тонкими.

Молод ты, князь Дмитрий, но вижу, что, наглядевшись на теперешние дела в столице, и ты понял, елико тяжко возвеличивать родное русское достоинство перед теми, в чьих руках очутилась ныне честь Российской империи. Чай, понял, что любая заморская вонь нашим столичным вельможным лизоблюдам ароматными духами кажется, а от запаха насущного хлеба они носы затыкают кружевными платочками.

Покажет им Василий Татищев трудом уральского народа, что может Россия прожить уральским железом и медью, заперев ворота для металла иноземного.

Весной хочу по-новому взяться славу Каменного пояса утверждать. Задумал еще тогда, когда насильно и несправедливо оторвали меня от горного дела. Многими бессонными ночами обдумывал. Теперь вот решил за дело браться, никого не спросясь. Ведь валил же я в этом месте леса для завода, тоже никого о сем не спрашивая? И видишь, прав оказался!

Сейчас хочу перво-наперво культуру камня ввести.

Последние слова Татищев высказал каким-то особенным голосом, будто говорил о самом близком и сокровенном...

– Разумеешь, князь Дмитрий, что за смысл в сии слова влагаю? Об уральских самоцветах веду речь. Все драгоценные камни, известные миру, есть в уральской земле. Наличествуют в ней и такие, о коих еще нигде на свете понятия не имеют. Надо только искать. В этом мне помогут здешние горщики, а гранильщики наши оживят каменья русской искрой народного вдохновения.

Не видал ты еще лиц уральских горщиков! Подчас истинным вдохновением пылают. Что за сила колдовская у них сквозь покров земной самоцветы угадывать? Жаль, что сейчас зима, не могу тебе эту колдовскую силу на деле показать. С ними, князь Дмитрий, я еще и золото в этих горах сыщу, свое уральское золото, чтобы кичливая Европа от зависти зубами заскрипела. Сколько раз за границей мне приходилось слышать обидные слова, будто у России нет золота. А вот есть!

Татищев показал на ладони несколько тяжелых камешков с прожилками кварца.

– Минералы эти, князь, всегда в горах золоту сопутствуют. Будет и у России свое золото. И найдут его именно у нас, в крае Каменного пояса... Трудностей предвижу много. Невесело запоют мои помощники на казенных заводах. Жестоко стану вышибать из них леность, от подкупов отучать. Примусь за иноземцев. Заставлю их делом русский хлебушек отрабатывать, по-настоящему рудознатцев моих обучать. Наш мужик обученный быстро иноземцев за пояс заткнет.

– А если, Василий Никитич, твои немцы подчиниться не захотят?

– Не захотят подчиниться? Сгоню из края, пешком заставлю в свою Саксонию шагать... Немцы уже многое познали про земные тайны Урала. Знают, что нет счета его рудным кладовым. Знают – и молчат. Воруют исподтишка у меня под носом. Найдут горщики новый самоцвет, а немцы постараются его достоинства умалить. Сыскал Кожевников изумруд – охаяли иноземцы и ценность его, и цвет, а он под стать индийским оказался. Они приехали сюда учить, а не учат. Онемечивают край. В крепости у нас даже чистой русской речи без немецких слов не услышишь. Я настрого приказал по-русски говорить и крепость нашу Катерининском называть.

Немцы мой замысел уже чуют. Поняли, что не испугаюсь кое-кому и по загривку дать. Заскулят небось, как щенята. Начнут в Петербург доносы слать, а я с доносчиками намерен по-демидовски поступать. Был человек и потерялся... Не то заблудился, не то звери съели... Спорить намерен до победы или до смерти.

Генерал ушел в опочивальню за трубкой, раскурил ее от свечи.

– Вчерась ты, князь Дмитрий, меня про Демидовых расспрашивал. На Урале это сила самая могучая, но сила беззаконная и темная. Настоящую жизнь рудного Урала тульский кузнец Никита Демидов разбудил. Не объявись они здесь, ковыряли бы наши мастаки руду на казенных заводах и наплавили бы железа на несколько крыш. Демидовы Урал для России открыли, Петру помогли флот создать, войско преобразовать, врагов разбить. Демидовы – тульская щука, пущенная Петром, чтобы на Урале карась не дремал. Вот я чуть было в караси и не попал, да все ж не по зубам тульской щуке оказался.

Сановная столица считает их моими врагами. Не скрою, мне они враги, но достойные. С ними не зазорно мериться силой, не зазорно у них и учиться. Почему эти недюжинные умники стали моими врагами? Потому, что хотят жить без государственного закона. Мешают мне эти законы защищать. А служим-то мы одному делу: возвеличению края. Различие наше самое пустяшное: они воры, а я с ними в компании воровать у государства не согласен. Врагом Татищева почитают за то, что он давно их козырные карты подглядел и игру распознал.

Крепко осерчал на них, когда меня из края убрали. Прошла эта обида. Хотел бы увидеть их своими друзьями, законопослушными преобразователями уральского края. Выучка у меня петровская, умею ценить и заслуги врагов. Повторяю: я и Демидов служим государству каждый по-своему. Не будь Демидовых на Урале, не было бы здесь ни меня, ни даже моего Катерининска. В чем скрыта тайна их удач? В том, что на своих заводах все ладят русскими руками, не допускают иноземцев, до всего доходят своим разумом.

Царь Петр отдал край Никите Демидову, но осилил Урал не он, а сын Акинфий. Он для края величавее отца оказался. Отец подкупал и кланялся. Сын тяжело работает и крупно ворует.

Татищев вновь от свечи раскурил погасшую трубку и продолжал:

– Живут Демидовы по-царски, пышнее иных столичных сановников. Меня бы озолотили, да в моем мундире велю шить мельче и теснее карманы...

Чем создано богатство Демидовых? Жестоким трудом подневольного люда. Но этот люд скоро по всей Руси прослывет «уральцами» за стойкость против любых напастей. Может, сами того не хотя, Демидовы не одно железо, но и новую породу людей отковали. Работный люд Демидовых ненавидит люто, клянет каторгу демидовскую. Но достаточно царскому закону задеть права Демидовых, как ненавидящий их здешний народ встает на защиту своих хозяев-угнетателей. Не потому, что ему жаль Демидовых, а потому, что он обучен Демидовым любить потом политую землю. Демидовские люди любят уральскую землю. Она им убежище. Даже каторга заводчика подчас им милей того, что несет царский закон. Ведь от него-то родные места люди на Руси покинули.

Чтобы понять силу Демидовых, надо хоть издали глянуть на Невьянск с его каменной башней, на Тагил с его длинной плотиной, на ревдинские хоромы и Шайтанский завод. Такую силу можно только умом и терпением обратать. Криком и стуком никого тут не испугаешь. Лучшие рудные богатства, ведомые на Урале, у них в руках, и нет силы, чтобы отнять у них эти беззаконно взятые богатства. Демидовы сегодня – самая страшная, самая легендарная быль Урала. И до заключительных страниц этой были еще далеко!

Поэтому и нужно казенному Уралу сперва догнать демидовский, научиться соперничать с ним, а тогда уж и положить узду на непокорных заводчиков.

Нужно время! Нужен поиск рудных богатств! Надо делать открытия, прибирать богатства к рукам раньше дошлых демидовских приказчиков. Поэтому и заставлю немцев обучать наших искателей не так, как до сей поры обучали!

Дымя трубкой, Татищев все еще ходил по горнице. Тихо поскрипывали половицы. Одна из свечей догорела и стала гаснуть.

Князь Дмитрий поднялся с дивана и плотно прикрыл дверь из столовой в кухню.

– Позвольте от души поблагодарить вас, Василий Никитич, за доверие ко мне. До сей поры вы не торопили меня изложить главную тайную причину моего приезда, важную для всего государства. Теперь же, доверенностью осчастливленный, хотел бы открыть вам сию цель.

– Ежели есть на то право, говори.

– Прибыл во вверенный вам край из Царского Села по желанию его невольной узницы.

– Неужли не позабыла меня царевна Елизавета Петровна?

– Она вас помнит и почитает верным соратником ее великого отца.

– Царевна Елизавета! В последний раз, почитай, за год перед тем, как на Пояс податься, навещал ее. Велела обучать ее стрельбе из пистолета. Верный у нее глаз, да и рука для стрельбы крепкая. Многим в отца уродилась. Сейчас чем время коротает? Кто дружбу с ней водит? Ты возле нее?

– Да.

– А она изволит пребывать все такой же быстрой и ловкой? Также радует друзей своих беззаботным смехом?

– Редко ей теперь смеяться приходится.

– Понимаю. Одиноко ей в Царском Селе. Тесно там дочери Петровой, а в столице ныне небезопасно. Времена недобрые! Долго ли до беды, если игралищем придворных партий станет и нынешним немцам поперек пути окажется.

– После моего отбытия собирались в Курганиху волков травить.

– Понимаю. От скуки это. А ведь иная дорога ей предначертана.

– Какая дорога, ваше превосходительство?

– К родительскому престолу. Вот ее истинное место, а не в Курганихе на волчьей травле.

Татищев и гость пристально посмотрели друг на друга.

– Про тайное обещал сказать, а сам молчишь? Сам сказал, что доверие ко мне питаешь.

– Верные друзья царевны, доктор Лесток, камер-юнкер Воронцов и посланник Де ла Шатерди и еще многие другие, замыслили...

– О чем? – нетерпеливо спросил Татищев.

– Смести Бироново тиранство вместе с его царственной покровительницей. Замыслили возвести на престол царевну Елизавету Петровну. Если понадобится, даже против ее собственной воли.

– Вот, стало быть, зачем вам Татищев понадобился!

– Ежели помощь ваша и будет нужна, то только при неудаче, если задуманное не сможет осуществиться. Упредила нас царевна, что ежели замысел неуспешен окажется и императрицей она не станет, то с земли русской за границу не укроется, а будет искать пристанища у вас на Каменном поясе, как тысячи прочих русских людей, обиженных, недовольных и непокорных. Царствование Анны Иоанновны