этого необычайного оживления. Мещанин поглядел на Мазепу с таким видом, как будто увидал перед собой свалившегося с луны человека.

— Да ты, вельможный пане, не здешний, что ли? — произнес он, с недоумением поглядывая на Мазепу.

— Не здешний, угадал, брате, еду к гетману из Запорожья.

— То-то, — протянул мещанин, — ну так знай же, что неделю тому назад поймали у нас ведьму, настоящую ведьму, которая своим колдовством накликала все беды на Украйну.

— Что ты? — изумился Мазепа. — Да кто же узнал, что она ведьма?

— Кто! Многие уже раньше догадывались, а когда ее взять хотели, так нечистая сила такое творила — и–и, Господи! Все село сожгла, людей сотни две погубила! Никак нельзя было к ведьме подойти, только уже свяченой веревкой с дзвиныци удалось ее залыгать, да и то, что творилось в дороге, пока ее до Переяславля перевезли! — Старик махнул рукой и хотел было продолжать свой рассказ, но Мазепа перебил его.

— Откуда же она взялась? Где поймали ее?

— Откуда взялась? — мещанин хитро улыбнулся. — В том-то и дело, что никто об ее ведьмовстве и не догадывался, неподалеку тут от нас жила. Полковника Гострого, может, слыхал, дочка была…

— Полковника Гострого? Марианна? — вскрикнул Мазепа, не доверяя своим ушам.

— Так, так. Марианной ее звали.

— А где же он, что с ним?

— Старого ведьмака уложили, а ее вот присудили, чтобы сжечь на костре.

— Марианну, казачку нашу найславнейшую… сжечь!.. Да кто смел сказать вам, что она ведьма? — вскрикнул гневно Гордиенко.

— Не казачку, а ведьму!.. — произнес сурово мещанин. — Да разумнее нас с тобой люди на том порешили и послали приговор тот к гетману.

— Когда же казнь? — перебил его, оправившись от первого впечатления ужаса, Мазепа.

— В воскресенье, говорят. Да что она тебе — родичка, что ли? — произнес мещанин, подозрительно всматриваясь в расстроенное лицо Мазепы.

Но Мазепа уже не слушал его.

Он и Гордиенко быстро шагали по направлению к той корчме, в которой остался их отряд.

Для обоих было ясно, как Божий день, что смерть Гострого и арест Марианны были делом рук Самойловича. Известие это одинаково потрясло и Гордиенко, и Мазепу.

— Это штуки Самойловича! — произнес отрывисто Гордиенко.

— Без сомнения. Надо спасти ее.

— Во что бы то ни стало!

Придя домой, товарищи принялись обсуждать вдвоем план действий.

Известие об аресте Марианны потрясло до самой глубины душу Мазепы. Кроме чувства к самой Марианне, к ее погибшему отцу, еще и долг чести требовал от Мазепы, чтобы он спас ее.

Она, девушка, сумела вырвать его из когтей смерти, неужели же он, лыцарь, не спасет ее?

Мазепа и Гордиенко решили употребить все возможное для человека, чтобы только спасти Марианну. Целый день провели они в хлопотах и изысканиях всевозможных средств, но спасти Марианну силой не было никакой возможности. Над ней был учрежден такой сильный и строгий надзор, что надо было взять приступом прежде весь город, разрушить весь магистрат, а потом уже добывать ее. Мазепе удалось только, заплатив неслыханную сумму денег сторожам, добиться того, что ему пообещали дать ночью тайное свиданье с Марианной.

Настала наконец ночь, темная, облачная. Переодевшись в костюм одного из сторожей, принесенный ему заранее, Мазепа отправился к зданию магистрата, в глубоком леху которого томилась Марианна. Гордиенко, переодетый в такой же костюм, следовал за ним. Для безопасности оба надели под платье кольчуги.

Дойдя до мрачного здания ратуши, Мазепа и Гордиенко сказали условный пароль страже, окружавшей весь магистрат, и вошли под темные своды ворот, ведших во внутренний двор магистрата. Здесь к ним подошел начальник стражи, приставленной к темнице узницы, и молча пригласил их знаком следовать за собой. Они остановились у мрачной неуклюжей башни, подымавшейся в северном углу магистрата. Подле этой башни стояла также стража из десяти душ. Начальник велел Гордиенко остаться здесь, а Мазепу пригласил следовать за собой. Один из часовых открыл перед ними небольшую, обитую железом дверь, и они вошли в круглую комнату с низким сводчатым потолком. Комната была слабо освещена тусклым фонарем, висевшим на стене; посреди ее каменного пола виднелась большая железная плита с вделанным в нее кольцом. Подле этой плиты стояло снова двое часовых с обнаженными саблями в руках.

Начальник стражи зажег небольшой потайной фонарь, спрятанный у него цод плащом, и пригласил Мазепу следовать за собой. Стражники подняли тяжелую плиту, и они начали спускаться в глубину по крутым и скользким ступеням, выкопанным в земле. Мазепа принужден был несколько раз хвататься рукой за влажные стены, чтобы не скатиться в бездну. Так насчитал он двадцать ступеней; наконец начальник свернул в сторону и повел Мазепу по какому-то узкому коридору. Через несколько шагов перед ними замигал вдали тусклый огонек. Мазепа увидал выкопанную в земле нишу, в которой стоял большой деревянный крест, перед крестом теплилась лампадка. Подле ниши виднелась в земле круглая дыра, столь узкая, что человек с трудом мог пролезть в нее; под этой дырой стояло снова двое часовых с алебардами.

Спутник Мазепы произнес несколько условных слов, часовые передали ему и Мазепе свои алебарды, зажгли спрятанный у них потайной фонарик и начали подыматься вверх. Когда наконец слабый свет их фонарика совершенно скрылся в непроглядной тяжелой тьме, наполнявшей подземелье, и звук шагов замолкнул, спутник Мазепы указал ему на черное отверстие в земле и произнес тихо:

— Ну, теперь, пане, торопись.

— Как, туда?

Мазепа взглянул с недоумением на стражника.

— Да. Вот веревка, которою спускают ей хлеб и воду, обвяжи себя ею, а я здесь укреплю конец, когда будет время — дерни за веревку, я вытащу тебя назад. Возьми с собой и фонарь — там темно.

Молча исполнил Мазепа приказание своего спутника и, взяв из его рук фонарь, спустился в узкое отверстие, проделанное в земле. Подземелье, в которое пришлось ему спускаться, оказалось не очень высоким, так что вскоре ноги его уперлись в липкую и скользкую землю. Мазепа отвязал от себя веревку и, поднявши высоко над головою фонарь, принялся осматривать подземелье. Это была небольшая круглая яма, выкопанная в сырой земле; она была совершенно пуста: ни камня, ни даже клочка гнилой соломы не виднелось в ней. В углу Мазепа заметил какую- то женскую фигуру в длинной белой рубахе, со спутанными черными косами, спускавшимися до самых колен. На руках и на ногах ее виднелись тяжелые кандалы.

Женщина не спала; огромные черные глаза ее смотрели в упор на человека, появившегося так неожиданно в ее подземелье, но взгляд их казался страшным, безумным.

Сердце Мазепы сжалось от нечеловеческой боли при виде этого несчастного существа.

— Марианна! — вскрикнул он дрогнувшим от слез голосом. — Марианна!

При звуке этого голоса Марианна вздрогнула с головы до ног, в глазах ее блеснуло проснувшееся сознание.

— Марианна, Марианна! Ты узнаешь меня? Узнаешь? — продолжал Мазепа прерывающимся голосом, падая перед Марианной на колени и сжимая ее холодные, как лед, руки в своих горячих руках. — Это я, друг твой, брат твой, Мазепа!

— Мазепа! Боже мой! Что ж это? Смерть, сон? — простонала Марианна и вдруг, нагнувшись близко к лицу Мазепы, вскрикнула захлебнувшимся от радости голосом: — Ты, ты? Иване?