себя так, будто уехали на большое расстояние, хоть и находились всего в нескольких метрах от родного дома.

Когда были задействованы все те места, о существовании которых раньше и не подозревали, стало казаться, что город раскрывает некоторые из своих тайных ресурсов, пытаясь вместить новый приток людей, хотя в реальности в Париже стало на тринадцать тысяч человек меньше, чем пару дней назад.

В то время, когда зловонный велодром пустел, – его обитателей увозили автобусы, направлявшиеся в Драней, расположенный в северо-восточном пригороде, а затем поезда, уходящие куда-то на восток, – люди, оставшиеся в Париже, пребывали в ожидании в своих комнатах и убежищах и не проводили больше двух ночей в одном и том же месте. Анна и ее мать жили как затравленные животные два года, прежде чем их снова арестовали и отправили в неизвестное место, которое дети в своих играх называли «Питчи Пои». Так как никто из беженцев не отваживался выйти на улицу, им приходилось пользоваться продуктовыми талонами других людей, и они старались сделать так, чтобы щедрость их соседей продлилась как можно дольше.

Как обычно, консьержкам приходилось ломать голову в поисках решения непредвиденных проблем. Они отключали воду, газ и электричество, как им было велено, но у полицейских был также приказ оставлять у консьержек домашних животных. Некоторые из этих укромных небольших каморок на первом этаже многоквартирных домов превращались за ночь в вонючие переполненные зверинцы. Кошек отпускали – в газете появились предупреждения о смертельных бациллах, передающихся от насекомых- паразитов кошкам, а от них людям, – но когда стало очевидным, что их владельцы никогда не вернутся, собак, кроликов, морских свинок и даже певчих птиц стали использовать в качестве добавки к мясному рациону, что в любом случае их ожидало, так как жизнь не становилась легче.

Город вернулся к тому, что сходило за норму, и сдержанные рассказы об арестах, самоубийствах, брошенных детях, живущих в пустых квартирах, и зловонии на Зимнем велодроме присоединились ко всем невероятным слухам, которые отравляли воздух и наполняли его тайнами, которые никто не хотел разгадывать.

Некоторые оставленные дети вновь увидели своих родителей, когда они, поддавшись на обман, приходили на сборный пункт Объединения французских евреев, где их сажали на поезд, идущий в Дранси. Другим давали новые имена и отправляли жить с новыми родителями в другие части Франции. Когда становилось действительно страшно, многие дети вели себя как взрослые. В то время как их родители заново переживали ужасы детства, их дети посылали им письма с просьбами не тревожиться, используя тайный код: «У нас была довольно сильная буря» или «Начинает светить солнце». Они старались думать обо всех тех вещах, о которых хотели бы услышать их родители, но было нелегко утешить матерей и отцов, когда их уже не было там, чтобы получать утешения.

Цвет: черно-белый, 35 мм

Без звука, никаких титров

Постепенно появляется изображение

Булыжник на площади.

Картинка глазами ДЖУЛЬЕТТЫ.

Серо-коричневые фигуры тащат сумки, спеша по своим делам. Одна или две машины, везде велосипеды, проезжает велотакси, педали которого крутит молодая женщина в коротких штанах. Если можно, никаких голубей.

Кадр общего плана: ШАРЛОТТА выходит из небольшой толпы на улице Рояль и машет рукой камере. Она начинает переходить через площадь, двигаясь целеустремленно с сумкой через плечо. Солнце просвечивает через ее белую юбку, волосы раздувает ветерок; она выглядит молодой и жизнерадостной.

Камера отъезжает и дает изображение крупным планом:

ШАРЛОТТА кажется совсем близко, хотя ей еще нужно пройти какое-то расстояние до камеры.

На площадь въезжает черный «ситроен» за ее спиной слева. Звук хлопающих дверей. Трое мужчин в габардиновых пальто и мягких фетровых шляпах хватают ШАРЛОТТУ и запихивают ее в машину.

ШАРЛОТТА кричит.

Машина уезжает. ДЖУЛЬЕТТА вбегает в кадр, устремляясь за машиной.

ДЖУЛЬЕТТА (колотя по окнам машины). Это моя сестра! Это моя сестра!

Крупный план: из удаляющегося окна смотрит лицо ШАРЛОТТЫ с широко раскрытыми от ужаса глазами. Машина тормозит и останавливается. Дверца открывается, рука втаскивает ДЖУЛЬЕТТУ в машину.

Кадр: черная машина на скорости уезжает в сторону площади Согласия.

Крупный план: булыжники.

Двое мужчин спереди, двое сзади; ШАРЛОТТА зажата между ними. ДЖУЛЬЕТТА сидит на коленях одного из офицеров гестапо.

ДЖУЛЬЕТТА (хихикая). Сто лет я на машине не каталась!

Офицер сильно ударяет ее кулаком по спине. Боль и шок на ее лице.

Черный «ситроен» быстро удаляется; пешеходы по-прежнему спешат по своим делам. Машина становится все менее различима.

Начинается соло на трубе – одна длинная нота, потом мелодия – дерзкая, почти небрежная, но грустная, звучит как будто в пустой комнате. Через экран быстро раскручивается надпись: ВЛЮБЛЕННЫЕ В СЕН-ЖЕРМЕН-ДЕ-ПРЕ…

Постепенно появляется лицо ДЖУЛЬЕТТЫ, глядящее из окна машины. Ее черная челка и длинные прямые волосы придают ей детский облик, но выражение лица взрослого человека.

Когда появляются титры, уличные сцены отражаются в окне и проходят по лицу ДЖУЛЬЕТТЫ. Труба продолжает играть в сопровождении баса и тарелок.