В устье Камы выезжал.Белозубые пермячкиНа меня глядели строже,Если я их на гулянкеНевниманьем обижал.Но под осень, в душный август,Я ушел с плотовщикамиИз зеленого затонаНа шумливый нижний плес.Вышли девушки на пристаньИ махали мне платками,Их печальные улыбкиЯ под Астрахань увез.Так я странствование всё летоПо колхозам и станицам,И везде гостеприимноОткрывали двери мнеВ городах меня встречалиУлыбавшиеся лица,И не мог я стать бродягойВ нашей солнечной стране.Побывал на Черноморье,Видел город на Сураме,Дагестанские селеньяИ Донбасса рудники.И везде мне говорили:«Поживи, товарищ, с нами», —Я повсюду знал пожатьеКрепкой дружеской руки.И когда настало времяМне к пенатам возвращаться,Я не знал, куда же ехатьС этих розовых полей?..Люди все меня встречали,Как друзья и домочадцы,И везде я видел счастьеСлавной Родины своей.1939{78}
79. «Гранитный дом снарядами пронизан…»
Гранитный дом снарядами пронизан,Навылет — окна, этажи — насквозь,Как будто смерть взобралась по карнизамИ через крышу вколотила гвоздь.Торчали кверху ребра перекрытийПо вертикали срезанной стены,И мир житейских маленьких событийСтоял открытым с внешней стороны.Руины вдруг разрушенного быта,Судьба людей теперь уже не в них;Дом был как чей то в спешке позабытый,На полуслове прерванный дневник.И мертвых тел обугленная массаЕще валялась в разных этажах,И неизвестной женщины гримасаРассказывала, что такое страх.Она лежала, свесясь головоюНад черной бездной битого стекла,Она повисла вдруг над мостовоюИ закричать, наверно, не смогла.Ее лицо, забрызганное кровью,Уже лишилось линий и примет,Но как живой стоял у изголовьяЕе веселый, радостный портрет.И всем, кто видел скрюченное тело,Казалось вдруг, что женщина тепла,Что карточка от ужаса темнела,А мертвая смеялась и жила.1940{79}
