Семиметровая обительСуровой юности! Прости,Коль невниманием обиделИль раньше срока загрустил.Там так клопы нещадно жрали,Окурки дулися в лото,Там крепко думалось, едва лиНам лучше думалось потом.
4
Он жил тогда за Белорусским,И, от Заречиных бредя,Он думал с царственным и узкимПрезреньем истинных бродягОб ужине и о портьерах.И сам того не замечал,Что это детство или ересьИ повторение начал.Но это так легко вязалосьС мечтой об ужине, что он,Перебродив совсем, к вокзалуБыл просто очень утомлен.
5
Но вот и дом. Такою ночьюЕму в буран не улететь,Он фонарями притороченК почти кромешной темноте.В подъезде понял он и принял, —То беспокойство, что ловил,Звалось Заречиной МаринойИ безнадежностью в любви.
6
— Фу, видно, все-таки дождалась.— Марина?— Я.— Какой судьбой?Какими судьбами?— Ты талый.Ты каплешь весь. Да ну, постой!— Да нет, откуда?— Ну уж, знаешь,Ты не излишне comme il faut.Ты, видно, вправду не считаешьМеня особенной лафой.А ларчик просто — я к подруге.Ночую. Рядом. За углом.Да то ли детством, то ли вьюгой,Как видишь, в гости примело.
7
Пока с необъяснимым рвеньемОн снег сбивает с рукавов,Ругает стужу, ищет веникИ постигает — «каково!»,Марина смотрит, улыбаясь, —Мальчишка. Рыцарь и аскет.И только жилка голубаяПросвечивает на виске…
…9
Но было что-то, что внезапноПришло и стало тишиной,Как еле уловимый запахИ привкус горечи иной.Так всем догадкам намечатьсяИз тех, которым сужденоСтать спутником и домочадцем,Ночной тревогой и денной.И, начинаясь с «неужели»,Через секунду став «ну да»,Они придут к тебе, как шелест,И опрокинут как удар…
… 12
О мальчики моей поруки!Давно старьевщикам пошлиСмешные ордерные брюки,Которых нам не опошлить.Мы ели тыквенную кашу,
