в пассажирский салон.

Старший Бразинскас сорвал с головы командира корабля наушники с микрофоном, уткнул в его