Времена возникают. Взрастает в сверканьях и дымахПлощадей небывалых суровый безумный гранит,Но ушедших от нас, и поэтому только любимых,Моя память спокойно, свободно и нежно хранит.Предстают созерцанью, полюбившему холод и ясность,Лица бывших друзей, обстановки забытых квартир.Я люблю примирившую всё неизбывную разностьМежду обликом мысли и обликом, видевшим мир.И живут невесомые доли усердных веселийИ любимыми ставшие образы старых коварств,Города, переулки предместий, дома, водоемы, качелиИ в покинутой комнате стол и жеманный бювар.Там когда-то, читая Айвенго, я пугался потемок,Населявших пролет между двух этажерок в углу,Там встречал я рассветы, и был бестревожен и тонокЛуч серебряно‑красный в окне, приникавший к стеклу.Там позднее любил я по ночам, когда все засыпали,Видеть радуги в сонных глазах и биению крови внимать,Начинался дремотный полет и в кошмарном фиалеПредпоследними секстами дом сотрясала зима.Там рождалась нетвердая, тяжкая, робкая зрелость…Жив ли стол, озарявшийся первым любовным письмом?Кем разбита та лампа, что некогда вяло горелаВ одиночестве бурном и в преображенье ночном?В строгой памяти живы друзья, и вино расставаньяЗатаил и сберег любопытный и дерзостный вкус,И в часы неожиданных дум, на случайном диванеМнится сладостным бремя постигнутых девичьих уст.Но пленительно время, и пространство неумолимо,И безмерно число обаяний ночных и дневных.Колдовские поля и столицы, прекрасные дамыОбнимаются зреньем, дорогами окружены.Жизнь и смерть обручаются: в веснах, и летах, и зимахСочетаются ветр придорожный с чернокнижием уличных плит.И ушедших от нас, и поэтому только любимых,Моя память спокойно, свободно и нежно хранит.1927. Харьков{484}
485. «Квартира снов, где сумерки так тонки…»
А.П.Ш.
Квартира снов, где сумерки так тонки,Где царствуют в душистой тишинеШкафы, портреты, шляпные картонки…О, вещи, надоевшие зане.Да, жизнь звучала бурно, горько, звонко,Но смерть близка и ныне нужно мнеВскормить собаку, воспитать ребенкаИль быть убитым на чужой войне.Дабы простой, печальной силой плотиЯ послужил чужому бытию,Дабы земля, в загадочном полетеВесну и волю малую мою,Кружась в мирах безумно и устало,В короткий миг любовно исчерпала.1929. Ленинград{485}
486. «Вчера я умер, и меня…»
Вчера я умер, и меняСтарухи чинно обмывали,Потом — толпа, и в душном залеБлистали капельки огня.И было очень тошно мнеВзирать на смертный мой декорум,Внимать безмерно глупым спорамО некой божеской стране.И становился страшным залОт пенья, ладана и плача…И если б мог, я б вам сказал,
