приказчик принялся допрашивать всех, кто проживал на околицах завода.
Вечером Демидов побывал на башне и покинул ее в состоянии холодного бешенства. Взгляд его мог, кажется, превратить встречного в камень. Во дворце он сразу прошел в брошенную Сусанной опочивальню, заперся там на ключ и остался в полном одиночестве.
4
На следующее утро Шанежка уже начинал терять надежду поймать Сусанну. Он засел в избе. Глушил свое горе брагой, но чем больше пил, тем сильнее страшился хозяйского гнева.
Днем, когда полупьяный Шанежка валялся в одежде на постели, обдумывая и отбрасывая один за другим планы спасения от неминуемого наказания, дверь избы отворилась, на пороге очутился караульный, а за ним следом шагнул за порог незнакомый чернявый мужчина в грубом, самодельном кафтане, кожаных обутках и с шапкой в руке.
Шанежка обругал караульного крепким словцом.
– Не видишь – прилег с устатку?
– Да вишь, вот чужой нашего хозяина допытывается.
– Ну и веди к хозяину. Он как раз его нынче гостинцем приветит!
– Да не старого хозяина, а молодого, Прокопа Акинфиевича. Сказываю, что нету его, а этот не верит. В драку полез, велит к тебе вести.
– Ладно уж, ступай к своим воротам.
Караульный вышел, а гость с немалым любопытством принялся осматривать избу. Шанежка одернул пришельца сердитым окриком:
– Чего по избе зенками шаришь?
– Как живешь, гляжу. Думал, в хоромы попаду – демидовский приказчик как-никак. А возле тебя, оказывается, не столько богатства, сколько грязи.
– Разговорился! Сейчас в шею вытолкать велю! Говори, по какой причине тебе, лесная морда, Прокопий Акинфич занадобился?
– А вот и занадобился. Доложишь – не пожалеешь. Он-то знает, зачем я сюда явился.
– Скажи, какой скрытный! Знать, давно по зубам не получал. Могу угостить.
– Попробуй. Только сперва богу помолись. У меня кулак свинцовый, говорят. А я тебе, чать, не демидовский.
– Ишь ты, какой прыткий. Говори, к кому приписан?
– Осокинский.
– Кем у заводчика маячишь?
– Рудознатцем.
– Будет врать-то. С эдакой харей рудознатцем себя навеличиваешь!
– А харя тут ни при чем. Ваш-то Мосолов харей на благородного смахивает, а кушвинскую горку проморгал.
– Не бойся. Нашей будет.
– Не поздновато ли тянетесь?
– Отвяжись ты от меня, лешачина. Зачем, спрашиваю, тебе молодой хозяин понадобился?
– Дело есть к нему.
– Опоздал со своим делом. К старому теперь иди. Молодой с неделю как в столицу укатил.
Мужчина нахмурил брови и в сердцах даже сплюнул.
– Тьфу ты, эка пропасть! Обошел, вишь, обманом меня, значит. Одно слово – Демидов!
– Чего плетешь?
– То и плету, что обманщик ваш хозяин. Посулил два рублевика за услугу. Я ему ту услугу оказал, а он, вишь, меня обманул.
– Это какую же такую услугу ты, лешачина, мог молодому хозяину оказать? Будет врать-то!
– А вот и не вру. Дорогу ему на нашу заимку указал, на Пужливой речке. Денег у него тогда с собой не было, вот и велел мне в Невьянск за ними притопать.
Шанежка сел на постели. От удивления у него даже рот распахнулся настежь. В его отуманенной голове блеснул некий луч надежды...
– Зачем же ему эта осокинская заимка понадобиться могла?
– Про то он ничего не баял. Но сам-то я кумекаю, что старик ваш, верно, посылал туда сына насчет нашего медного богатимства дознаться.
– Когда ты его на заимку водил?
– Да вот уж боле двух недель нынче. Хворал я, потому и запоздал явиться. Вот тебе и рублевики!
– Шибко ли охота тебе рублевики обещанные получить?
– А то нет?
Шанежка шагнул было к пришельцу, но тот с опаской попятился.
– Саданешь ежели, сам сдачи получишь.
– Не врешь ли мне, дьявол нечесаный?
– А чего врать-то?
– На какую заимку молодого хозяина водил?
– Да к Егорке Сычу.
– Знаю. Он теперича с кем там живет?
– Как придется. В летнюю пору с ним мужики-сторожа живут, медную руду остерегают. А зимой больше вдвоем с девкой. У вас, я слыхал, тоже какая-то девка убегла?
– Тебе-то какое дело? Осокинским назвался, а про демидовское дознаться норовишь? Обещанные рублевики от меня получишь.
– А мне все одно, кто бы ни отдал.
Шанежка кинул на грязный стол два серебряных рублевика.
– Подбирай живо да мотай с завода. Лишнего при людях не болтай.
Пришелец не заставил себя поторопить. Спрятал деньги поглубже и ушел из избы.
Однако слова пришельца сильно взволновали Шанежку. Бражный хмель улетучился. Что мог искать Прокопий на заимке Егора Сыча? Дело показалось приказчику подозрительным, но гадать он ни о чем не стал, решил поскорее навестить заимку и узнать от Сыча, зачем наведывался к нему молодой Демидов. На заимку задумал отправиться с мужиками, отнюдь не будучи уверен, что его визиту Егор Сыч обрадуется. О своем замысле Шанежка пока поостерегся докладывать Демидову.
Взмылив коней, Шанежка и четверо дюжих демидовских работников добрались до Пужливой речки после полудня. У двоих были с собой ружья.
Подъезжая к речке, разглядели с бугорка остроконечный верх караульной вышки. Она торчала над лесными вершинами, как большой скворечник. Вот она, стало быть, заимка Егора Сыча.
Всадники спешились. Оставили лошадей на попечении одного из работников; Шанежка с остальными направились по тропе к заимке. Лесная тишина, наступившая после вчерашней бури, ободрила птиц: они несмело перекликались где-то высоко в шатрах елей, сосновых кронах и позолоченной листве берез.
От перелеска демидовские люди увидели всю заимку как на ладони. Дома ли хозяин?
Шанежка взял у работника ружье и выстрелил вверх. Гулко прокатился выстрел, разбудил эхо, и уже через минуту на вышке замаячила человеческая фигура. Демидовский приказчик знал, что людей у Сыча мало. Надо выманить из дому самого хозяина и тогда осмотреть жилье. Нет ли в нем следов беглянки?
Отсутствием сообразительности демидовские посланцы не страдали. Шанежка велел своим спутникам замаскироваться в кустарнике и поднять шум, хруст веток и треск сучьев, изображая звуки схватки с медведем. Сам же приказчик не своим голосом заорал:
– Помогите! Помогите!
Хитрость удалась вполне. Егор Сыч, услышав с вышки крик о помощи, сбежал вниз и кинулся за ворота. В руках у него была рогатина, прихваченная впопыхах в сенях избы. Тем временем Шанежка с криками «помогите!» выбежал один на открытую луговину, зашатался и рухнул наземь. Егор подбежал к лежащему, отбросил рогатину и хотел помочь незнакомцу подняться, но тот внезапно вскочил на ноги и нанес Егору сильный удар в грудь. Сторож заимки покачнулся, попытался было позвать на помощь, сделал шаг к воротам, но здоровенный Шанежка без труда свалил своего противника с ног. Приказчик свистнул, из перелеска выскочили остальные демидовские люди, связали Егора и заткнули ему рот тряпицей.
Во дворе залились лаем собаки. Шанежка, распахнув калитку, первым вбежал во двор. На него кинулись собаки, и, пока он яростно отбивался от них нагайкой, на крыльцо выбежала Лукерья. Она замерла от страха при виде четырех незнакомых мужчин, дравшихся с собаками. Шанежка бросился к крыльцу.
– Не бойся нас, бабонька. Тебя нам не надобно. Уйми-ка псов да пусти в избу.
И, оттолкнув оторопевшую Лукерью, приказчик ворвался в дом. С порога сеней он крикнул своим подручным:
– Никого в избу не пускать, пока обыщу.
Этот крик услышала Сусанна. Она сразу узнала голос ненавистного приказчика. Женщина успела схватить топор и стать к дверям, чтобы обрушить удар на вошедшего.
Но для Шанежки такие схватки были не в диковину. Он рванул дверь и отскочил в сени. Сусанна с топором подалась вперед, но низкая притолока помешала нанести удар. Оба успели глянуть друг другу в глаза. В одних был предсмертный ужас и ненависть, в других злобное торжество.
– Здравствуй, красавица! Ласковей принимай гостей! За тобой пожаловали, потому как заскучали без тебя. Вот ты где гостишь, оказывается!
Сусанна успела отскочить от дверей и замахнулась топором, чтобы не подпустить к себе своего врага. Но Шанежка схватил в сенях пустую бадейку и запустил в женщину. Та от неожиданности выронила топор. В тот же миг сильные руки приказчика притиснули беглянку к стене. В избу вбежали подручные Шанежки. Прийти на помощь Сусанне было некому: Сыч без памяти валялся на луговине с кляпом во рту, мужики-сторожа ловили в лесу тайных добытчиков осокинской медной руды...
Трое подручных навалились на Сусанну. Связанная, она не билась, не стонала, не плакала. Даже на свет не глядела – сжала, как в судороге, и веки и зубы.
– Ну, вот ты и готова! Недолго погуляла. Неужели не понимала, что от Демидовых только на тот свет дорога не огорожена? Обидела ты нашего дорогого хозяина. Небось нынче сам с тобой потолкует.
Шанежка смеялся и от радости потирал руки.
– Ну-ка теперь-то Егора живо сюда.
Двое работников привели из-за ворот Егора Сыча со связанными за спиной локтями.
– Что ж это ты, погань эдакая, супротив Демидова шагать вздумал? Или жизнь лесная, тихая не мила стала?
Шанежка погрозил Егору кулаком.
– Ну да ладно. На сей раз прощаю тебя. Дело-то сделано. Кваском теперь напой. Притомились.
Егор покорно велел Лукерье принести квасу. Шанежка напился из березового туеска, крякнул и утер бороду рукавом.
– Квасок не плохой. Бывайте здоровы, хозяева! Да про то, что были у вас в гостях, – никому ни гу-гу... Идем-ка с нами,