— Не все коту масленица, — мрачно пробормотала я по-русски. Добавила по-немецки: — Мне тоже у тебя хорошо, но от безделья я загибаюсь. У меня крыша едет.

 — Надеюсь, что русский консул над тобой еще поглумится, — противненько хихикнул Штефан и потер руки.

 — Угу, радуйся-радуйся. Ни тебе с друзьями погулять, ни девушку в дом привести. Радуйся, — ехидно сморщилась я.

 — Мне тебя хватает, — рассмеялся он. — Пошли домой, пить вино и смотреть фильмы. Завтра суббота, можно хоть до утра комедии смотреть. Саша, иди сюда, глупый комок шерсти! На-на-на!

 Дома Штефан вылакал всё виски, я — вино, мы ели пиццу и смотрели французские комедии. Об истерике в магазине никто не вспоминал. Со стороны, наверное, казалось, что мы семейная пара, живущая в браке лет десять — отношения теплые, уважительные, немного более близкие, чем между друзьями. Мы смеялись, обсуждали трогательные приключения Пьера Ришара и Жерара Депардье в «Беглецах». Штефан с умным видом заметил, что американский ремейк гораздо слабее, похвастался знанием полного имени месье Дефей — Пьер Ришар Морис Шарль Леопольд. Я в свою очередь похвалила вина, которые мы дегустировали с его сыном Оливье, знаменитым саксофонистом, и рассказала смешную историю о том, как однажды Ришар должен был играть на сцене одного сибирского городка в России. Зал ждал, но спектакль все не начинался. Тогда он спросил, в чем дело, и выяснилось, что местная мафия хочет забрать себе всю выручку за спектакль. Ришар категорически отказался играть при таком раскладе. Они долго торговались, сошлись на том, что бандиты заберут себе только треть выручки. Но самое поразительное было в другом. После спектакля во время ужина вместе с ним за столом оказались три бандита. Они произносили тосты за здоровье дорогого гостя. Один из них сказал: «Для нас большая честь, что с нами сидит сам Пьер Ришар». Штефан комичность ситуации не оценил и спросил, точно ли я хочу вернуться в свою варварскую страну? Увы, Штефан, я очень хочу обратно в Россию. Здесь, в Берлине, я схожу с ума. На улицах мне мерещатся близнецы, мне кажется, что за мной следят люди, нанятые Каулитцами, я начинаю кокетничать с дредастыми мальчиками, воображая, что это Том, а за занавесками приличных бюргеров мне мерещится Билл. Молчу уж о магазине, где висят стикеры со словами «нашей» песни, с нашими фотографиями, моими вещами и его руками, которые я полезла целовать, как последняя дура. Я ненормальная. Домой, надо вернуться домой. Потом уеду куда-нибудь далеко и окончательно от него оторвусь.

 Я не спала всю ночь. Убитая нервная система отказывалась успокаиваться. Я опять проговаривала встречу с ним. Мысленно кричала, ругалась, плакала, любила и ненавидела. Казалось, что вот он пришел или позвонил, а я набрасываюсь на него с кулаками, или, нет, обдаю леденящим душу холодом, или, нет, вешаюсь ему на шею и мне не нужны больше никакие объяснения. Я придумывала ему оправдания. Я отвергала их. Если Билл пошел на такое, то что-то произошло в его голове и сейчас он просит прощение, хочет, чтобы я простила и вернулась. Если он нашел меня, то почему действует настолько издалека? Боится реакции? Он где-то рядом? Наблюдает? Следит? Тогда он, наверняка, видел и наши отношения с Штефаном. И как он к этому относится? Я ведь живу у мужчины. Билл такой ревнивый… Штефан ничего не знает про него. Или знает? Столько вопросов и ни одного ответа. Завтра утром я схожу в магазин, потом пробегусь еще в пару мест, и все станет ясно — нашел ли он меня или это стрельба из пушки по воробьям. Одно точно — Билл знает, что я в Берлине.

 Я едва дождалась утра. Быстро оделась и выскользнула из квартиры. Штефан спит, не хотелось его будить. Прибежала к магазину. Выкурила две сигареты и на полусогнутых заставила себя войти. Я бродила между рядами, внимательно разглядывая полки. Стикеров нигде не было. Ни одного. Я стояла в кондитерском отделе напротив полок с желейным мармеладом, там, где заметила первый стикер. Ничего. Ни одной штуки. Нигде. Этого не может быть! Я подошла к продавцу и спросила о стикерах на полках. Женщина недоуменно посмотрела на меня и сказала, что ничего подобного тут никогда не было. Решив, что она дура, я тут же пристала к другому продавцу из кондитерского отдела. Та вежливо улыбалась и качала головой. Я ринулась в другой магазин. В третий… Штефан сказал, что не видел никаких стикеров. Все продавщицы сказали, что никаких стикеров не было. Я сошла с ума? Закурила, усевшись на асфальт возле входной двери. Интересно, это лечится?

 Всю субботу я провела на балконе, благо первые деньки апреля радовали ярким теплым солнцем, под лучами которого я и грелась, намазавшись вонючей мазью. На улицу решила пока не выходить во избежание несчастных случаев с собственной психикой. Я пыталась анализировать ситуацию. Даже взяла листок и выписала все случаи своего якобы помешательства. Вышло много. Слишком много. Меня послушаешь, так вообще покажется, что близнецы живут у фрау Марты, а по нашей квартире расставлены камеры слежения. «Шпионы там, шпионы здесь, без них не встать, без них не сесть…» Бред. Билл не мог быть в некоторых местах просто потому, что не мог быть. Все эти парни, похожие на него, лишь мое желание увидеть его, осознанно выдаваемое за действительность. Я просто сильно соскучилась, вот и вижу то, что хочу видеть. Не буду больше думать о Билле. Я отпускаю тебя. Сложила листок в самолетик и запустила с балкона, следя, как он красиво спланировал на клумбу. Лети, мой родной…

 Штефан работал. Общался с кем-то по телефону, ругался. У них должен стартовать какой-то проект, а он не всем доволен. Я читала книгу. Даже странно, что есть время что-то почитать. Обычно я куда-то бегу, сплю, ем и живу на ходу. А сейчас вот сижу в кресле на балконе, укутавшись в плед, и читаю. Как же люди так живут? Это просто невыносимо скучно.

 — Мари, хочешь в Аквадом? Там рыбки. Мурены всякие, акулы.

 — Это далеко?

 — На Александерплатц.

 — Если честно, то совершенно не хочу.

 — Почему?

 — Голова болит, — соврала, улыбнувшись. — Не хочу сегодня выходить из дома. Давай в другой день. Да и книгу хочу дочитать. — А как ему объяснить, что у меня поехала крыша, и я не хочу усугублять ситуацию?

 — Что читаешь?

 — Агата Кристи. «Мышеловка». Я себя именно так и ощущаю. В мышеловке.

 — Это ж пьеса, — скривился он.

 — Интересно, — пожала плечами.

 — Пойдем, — ласково протянул с улыбкой.

 Я покачала головой и поморщилась. Не хочу.

 Больше он меня не трогал.

 Воскресенье я провела за чтением «Десяти негритят», лежа в постели и дрожа от страха. Малейший шорох в квартире — и мне казалось, что это пришли за мной. Штефан опять звал на улицу, уговаривал, предлагал съездить в зоопарк или тот самый Аквадом, но мне было не до мурен и жирафов, надо понять, кто убийца. И хотя я и фильм сто раз смотрела, и книжку читала, все равно на чужом языке этот триллер звучал для меня по-новому, словно в первый раз, по-немецки жестко и страшно. Штефан, как назло, крутился рядом, пытался разговорить, отвлекал от чтения, звал гулять с Сашей. Но я не сдавалась — мне нельзя на улицу, там бред, там паранойя и галлюцинации. Надо перестать думать о Билле и, благодаря книгам Кристи, у меня сейчас это получается лучше всего на свете.

 Я припудрила щеки и подвела глаза. Синяк на скуле прошел. Рука работала отлично, а вот огромный кровоподтек на ноге оказался глубоким и все равно болел. Я даже спать толком не могла на этом боку. Но, надо отдать должное мази фрау Марты, черно-желтым он бы стал в лучшем случае через неделю-полторы, и сейчас я бы любовалась синюшно-бордовой кляксой на полбедра. Другое дело, что синяк почти сошел, а ляжка как болела, так и болит. В целом, легко отделалась, если учесть, какую травму я ему нанесла. Еще раз осмотрела себя с ног до головы. Джинсы, водолазка. Все черное. Из-за этого лицо кажется очень бледным и изможденным. Я так и не могу вылезти из своих черных вещей. Словно в трауре… Расчесала волосы, заплела косу. Надо будет в Москве постричься и покраситься в рыжий — солнечный, яркий, в цвет