разве что с моего позволения. Юноша унаследовал некоторые качества своего отца; он обладает отвагой, смущающей такого ученого педанта, как я. Но почему-то он нравится мне больше, чем кто-либо другой, больше, чем какой-либо другой мужчина когда-либо нравился, даже больше, чем его дядя, мой старый друг Роджер Мелтон; а Господь знает, сколько у меня было причин любить Роджера Мелтона. Теперь же добавились и новые. Меня очень порадовало то, что молодой путешественник был растроган, узнав, как много дядя думал о нем. Он по-настоящему храбр, но смелые подвиги не лишили доброты его сердце. Я с удовольствием возвращаюсь мыслью к тому, что Роджер и сэр Колин, оба, с одинаковым восторгом восприняли предусмотрительность и великодушие Руперта в отношении мисс Макелпи. Старый воин будет ему хорошим другом, или я совсем не разбираюсь в людях. С таким законоведом, как я, с таким старым воином, как сэр Колин, с такой истинно благородной женщиной, как мисс Макелпи — а она боготворит землю, по которой ступает Руперт, — с такими проявляющими о нем заботу людьми и при его замечательных личных качествах, при его чудесном знании мира, при громадном состоянии, которое, несомненно, достанется ему, молодой человек далеко пойдет.
Письмо Руперта Сент-Леджера мисс Джанет Макелпи, в Крум
Моя дорогая тетушка Джанет,
все завершилось — я имею в виду первый этап дела, во всяком случае, я понимаю так. Я буду вынужден оставаться в Лондоне в течение нескольких дней, а может быть, недель, пока не будут осуществлены некие процедуры, необходимые в связи с принятием мною наследства, завещанного дядей Роджером. Но как только смогу, дорогая, я сразу же приеду в Крум и проведу с тобой столько времени, сколько будет возможно. Тогда я расскажу тебе все, что имею право рассказать, и еще раз лично поблагодарю за твое согласие отправиться вместе со мной в Виссарион. Как бы мне хотелось, чтобы моя дорогая мать была сейчас жива и тоже поехала с нами! Я знаю, она бы с удовольствием поехала, а тогда мы, трое, пережившие вместе старые трудные, но и добрые времена, точно так же делили бы новые радости. И я бы постарался отблагодарить вас обеих за заботу и отплатить вам любовью за любовь… Но теперь тебе, дорогая, придется принять целиком это бремя любви и благодарности, потому что мы с тобой остались вдвоем. Впрочем, мы не совсем одни, как прежде, ведь у меня теперь двое друзей, к которым я уже успел очень привязаться. Один из них так же дорог и тебе. Сэр Колин чудеснейший человек; таков же, по-своему, и мистер Трент. Мне повезло, тетя Джанет, что двое таких людей пекутся о моих делах. Разве не так? Я пошлю тебе телеграмму, как только буду близок к завершению формальностей; и пожалуйста, припомни все, чего тебе когда-либо хотелось в жизни, а я — если смертный способен осуществить эти мечты — привезу тебе желаемое. Ты же не помешаешь мне испытать это великое удовольствие, ведь нет, дорогая? До свидания.
Любящий тебя
Из записок Э. Б. Трента
Официальная встреча, в которой участвовали мы с сэром Колином и Руперт Сент-Леджер, прошла весьма успешно. Я ожидал, что Руперт Сент-Леджер безоговорочно примет все условия, поставленные или подразумеваемые в завещании Роджера Мелтона, и когда мы уселись вокруг стола — это, между прочим, церемонность, к которой мы все были готовы, потому что мы непроизвольно расселись за столом на некотором расстоянии друг от друга, — первыми словами Сент-Леджера были вот эти:
— Уж поскольку мне надлежит пройти эту процедуру, я хотел бы сразу сказать, что принимаю все и всяческие условия, обдуманные дядей Роджером; а значит, я готов поставить свою подпись и печать на любом документе, который вы, сэр, — он повернулся ко мне — посчитаете необходимым или желательным получить от меня и который вы оба одобрите. — Он встал и прошелся по комнате, мы же с сэром Колином продолжали спокойно сидеть на своих местах. Затем он вернулся за стол и спустя несколько секунд, справившись с нервозностью, каковая, я подозреваю, ему не свойственна, проговорил: — Надеюсь, вам обоим ясно — конечно же, ясно, я знаю, и я останавливаюсь на этом только потому, что того требует официальная процедура, — вам ясно, что я желаю принять эти условия, и сразу же! Я делаю это, поверьте мне, не для того, чтобы получить огромное состояние, но ради человека, который завещал его. Человек, который любил меня, верил в меня и, однако, имел силы держать свои чувства в тайне, который мысленно следовал за мной в дальних странствиях, в отчаянных экспедициях, который, оставаясь на другом конце света, в любой момент с радостью протянул бы мне руку помощи и спас бы меня, не был рядовым человеком; и подобная забота о сыне его сестры указывает на любовь необычного свойства. Поэтому моя мать и я, мы вместе принимаем завещанное им, каковы бы ни оказались последствия такого шага. Я всю ночь обдумывал этот вопрос и никак не мог преодолеть чувство, что моя мать находится где-то рядом. Единственное, что удержало бы меня от шага, который я намерен сделать и решил сделать, — это было бы ее неодобрение. Но она, я чувствую, одобрила бы мое намерение, поэтому я делаю этот шаг. Что бы ни случилось в дальнейшем, я буду следовать по пути, назначенному для меня дядей. Да поможет мне Бог!
Сэр Колин встал, и, должен сказать, я никогда не видел фигуры воинственнее. Он был в парадном мундире, при всех регалиях, потому что с нашей встречи шел на прием в королевский дворец. Сэр Колин вынул свой меч из ножен и опустил обнаженный меч на стол перед Рупертом со словами:
— Вы, сэр, отправляетесь в чужую и опасную страну — я читаю о ней с тех пор, как мы с вами встретились, — и будете почти один среди жестоких горцев, которые негодуют против самого присутствия иноземца, а ведь вы для них таковой. Если вы окажетесь в беде и пожелаете, чтобы кто-то встал с вами спина к спине, подняв меч, надеюсь, вы окажете мне эту честь! — Произнеся это, он указал на свой меч. Руперт и я теперь тоже стояли — нельзя было не встать, присутствуя при подобном акте. — Вы — я этим горжусь — в родстве с моей фамилией; и, видит Бог, я жалею, что не в близком родстве со мной!
Руперт пожал ему руку и склонил голову перед ним, прежде чем ответил:
— И я тоже горжусь родством с вами, сэр Колин; нет большей чести, чем та, которую вы только что оказали мне. Лучшим способом доказать вам, как я ценю ваше предложение, будет обратиться к вам, если я когда-нибудь окажусь в беде. Ей-богу, сэр, это же повторение истории! Тетушка Джанет часто рассказывала мне, когда я был юн, о том, как Макелпи из Крума положил свой меч перед принцем Чарли.[80] Надеюсь, я смогу сообщить ей о произошедшем, и она будет очень рада и горда. Не думайте, сэр, что я вижу в себе второго Карла Эдуарда.[81] Просто тетя Джанет так добра ко мне, что я мог бы вообразить себя им.
Сэр Колин величественно поклонился:
— Руперт Сент-Леджер, моя дорогая племянница — женщина очень рассудительная и проницательная. Более того, я думаю, у нее есть дар ясновидения, являющийся нашим родовым наследием. И я согласен с моей племянницей во всем!
Сцена была очень церемонной, и мне показалось, что я перенесся во времена потомков Якова II.[82]
Однако нам надлежало действовать — мы собрались ради будущего, а не ради воспоминаний о прошлом; поэтому я представил на рассмотрение участников встречи краткий документ, заранее мной подготовленный. Вслед за твердо провозглашенным им намерением принять условия завещания и доверительных писем я предложил Сент-Леджеру оформить документ принятия. Я вновь, соблюдая формальности, спросил у мистера Сент-Леджера о его намерениях и, вновь услышав, что он принимает условия, пригласил в комнату двух моих клерков в качестве свидетелей. Еще раз, в их присутствии, задав тот же вопрос мистеру Сент-Леджеру и получив подтверждение, я попросил его и свидетелей поставить
