отверстие, точно меха, раздувало пламя. Огонь яростно ревел. Непреодолимая стена жара преградила им путь.

— Папа! — закричала Сантэн; женщины отступали перед жаром. — Папа! Где ты?

Новый залп накрыл старинное здание, пол под ногами дрогнул, женщин оглушил грохот рушащихся стен и потолка и рев пламени.

— Папа!

Голос Сантэн был едва слышен, но Анна тоже закричала:

— Louis, veins, cheri, иди ко мне, дорогой!

Даже в отчаянии Сантэн отметила, что никогда не слышала, чтобы Анна так обращалась к ее отцу. И этот призыв, казалось, подействовал.

Из дыма и пыли показался граф.

Вокруг ревело пламя. Оно поднималось снизу от горящих половиц, тянулось к графу от обшитых деревянными панелями стен, а дым окутывал отца Сантэн словно темной мантией, так что он казался исчадием ада.

Рот графа был раскрыт: он бешено, с болью, ревел что-то.

— Он поет, — прошептала Анна. — «Марсельезу»!

— К оружию, граждане, вас батальон зовет!

Только теперь Сантэн узнала искаженные строки.

— Вперед! Вперед! Пускай земля кровищу гадов пьет!

Слова становились неразличимыми, жар охватывал графа, его голос слабел. Он выронил ружье, упал, но пополз к ним на четвереньках. Сантэн рванулась к нему, но жар остановил ее, а Анна оттащила назад.

На рубашке отца начали появляться темно-коричневые пятна: это обугливалась ткань, но, он упрямо выталкивал из открытого рта ужасные звуки, граф полз по горящему полу галереи. Густые темные волосы неожиданно вспыхнули, и голову словно увенчала золотая корона.

Сантэн не могла оторвать взгляд от отца, не могла закричать; она беспомощно вцепилась в Анну и чувствовала, как тело Анны сотрясается от рыданий, но ее рука до боли сжала плечи девушки.

Пол под тяжестью графа провалился, горящие половицы разошлись, как гигантские огненные челюсти, и поглотили его.

— Нет! — закричала Сантэн, но Анна подхватила ее и побежала с ней к лестнице. Анна плакала, по ее красным щекам катились слезы, но силы ей не изменили.

У них за спиной обрушилась часть потолка, увлекая за собой стены; Анна опустила Сантэн на пол и потащила за собой. Они начали спускаться, дым рассеялся, они наконец выбежали во двор и глотнули свежего воздуха.

Весь шато был охвачен пламенем, в тучах дыма продолжали рваться снаряды, поющая шрапнель осыпала газоны и окружающие поля.

Бобби Кларк распоряжался погрузкой последней машины; он увидел Сантэн и с облегчением побежал к ней. Огонь опалил концы его волос и сжег ресницы, сажа испачкала щеки.

— Надо убираться отсюда! Где ваш отец?

Бобби взял ее за руку.

Она не могла ответить. Дрожала, горло саднило от дыма, глаза покраснели, из них текли слезы.

— Он идет?

Она покачала головой и увидела сочувствие на его лице. Кларк посмотрел на горящее здание. Взял Сантэн за другую руку и отвел к машине.

— Нюаж… — прохрипела Сантэн. — Мой конь.

Она осипла от дыма и потрясения.

— Нет… — резко сказал Бобби Кларк и хотел удержать ее, но она вырвалась и побежала к загону у конюшни.

— Нюаж!

Она пыталась свистеть, но с пересохших губ не срывалось ни звука. Бобби Кларк догнал ее у входа в загон.

— Не ходите туда, — сказал он отчаянно, задерживая ее.

Не понимая, она пыталась заглянуть за ворота.

— Нет, Сантэн!

Он потянул ее обратно, но она увидела своего коня и закричала:

— Нюаж! — Грохот очередного разрыва заглушил этот отчаянный крик, но она постаралась вырваться от Кларка. — Нюаж! — снова закричала она, и жеребец поднял голову. Он лежал на боку; взрывом ему перебило обе задние ноги и разорвало брюхо.

— Нюаж!

Жеребец услышал ее голос и попытался встать на передние ноги, но сил не хватило, и он снова упал. Головой ударился о землю, и из его широких ноздрей с легким звуком вырвался воздух.

Анна подбежала к Бобби, и вдвоем они утащили Сантэн к ждущей машине.

— Его нельзя так оставлять, — умоляла она, пытаясь вырваться. — Пожалуйста, не давайте ему страдать.

Новый залп обрушился на двор, разрывая барабанные перепонки и заполняя воздух множеством кусков камня и стальных осколков.

— Нет времени, — крикнул Бобби, — нужно уезжать!

Они силой усадили Сантэн в фургон между рядами носилок и сами забрались следом.

Шофер немедленно нажал на газ. Санитарная машина, подскакивая на булыжниках, круто повернула и через ворота вылетела на подъездную дорогу.

Сантэн подползла к заднему борту разгоняющейся машины и посмотрела назад, на шато. Сквозь отверстия в черепичной крыше поднималось пламя, прямо в солнечное небо вздымались столбы черного дыма.

— Все, — прошептала Сантэн, — ты отнял у меня все, что я любила. За что? Господи, за что ты так обошелся со мной?

Впереди другие машины сошли с дороги и остановились под деревьями на опушке леса, чтобы уйти от огня. Бобби Кларк выпрыгнул из кузова и бегал от одной машины к другой, отдавая приказы шоферам и перестраивая колонну. Потом во главе колонны они снова двинулись в путь и свернули на главную дорогу.

На них снова обрушился обстрел: немецкие наблюдатели хорошо пристрелялись по перекрестку. Как карнавальная вереница танцующих, колонна вилась по дороге, обходя воронки и разбитые машины, мертвых упряжных животных и брошенное снаряжение.

Выбравшись, колонна сократила дистанцию между машинами и по изгибу дороги направилась в ближайшую деревушку. Когда проезжали мимо церкви, Сантэн увидела, что в крытом медью позеленевшем куполе зияет дыра.

Хотя Сантэн разглядела ветви тиса над семейным участком на кладбище, могила Майкла была не видна с дороги.

— Я гадаю, вернемся ли мы сюда, Анна, — прошептала Сантэн. — Я обещала Майклу…

Голос ее смолк.

— Конечно, вернемся. Куда нам еще идти?

Голос Анны звучал прерывисто от горя и из-за тряски.

Обе смотрели назад, на пробитый купол церкви и столб дыма за лесом, обозначавший их дом.

Колонна санитарных машин догнала арьергард отступающих английских войск на окраине деревни. Здесь военная полиция установила временный блокпост.

Полицейские собирали боеспособных солдат в стороне от дороги, перегруппировывали их и готовили вторую линию обороны; все машины досматривали в поисках дезертиров.

— Держится новая линия обороны, сержант? — спросил Бобби Кларк у полицейского, проверявшего его документы. — Можно нам остановиться в деревне? У меня раненые…