В комнате панотца было чрезвычайно тепло и уютно; сквозь запушенные снегом окна проникал слабый матовый свет догоравшего зимнего дня. На косячке у образов теплилась лампадка. Кругом было тихо… Только изредка доносились издали слабые вздохи уже утомившейся метели.
Уложив Галину, Мазепа опустился на колени у ее изголовья и, обвив ее шею руками, молча прильнул своими устами к ее горячим устам и замер у нее на груди… В этом долгом, страстном поцелуе сказывались без слов все муки, все терзания, пережитые обойми в долгий мучительный срок разлуки. Прижавшись головой к груди Галины, Мазепа молча сжимал ее в своих горячих объятиях… Чувство, переполнявшее их сердца, было так велико, что бессильное слово замирало на устах. Казалось, само счастье, раскинувшее над ними свои нежные крылья, с тихой улыбкой глядело на них, охраняя их от всякого зла…
Было в комнате еще третье существо, также замирающее от блаженства, — это был черный Кудлай; он пробрался незаметно в хату панотца и скромно уселся у кровати. Несколько раз уже старался он всевозможными движениями обратить на себя внимание своей хозяйки, но все было напрасно: Галина и Мазепа не замечали его. Конечно, разумное животное понимало, что первое место в сердце Галины принадлежит Мазепе, однако его уже начинало раздражать столь явное предпочтение нового знакомца старому и верному товарищу, и он решил заявить Галине о своем присутствии.
Задравши вверх морду, Кудлай издал громкий, торжествующий лай и, поднявшись на задние лапы, прыгнул передними на грудь Галины. Этот неожиданный прыжок сначала испугал Галину, но, увидевши черную морду Кудлая, она пришла в несказанный восторг.
— Кудлай! Кудлай! — вскрикнула она. — И ты здесь? откуда? как? — Она обвила мохнатую шею собаки руками и горячо прижалась к ней головой. Ободренный ласками своей госпожи, Кудлай пришел в неистовый восторг; он прыгал, вскакивал на постель, лизал Галине руки, лицо, кружился с громким лаем по комнате и снова бросался к своей госпоже. Галина со смехом отбивалась от шумных ласк верного пса.
— Каким образом он очутился здесь? Кто нашел его? — обратилась она наконец к Мазепе.
— Я, голубка.
— Ты?!
— Да, я; я прискакал к вам на хутор.
— Ты, ты был там?!
— Счастье мое! — Мазепа горячо сжал ее ручку. — Я целый год ездил повсюду, разыскивая тебя!
Торжественная минута всезахватывающего счастья была нарушена шумным вторжением Кудлая. Теперь полились счастливые речи, прерываемые радостными слезами и поцелуями. Мазепа рассказывал Галине о своих бесплодных поисках, продолжавшихся целый год, о том отчаянии, которое овладевало им при мысли, что она погибла, и как он снова начинал бросаться всюду, стараясь разыскать ее. Галина передавала Мазепе о тех муках, которые ей пришлось пережить, о своем бегстве от Тамары, о жизни в монастыре, о появлении Фридрикевича. Счастье обоих было так велико, что даже все пережитые несчастья теряли теперь для них свою горечь.
Воспоминания перемешивались с мечтами о будущем, с уверениями в вечной любви.
— Но как ты отыскал меня, как отыскал? — спрашивала Галина в десятый раз Мазепу, и Мазепа снова передавал ей всю историю встречи с шляхтичем и подвиг Кудлая, который указал им путь.
— О, если бы не проклятая метель, — заключил он со вздохом, — мы бы не сбились в поле, и тогда злодей не успел бы обмануть тебя… Но как ты могла поверить ему?
— Я и не поверила сначала, но он сказал, что если я не согласна, то он отвезет меня сейчас назад в монастырь и тогда… тогда я увижусь с тобой только через год. Когда он это сказал мне — я забыла все… я…
— Голубка моя, дорогая моя! — вскрикнул Мазепа, горячо прижимая ее к груди.
— А теперь? Теперь ты уж никогда не оставишь меня? Ведь у меня нет никого, кроме тебя! — произнесла Галина, слегка отстраняясь от Мазепы и заглядывая ему в лицо своими большими и грустными, как у газели, глазами.
— Никогда! никогда! — прошептал страстно Мазепа, привлекая к себе ее головку и покрывая ее жгучими поцелуями.
Очарованные своим счастьем, Мазепа и Галина не заметили, как комнату наполнили мягкие зимние сумерки. Только приход батюшки, явившегося звать к ужину, заставил их очнуться и возвратиться к действительности.
Поздно вечером вернулся Гордиенко с казаками и объявил Мазепе, что, несмотря на самые тщательные розыски, им не удалось отыскать следов негодяев. Беглецы, конечно, скрылись в лес, окружавший деревушку; но если бы не было метели, в одно мгновение уничтожавшей все следы, они бы ни в каком случае не укрылись от преследования, а тут, — Гордиенко сплюнул на сторону и прибавил уверенно:
— Видно, сам дьявол помогал им в этом деле: весь лес исколесили и ни одной души не нашли.
Известие это встревожило Мазепу.
— В таком случае, — решил он, — нам надо немедленно же выехать отсюда!
— И не заезжать ни в коем случае в Острог, — прибавил Гордиенко, — комиссары не посмотрят на твое посольское звание, а по законному требованию Фридрикевича не только отнимут у тебя Галину, но еще задержат и нас.
— Я сам то же думал, — ответил Мазепа, — да и заезжать туда нет надобности, так как и комиссары, и Собеский передали мне уже свой ответ, и я вижу, что скорее небо преклонится к земле, чем лядское сердце к нашим нуждам.
Решено было выезжать на рассвете. Среди крестьян нашелся человек, взявшийся провести казаков окольным путем.
Рано на рассвете казаки распрощались с радушным панотцем и отправились в дорогу. В дороге все благоприятствовало путешественникам, так что они после двух недель пути достигли без всяких приключений Чигирина.
L
Трудно описать радость, охватившую Орысю, а также и Остапа, — при виде отысканной Галины, которую они привыкли уже считать мертвой. Но еще больше обрадовалась им Галина: Мазепа нарочно не говорил ей ни слова о присутствии Орыси в Чигирине, и радости Галины, когда она увидела Орысю, не было границ. До расторжения брака Галины с Фридрикевичем Мазепа поселил ее у Остапа и Орыси. Таким образом, не возбуждая никаких сплетен, он мог видеться с ней постоянно, да и Галина сразу же объявила, что теперь она не расстанется ни за что с своей подругой.
Как робкий цветочек вырастает из расселины скалы и бесстрашно колеблется над бездонной пропастью, так и счастье человеческое вырастает среди самых ужасных бедствий и, несмотря на то, что все валится, все рушится вконец, оно расцветает прекрасным цветком. В ожидании грядущих событий жизнь Галины и Мазепы покатилась потоком беспрерывной радости.
Все в Чигирине полюбили Галину; сам гетман и даже гетманша высказывали ей свое искреннее расположение. Сравнивая Марианну и Галину, все отдавали предпочтение последней. Гордая, отважная Марианна, недоступная никаким женским слабостям, невольно вызывала во всех чувство почтения и удивления, но именно в силу этого чувства отношения между нею и остальными людьми оставались всегда холодными и далекими. При виде же Галины, робкой и ласковой, прелестной, как полевой цветок, на лице самого сурового казака, не то что женщины, появлялась теплая, нежная улыбка. Особенно же привязались к Галине сердечно расположенные к Мазепе Саня и Кочубей. И Галина платила всем за это расположение самой очаровательной лаской и любовью.
Счастье свило под кровлей Остаповой хаты свое гнездышко, и она действительно превратилась в какой-то райский уголок.
Каждый вечер, за установленным всякими стравами столом собиралась дружественная компания, состоявшая из Мазепы, Галины, Остапа, Орыси и Кочубея с Саней. Впрочем, и Кудлай занимал в этих собраниях почетное место: он вошел после своего подвига в большую славу и осознанием собственного