копрей. Страшная обдираловка, конечно, но те трое вышибал за спиной прима одним своим видом отбивали желание спорить о цене. И правильно…
Нанизанный на стальные рельсовые прутья вагон, скрипя и лязгая металлом, остановился на платформе.
— Нет, нет, нет и раз пятьсот ещё нет! — протестовал Тартор, умоляюще глядя в полные решимости глаза Филики. — В этот железный гроб я ни за что в жизни не полезу! Давай наймём карету или ещё чего… Да пешком хоть пойдём — я согласен и на такое. Лишь бы не в этом механическом гиреновом отродье! Помутней у меня сейчас рассудок — всё равно не сяду.
— Тар, не будь ты таким трусом! — разозлилась Филика и потянула за цепь наручников. Но Тартор упёрся ногами и не сдвинулся с места. — Да что с тобой такое? У нас нет времени на другой транспорт. Смотри, сколько мыслящих из него выходят. И никто из них не побоялся прокатиться. А ты…
— Да мне плевать, — Тартор и вправду плюнул на пол, — если у них не хватает мозгов в головах — это их личные проблемы! Я хоть и слабоумный временами, но опасность всегда брюхом учую!
Филика открыла рот, чтобы что-то ответить, но тут же со всей силы дёрнула цепь. Потерявший на миг бдительность Тартор сделал несколько шагов — этого было вполне достаточно, чтобы попасть в струю спешащих к вагону мыслящих. Не успев сообразить, что произошло, Тартор оказался внутри вагона, зажатый между пухлым примом и старой как жизнь женщиной-драгом с неприятным запахом гнили и мяты изо рта. Рядом стояла Филика: несмотря на ужасную давку, её лицо излучало радость и торжество…
Привратники захлопнули двери. Гремя и свистя паровыми моторами, вагон тронулся с места.
Прославленная на весь Главный Материк лечебница для душевнобольных под оптимистичным названием «Пристанище Заблудших» находилась в Южном районе Сара. Примерно час путешествия в вагоне. За этот час случилось именно то, чего Филика всей душой желала не случиться. Тартор помешался рассудком. Благо, удалось намотать цепь наручников на поручень. Что, как и следовало ожидать, совершенно не спасало никого от бессвязных, порой даже пугающих фраз, вылетавших из рта помешавшегося. Но была и выгода из столь неловкой ситуации: ошарашенные пассажиры попятились прочь. Теснота больше не доставляла неудобства…
Вагон прибыл на нужную платформу. С огромным трудом Филика вытащила брыкающегося Тартора из салона. Дорога до больницы оказалась сущим испытанием нервов на прочность. Тартор постоянно тянул в другую сторону, выкрикивал бесящие нелепостью фразы, иногда прижимался к Филике и начинал теребить её волосы. И эта придурковатая улыбка! Как же она выводила из равновесия!
Но труд Филики был вознаграждён: за очередным поворотом взгляду предстало большое куполообразное здание с узорными решётками на окнах. На широкой доске над розовыми воротами краснела надпись «Пристанище Заблудших».
Радостно прыгающего вокруг измотанной Филики Тартора вмиг скрутили двое одетых в розовые халаты драга. Будь Тар в здравом уме — эти драги лежали бы на полу, захлёбываясь собственной кровью. Но сейчас он не оказывал особого сопротивления. Наручники наконец-то можно было снять. Филика много раз представляла, как тяжело ей будет в этот момент. Душевные стенания не давали ей покоя долгое время. Являлись причиной её бессонницы и плохого настроения. Но сейчас, глядя на волочащиеся по земле ноги подхваченного санитарами Тартора, она испытала облегчение…
— Так, значит, передозировка психотропным веществом… — лохматое лицо доктора было грубым — из тех, что вселяют твёрдую веру в компетентность своих обладателей. — Вполне распространённый случай умопомешательства… Сушёная ножка голубого кита…
— Вначале его помешательство было не сильным, — Филика заёрзала в кресле. — Мы даже не думали, что он помешался. Так, просто начал паниковать. С каждым может случиться. Мало ли чего бессонница и гриб с мыслящим сделать могут. Думали, само пройдёт… Но уже на следующий день его речи и поступки потеряли какой либо смысл…
— Будете чаю? — перебил доктор.
— Нет, — раздражённо отрезала Филика. — Я не люблю чай!
— Вина? — доктор оказался догадливым.
— От вина не откажусь. Я устала…
Доктор поднялся из-за стола и направился к деревянному шкафу в конце кабинета. Это был высокий и худощавый прим; из-под рукавов и воротника его светло-фиолетового халата торчала чёрная с редкой сединой шерсть. Волосы на голове были зачёсаны в тщетной попытке скрыть плешь на макушке. В ушах золотом сверкали серьги в форме поедавших свои хвосты змей — символом Геллизы, богини хладнокровных.
— Лучший урожай Фермерских Угодий за последнее десятилетие, восемь лет выдержки, — нижними руками доктор держал изящные бокалы, верхними — откупоривал бутылку.
— Э-э-э… Ты каждого посетителя таким угощаешь? — удивилась Филика, приняв бокал из волосатых рук доктора.
— Только самых очаровательных, — сухо ответил прим. — Меня, кстати, зовут Лакто.
— Филика, — представилась девушка, чокнулась и залпом осушила бокал. — Слабоватый напиток… — сделала она вывод.
— Вы и ваш помешавшийся друг — наёмники? — спросил Лакто, вновь наполнив бокал собеседницы. Сам он смаковал вино медленными глотками истинного ценителя.
— Неужели так видно? — спросила Филика, одним глотком отпив половину бокала.
— Ну, не так, чтобы сильно видно… — косясь на проглядывающие сквозь плащ округлые очертания рукоятей пистолетов. — Я просто догадливый.
— Смертельные Ищейки. Когда-нибудь слышал о таком названии?
Глаза прима настороженно сощурились. И если не шерсть, можно было бы увидеть, как розоватая кожа его лица вмиг побелела.
— Когда мой товарищ поправится? — грубо спросила Филика.
— Я его ещё не обследовал, — напускным спокойным голосом ответил доктор, делая всё такие же гурманские глотки из бокала, хотя рука, держащая бокал, еле-еле тряслась от волнения. Уж слишком именитые у доктора гости сегодня. И их имена облачены в ореол отнюдь не белой славы… — Практика показывает, что приблизительно пятьдесят процентов умопомешанных в результате интоксикации наркотическими веществами склонны к выздоровлению путём курса разработанного мной «реабилитационного лечения». Процесс выздоровления длится в зависимости от метаболизма пациента. В среднем — от двух до четырёх недель. Оставшаяся группа пациентов, увы, не поддаётся никакому лечению…
— И ты надеешься, что я хоть что-то пойму? — со скучающим видом спросила Филика.
— Нет, не надеюсь, — глаза доктора торжествующе заблестели. Да, наёмница не его территории и этим можно воспользоваться. По крайней мере, взять себя в руки и перестать её бояться. В конце концов, она пришла сюда не заказ выполнять… Да, доктору бы хотелось в это верить. — Если просто: один к двум шанса на выздоровление. Если ваш друг не вылечится за месяц, то, увы, не вылечится никогда…
— Теперь слушай меня, шерстяная морда, — Филика поднялась и нависла над доктором: так близко, что было слышно запах его смазанного дорогим вином и ещё более дорогим табаком дыхания. — Если ты не вылечишь Тартора за три недели, я лично выпорю тебе кишки…
Вопреки всем ожиданиям, Лакто остался невозмутим. По крайней мере — снаружи. Каких усилий ему это стоило — оставалось только гадать. Доктор слегка приподнялся с кресла, от чего они с Филикой столкнулись лбами.
— Слушай меня, наёмница, я в этой жизни повидал многое… — доктор говорил спокойно, тщательно выговаривая каждое слово. — Гораздо больше, чем может представить твоя миленькая головушка. Плевал я на твои угрозы. Мне не страшна смерть. В стенах этой клиники я слишком часто с ней виделся… Если ты и дальше будешь разговаривать со мной в подобном тоне — никто здесь и пальцем не шелохнёт ради выздоровления твоего любовника.
Некоторое время они молча испепеляли друг друга взглядами. Шерсть на лице Лакто взмокла от напряжения и липла к щекам. Филика часто дышала. Её левый глаз предательски подёргивался.
