Шимчик сделал вид, что не заметил.

- А дальше? - спросил он с невинной миной.

- У меня все. Докладывайте!

Бренч следил за жужжащей мухой. Штор все еще не было.

- Самым трудным оказалось начало, - сказал капитан Шимчик. - Я предполагал, что Шнирке - вымысел, что сообщение о нем нам подсунули с единственной целью - все наше внимание направить на него и тем самым открыть дорогу агенту, который абсолютно на него не похож и, вероятнее всего, весьма незначителен. Кроме этой гипотезы, сознаюсь честно, у меня в руках не было никаких данных. Авария «трабанта» и смерть Голиана имели несколько объяснений, и совпадение по времени с пропажей формулы - также, хотя это мне до сих пор не дает покоя. - Он закурил. - Я решил исходить исключительно из поведения Голиана: он следил за Стегликом, поскандалил с Бауманном, вернул второй ключ от сейфа директору. Он сделал это, заметив, что старик хочет поймать его на липовой документации, а настоящее изобретение уже почти готово. Я пока ничего не утверждаю, в этом еще много неясного. Например, Сикора. Но мне думается, что всю эту возню вокруг силикатов Бауманна осложнило вмешательство извне.

- Неожиданное появление агента? - Майор не спускал глаз с Шимчика.

- Да, хотя дело выглядит несколько иначе. Голиан агента ожидал. Боялся его. Отсюда его беспокойство и конфликты с Бауманном и нескрываемый интерес к опытам, проводимым инженером Стегликом… Голиан понимал, что его загнали в угол, и предпринимал единственное, что мог, - готовился спасти шкуру.

Капитан умолк, он тер лоб и ждал вопросов, надеясь поскорее все закончить: «Домой, домой, лечь, выспаться или отправиться на реку, на рыбалку, как давно я не видел ни уклейки, ни хариуса, вербы на берегу, пасущихся на пригорке пестрых спокойных коров… Ах, какие глупости лезут мне в голову - уклейки, коровы…» Он отогнал видение и продолжал:

- Вернемся назад. Бауманн подтвердил мое предположение о причине первого бегства Голиана за границу. Голиан хотел продать свое изобретение. Но просчитался, не удалось, не нашел даже прилично оплачиваемой работы, потому хотел вернуться и не скрывал, очевидно, своих намерений. Этим он привлек внимание разведки. Ему посоветовали, каким образом он может, вернувшись, избежать суда и заключения, снабдили фальшивыми документами, чтобы он передал их нашим органам, представ перед ними под своим настоящим именем. Все это, естественно, не даром - за будущие информацию и услуги. Так оно и случилось. Прага проверила сообщение Голиана, инженер получил работу и… Вот пока и все. Это длилось какое-то время. Теперь вернемся к его жене. Подумаем о ней. Нам известно, что в Мюнхене она с Голианом разошлась, но известно также, что на этом их отношения не оборвались. Сначала письма, приветы, позже банки с консервами, Сага с шоколадом и сгущенным молоком. Зачем в молоке микропленка - ясно, пани Вера знала, что ее муж все время думает о силиконах и что в работу над ними включил и Бауманна, большого специалиста и знатока. Ей удалось заинтересовать какой-то концерн или организацию, которая к нам протянула свои щупальца. Штаглову и Доната, а может, и кое-кого еще. Это покажет будущее. Важно другое: вполне очевиден факт, что люди, перед которыми Голиан в Мюнхене имеет обязательства, и предприятие, стоящее за его женой, - не одно и то же, у них диаметрально противоположные цели. Одних интересует удешевление производства силиконов, вторых - шпионаж. Именно этими вторыми инженер пренебрег. Я думаю, что сразу же после возвращения Голиана больше всего привлекала совместная работа с Бауманном и ее результаты, он пренебрег ролью агента. Но должен был предвидеть, что долго это продолжаться не может. Конец иллюзиям настал раньше, чем он ожидал. В мае разведка потеряла терпение и через объявление в «Фольксштимме» приказала инженеру Голиану искать новое место и браться за дело. Объявление вспугнуло Голиана. Он набросал черновик заявления об уходе, но так его и не подал, узнав о том, что опыты Бауманна близятся к концу. Личные интересы подсказывали ему, что надо ждать, хотя бы это было связано с риском. Он, конечно, все сообщил жене и начал готовиться к бегству. Я полагаю, что обеспечить его переход через границу должна была Штаглова.

- А открытка от жены? - вмешался майор.

- Вы имеете в виду то обстоятельство, что он не обратил на нее внимания?

- Нет, я спрашиваю об открытке, его реакция меня не интересует.

- Ее точное значение мне неизвестно. Однако уверен, что это было либо предостережение о появлении агента, либо сообщение, что пани Вера его ждет. И то и другое вполне вероятно, я сужу по тому, как вел себя Голиан. Агента он видел днем. Следовательно, сообщение не могло его удивить, бегство, как единственный выход, - для него тоже был решенный вопрос. Я не думаю, что тогда он уже знал, что убьет агента, наверное, просто хотел выиграть время. Он исхитрился и списал несколько формул у Бауманна, а чтобы не сразу заметили, отдал ключи от сейфа Саге. Когда он приехал с агентом на дачу, случилось неожиданное: агенту было недостаточно нескольких формул, и он, вероятно, стал угрожать - скорее всего, тем, что выдаст Голиана нам, пугал его судом, тюрьмой - чем угодно. Формулы, которые ему подсунул инженер, являлись уликой. Лопнули все надежды, оставалось единственное - схватить нож Стеглика, забрать из дома диплом и документы, снять со сберкнижки деньги для сестры, проститься с Бачовой и насыпать в коробочку горсть словацкой земли… Это кажется странным, словно не наш век… Но Голиан - гемерчанин, я немного знаю эти места, их патриархальные нравы, его дед был фараром.

Они помолчали. Бренч все наблюдал за мухой, Лазинский обеими руками сжимал стакан, майор, постукивая пальцем по колену, спросил:

- Ну, а дальше?

- Дальше уже дело криминалистов, а не наше.

- Вы имеете в виду аварию и ампулу с газом?

- Да, я так считаю.

- Кто убил Голиана?

- На этот вопрос вам ответит Гаверла. Я утром послал его в Михаляны. Он нам уже немножко помог, пусть и закончит. Так будет по-честному.

- Расследование смерти агента готово?

- Ребята еще на даче, но все основное уже ясно: у агента в кармане была страница с формулами, австрийский паспорт на имя Винтерле, чехословацкое удостоверение личности на имя Богумила Славика и документы на имя сотрудника госбезопасности - уже Яна Ольшовского. И все с одной и той же фотографией. Более чем достаточно, чтобы и слепому стало видно, что это за птица.

- Отпечатки пальцев на ноже?

- Голиана, - ответил Шимчик.

- Телеграмма Донату?

- Сигнал Штагловой, чтобы в договоренное время вызвала по телефону Михаляны и подтвердила детали встречи или перехода границы. Этого я еще не знаю.

Майор кивнул и поинтересовался, когда получит подробное письменное донесение.

- Завтра-послезавтра, - неуверенно улыбнулся Шимчик. - Сегодня никак, я не спал всю ночь: возраст, знаете ли, пенсионный… Прошу разрешить.

- Ну, что ж, добро, но в Прагу позвоните непременно, вы с Вондрой в дружбе, он с вас стружку за опоздание не станет снимать.

Шимчик согласился:

- Конечно, вечером позвоню.

Он с трудом поднялся с места, встали и остальные.

Когда майор ушел, Лазинский сказал:

- Товарищ капитан, я вчера с этой Прагой…

Шимчик попросил лейтенанта:

- Оставьте нас, пожалуйста, нам надо поговорить, - И когда за Бренчем затворились двери, резко повернулся к Лазинскому: - Бросьте вы эти штучки, я не люблю самокритики!

Лазинский вытянулся и шагнул к двери, на пороге он услышал произнесенные ледяным тоном слова:

- Будьте же наконец мужчиной, вернитесь и ждите вместе со мной Гаверлу. Вместе со мной, Лазинский, мы ведь работали над этим делом вместе!

По улице мчались машины, уродливая черепаха таращила красные фарфоровые глаза. В солнечных лучах кружились пылинки, Шимчик смотрел и злился: «Шторы! Не забыть отругать Бренча», но вслух сказал:

- Хочу вам сообщить, хотя мы об этом уже говорили. Гаверла должен выяснить, о каком ремонте тот злой мужик просил Голиана. Ремонт был сопряжен с шумом…

- Да, я помню. - Лазинский не проявил никакого интереса.

- Но позже я вспомнил еще кое-что.

- Да.

- Прошу вас, не сидите как покойник. Вы ведь знаете, что за машины в деревне: маленькие электромоторы, косилки, насосы и прочая дребедень. Там за ними особенно не ухаживают. Остановилась машина - всадят литр масла или бензина, и все; но масло высыхает, и машина опять стоит. Тут уж никакое масло не поможет.

- Да. - Лазинский сидел с каменным лицом.

- Если речь шла о подобном ремонте и мужик из-за него обратился к Голиану, то теория Гаверлы относительно газа прогорит. У Голиана могли быть ампулы этилхлорида с собой, и он сам после работы по рассеянности мог положить оставшуюся ампулу в портфель. Это не слишком правдоподобно, но психологически оправдано. Сага, однако, утверждает, что на заводе этилхлорида нет. Навряд ли Голиан стал бы в такое для него трудное время доставать его ради какого-то ремонта, он занимался совсем другим делом… Остается лишь убийца. Кто-то подсунул ампулу в его голубой портфель.

Слабое движение должно было означать, что в слушателе пробуждается интерес, это подтвердил вопрос:

- В то время, когда Голиан сидел у Бачовой? Но тогда убийца должен был иметь ключ от машины.

- В том-то и дело, что не должен, и еще мелочь: я считаю, что версия Гаверлы насчет отпечатков пальцев ошибочна со всех сторон. Голиан все окна в машине закрыл сам, когда пошел к своей врачихе. - Капитан улыбнулся. - Вот приблизительно все.

- Все? А убийца?

- Убийца? - Шимчик отодвинул пепельницу - Бачова! - сказал он тихо.

- Ведь они были в комнате вместе, - возразил Лазинский.

- Не забывайте, что портфель у Голиана был с собой. А когда он вышел в коридор к телефону, портфель остался лежать на диване. Бачова сделала всего несколько движений. Зубному врачу достать ампулу с газом - пара пустяков, манипуляции с ампулой - тоже дело знакомое. Значит, и это подходит. Ампула была у Бачовой в кабинете на работе, утром она ее взяла. Вспомните, что нам говорила ее конопатая ассистентка: «Вчера доктор Бачова явилась на работу - и это небывалый случай - первая». Она спешила из-за ампулы. Знала, что инженер вернется, и еще ночью решила его убить. До его прихода нервничала. Когда