очень скоро, но ситуация останется той же, что и раньше. На самом деле, я не вижу причин, почему главенствующая сила, например, Великобритания, не может править воздухом так же, как и морем. Не желая выступать в качестве предсказателя, я все же не колеблясь скажу, что ближайшие годы станут свидетелями установления 'воздушной власти, и ее центр может оказаться недалеко от Ньо Йорка. Но все- таки люди будут летать.

Идеальное развитие принципа войны неизбежно привело бы к преобразованию в энергии воины в чистый потенциал, взрывную энергию, как в электрическом конденсаторе этом виде военная энергия может поддерживаться без приложения усилий; и она ста намного меньше по количеству, и в то же время несравненно более эффективной.

Что касается безопасности страны в отношении вторжения извне, интересно отметить, что она зависит лишь от относительного, не абсолютного, количества индивидуумов или амплитуды сил, и что если каждая страна уменьшит военную силу в одной и той же пропорции, безопасность останется неизменной. Международное соглашение с целью уменьшения | до минимума военной силы, в свете настоящего все еще недостаточного образования масс, абсолютно необходимо, и оно было бы, как кажется, первым рациональным шагом по направлению к снижению силы, тормозящей человеческое движение.;

По счастью, существующая ситуация не может продолжаться бесконечно, потому что новый элемент начинает предъявлять свои права. Изменения к лучшему неизбежны, и я теперь постараюсь показать, каким, в соответствии с моими идеями, будет первый шаг вперед в установлении мирных взаимоотношений между народами, и как он в итоге будет сделан.

Давайте вернемся к самому началу, когда единственным законом был закон сильного. Свет разума еще не был зажжен, и слабый был полностью на милости сильного. Тогда слабый индивидуум начал искать способ защитить себя. Он использовал дубину, камень, копье, пращу, или лук и стрелы, и с течением времени вместо физической силы главным решающим фактором в битве стал интеллект. Дикие нравы постепенно смягчились, когда стали пробуждаться возвышенные чувства, и так, незаметно, после многих веков постоянного прогресса, мы пришли от грубой драки неразумных животных к тому, что мы называем сегодня 'цивилизованным ведением войны', когда бойцы жмут друг другу руки, по-дружески беседуют и курят в антрактах сигары, готовые вновь по сигналу ввязаться в смертельную схватку. Пу: ть пессимисты говорят, что хотят, здесь налицо абсолютное доказательство огромного; и радующего прогресса.

Но сейчас спросим, какая следующая фаза этого развития? В любом случае, никак не мир. Следующим изменением, которое естественным образом следует из современных достижений, должно стать постоянное сокращение численности индивидуумов, участвующих в сражении. Машина будет чрезвычайно большой мощности, но для управления ею потребуется всего лишь несколько индивидуумов. Эта эволюция будет все делать машины и механизмы со все меньшим числом индивидуумов все более и более значимыми в качестве элемента военных действии, и абсолютно неизбежным следствием этого будет отказ от больших, неповоротливых, медленно движущихся и неуправляемых средств. Наибольшая возможная скорость и максимальное отно- шение энергия-доставка боевой машины станут главной целью. Потери жизни будут становить- ся все меньше и меньше, и в конце концов, по мере уменьшение количества индивидуумов, в битве будут сходиться только машины, не проливая крови, а народы будут просто заинтересо- ванными, амбициозными зрителями. Когда наступит эта прекрасная ситуация, мир будет гаран- тирован. Но неважно, до какой степени разовьются скорострельное оружие, сверхмощные пушки, разрывные снаряды, торпедные лодки, или другие орудия войны, не важно, насколько они могут стать разрушительными, та ситуация никогда не будет достигнута ни через какое по- добное развитие. Все эти орудия требуют для их управления наличия человека; люди являются необходимыми деталями этих машин. Их цель — убивать и разрушать. Их сила в их способ- ности творить зло. Пока в битве сходятся люди, она будет кровопролитной. Кровопролитие всегда будет подогревать варварские страсти. Чтобы прекратить эти жестокие нравы, надо сде- лать радикальный шаг, должен быть введен совершенно новый принцип, что-нибудь, чего ни- когда не было в ведении войны — принцип, который принудительно, неизбежно превратит битву в простое зрелище, спектакль, состязание без потери крови. Чтобы добиться этого ре- зультата, нужно, чтобы обходилось без людей: машина должна драться с машиной. Но как это- го достичь, ведь это кажется невозможным? Ответ достаточно прост: создать машину, которая могла бы действовать как если бы она была частью человеческого существа — не просто меха- ническое приспособление, состоящее из рычагов, винтов, колес, муфт, и ничего более, но маши- на, воплощающая в себе более высокий принцип, который позволит ей выполнять свою работу так, словно у нее есть интеллект, опыт, разум, суждение и ум! Это утверждение — результат моих размышлений и наблюдений, в течение практически всей моей жизни, и сейчас кратко опишу, как я пришел к реализации того, что на первый взгляд кажется невыполнимой мечтой.

Давно, когда я был мальчишкой, я страдал странным недугом, который, по-видимому, был обусловлен исключительной возбудимостью сетчатки. Это было возникновение картин, кото- рые своей устойчивостью затмевали видение реальных объектов и взаимодействовали с мысля- ми. Когда мне говорили слово, образ объекта, который оно обозначает, живо возникало перед моим взором, и часто для меня было невозможно сказать, реален ли объект, который я вижу, или нет. Это вызывало у меня огромный дискомфорт и беспокойство, и я изо всех сил пытался освободиться от наваждения. Но долгое время все мои попытки были напрасными, и у меня ни- чего не получалось, пока, как я все еще ясно помню, когда мне было около двенадцати лет, у меня не получилось первый раз, усилием воли, отогнать образ, который мне явился. Никогда я не был настолько полностью счастлив, как тогда, но к сожалению (как я тогда думал), старая беда вернулась, а с ней и мое беспокойство. С этого времени и начались те самые наблюдения, о которых говорил. А именно, я заметил, что когда бы не появлялся перед моим взором образ объекта, я до этого видел что-то, что напомнило мне о нем. В первые разы считал это чисты- ми совпадениями, но скоро я убедился, что это не так. Зрительное впечатление, сознательно или бессознательно полученное, неизменно предшествовало появлению образа. Постепенно во мне появилось желание каждый раз находить, что заставило образ появиться, и удовлетворе- ние этого желания вскоре превратилось в настоятельную потребность. Следующее наблюдение, которое я сделал, состояло в том, что точно так же, как эти образы возникали в результате че- го-то, что я увидел, так же и мысли, приходящие мне в голову, подсказываются похожим обра- зом. И снова я ощутил желание обнаруживать образ, вызвавший мысль, и этот поиск исходного зрительного впечатления вскоре стало второй натурой. Мой разум стал действовать автоматически, и в течение последующих лет, почти бессознательно, я приобрел способность находить каждый раз, и, как правило, мгновенно, зрительное впечатление, которое запустило мысль. И это не все. Вскоре после этого я осознал, что также и все мои движения были подсказаны тем же путем, и так, постоянно ища, наблюдая и проверяя, год за годом, я каждой своей мыслью и каждым своим действием показал, и делаю это ежедневно, к полному своему удовлетворению, что я являюсь автоматом, наделенным энергией движения, который просто отвечает на внешние стимулы, бьющие по мои органам чувств, и думающий и двигающийся действующий соответственно. Я помню всего один или два случая за всю мою жизнь, когда я не мог обнаружить первое впечатление, которое подсказало движение или мысль, или даже сон.

При наличии такого опыта было просто естественным, что мне, давно, пришла идея сконструировать автомат, который бы механически представлял собой меня, и который бы откликался, как это делаю я, но, конечно, в гораздо более примитивной манере, на внешние воздействия. Такой автомат очевидно должен был обладать двигательной энергией, органами для передвижения, управляющими органами, и одним или более органов чувств, приспособленных так, чтобы они реагировали на внешние стимулы. Такая машина, как я считал, двигалась бы на манер живого существа, потому что она бы обладала всеми главными механическими свойствами или элементами оного. Оставались еще способность к росту, размножению, и, превыше всего, разум, которые бы требовались, чтобы сделать модель полной. Но в данном случае рост был необязательным, потому что машина могла создаваться уже полностью выросшей, скажем так. Что до способности к размножению, ее тоже можно было оставить за пределами рассмотрения, потому что в механической модели это означает просто процесс производства. Сделан автомат из мяса и костей, или из дерева и стали, разница невелика, если только он может выполнять все функции, которые от него требуются как от разумного существа. Чтобы это делать, у него должен быть элемент, соответствующий мозгу, который бы выполнял управление всеми его движениями и функциями, и побуждал бы его действовать, в любом непредвиденном случае, который может представиться, со знанием, разумом, суждением и опытом. Но этот элемент я мог легко воплотить в нем, передав ему мой собственный