руками: «сцанда джого» — большой праздник. Я намеревалась уведомить немца и англичанина, но они уехали, вероятно, за водой.

Было еще темно, когда меня разбудил Алипо. Нуба уже собрались.

Раннее утро было восхитительно: еще прохладно, нуба, как всегда, веселы, и я, легко одетая, чувствовала себя прекрасно. Сумку с оптикой нес Алипо, я же не выпускала из рук «лейку». Неспешно рождался день. Небо, на котором еще виднелся серп луны, стало светлеть. Когда над холмами поднялось солнце, желтые поля, лежащие перед нами, заискрились золотом. Вскоре солнечные лучи достигли и нас — в одно мгновение стало жарко. Это едва ли можно было вынести спокойно. Пот бежал по телу как в сауне. Даже нуба жаловались: «Синги цепа» («Солнце сегодня очень жаркое»). Я изо всех сил пыталась скрыть подкатывающую слабость. Наконец после пяти часов ходьбы мы нашли тенистое место для привала. Женщины опустили на землю большие короба, в которых несли одежду и украшения для ринговых бойцов. Потом они вытащили из горшков кашу из дурры, и мы, подкрепившись, отдыхали чуть более часа.

Поля давно остались позади, теперь на пути лишь изредка попадались кустарники и одиночные деревья. Я спросила Алипо, далеко ли нам еще идти, он показал рукой вдаль: «детте, детте» — далеко, очень далеко. Как это часто случалось, не задумываясь, я вовлеклась в приключение, а теперь вот назад хода нет: нужно было выдержать, маршируя километр за километром.

Солнце уже давно красовалось в зените, тут вдруг в глазах зарябило, меня охватила непреодолимая слабость. Вокруг задвигались тени, я потеряла сознание, а придя в себя, обнаружила, что качаюсь, как будто на спине верблюда. Сон это или явь? Потом до меня дошло, что я лежу в коробе, который несет на голове женщина нуба.

Наконец наш марш-бросок закончился. Женщины опустили меня на землю. Солнце скрылось, и жара быстро спадала. Вскоре мне стало лучше. Мы находились на площади посреди чужой деревни. На моей памяти, нуба еще никогда не уходили так далеко для участия в празднике ринговых боев. Выяснилось, что большой праздник должен состояться завтра, на что я не рассчитывала. Больше всего меня беспокоило, что немец не знает, где я нахожусь.

Между тем вернулся Алипо. Он нашел ночлег для всех нас. Мы покинули площадь и через некоторое время вошли в дом, который — насколько я могла разобрать в темноте — был похож на дома в Тадоро. Семейство из Коронго вернулось в соседний дом, только одна женщина осталась у нас. Она разожгла огонь и туда поставила большой горшок с кашей для нас. Мои нуба не могли с ней разговаривать, так как язык жителей Коронго ни одним словом не совпадает с языком масакинов. Слишком изможденная, чтобы есть, легла я на каменный пол и сразу же заснула.

Проснувшись, я почувствовала себя разбитой. С ног до головы я была покрыта пылью. А в середине хижины наши ринговые бойцы уже начали свой «утренний туалет»: они мазали себя золой. Совершенно фантастическое зрелище. Они стояли под пучком солнечных лучей, которые проникали через крышу хижины, в них кружился и вертелся пепел. Как будто освещенные прожекторами, двигались белые фигуры на темном фоне — вдохновляющий мотив для скульптора.

Когда я вышла из хижины, меня ослепил яркий солнечный свет. Постепенно глаза привыкали к нему. То, что я потом увидела, покорило меня целиком. Я видела тысячи нуба во время их празднеств, но то, что открылось мне здесь, превзошло все. Это было скопление воинов — фантастически разукрашенных людей, — море флагов и копий. Я помчалась в хижину, чтобы взять камеру, и не знала, что снимать сначала: массы людей, лица или ошеломляющее количество орнаментов на телах и калебасах.

Вновь солнце безжалостно светило на голубом небе, невыносимо хотелось пить. Напрасно я искала дом, где ночевала, чтобы найти там воды, не зная ни одного слова коронго-нуба, не могла никого об этом спросить. Беспомощно опустилась я на камень. Женщина, которая, вероятно, за мной наблюдала, показала на дом. С облегчением я вошла. Меня по-прежнему мучила жажда. Алипо поискал во всех углах хижины, но горшки были пусты. Я вытерла пот с лица. Через несколько минут вернулся Алипо с калебасом. Жадно я выпила все.

В это время начался марш всех команд.

Быстро, как только могла, я побежала и пыталась среди марширующих найти наших нуба. Алипо увидел их тотчас же. Мы продирались к ним сквозь все большее количество марширующих людей. Во главе шел Нату с флагом. Жемчужные нити, свисающие от головного убора как занавес, закрывали его лицо. Позади, танцуя, шли Туками и другие ринговые бойцы из Тадоро.

Сосчитать их я не могла. Начали образовываться круги — знак, что вскоре начнутся бои. Как матадоры, втягивались бойцы, поначалу еще на небольшие ринги. Беспрерывно гремели барабаны. Чудовищное возбуждение заполнило воздух, и по невидимому знаку начались бои. В круге, в который мне помогли проскользнуть нуба, бились приблизительно двадцать пар. Мне казалось, что я нахожусь на античной арене. Этот праздник затмил по своему размаху все до сих пор виденное мной.

Меня почти опрокинули, прямо скажу, не нежные удары. Около нас прорвалась сражающаяся пара. Бой, как волна, то приближался к нам, то отдалялся. Нуба орали вокруг меня будто сумасшедшие, одному удалось схватить другого за талию, и он вращал его как куклу вокруг себя; потом — вскрик и он поднял другого великана через свою голову в воздух и медленно положил его на спину. Оглушающий шум, барабаны, свист. Я отделилась от толпы, пробежала перед нуба, чтобы заснять победителя, которого выносили под всеобщее ликование.

Алипо нашел меня. Возбужденный, взяв меня за руку, он прокладывал мне дорогу через толпу. Гого, самый сильный боец коронго, вызвал на бой Нату, своего воспитанника и лучшего бойца среди масакин- нуба. Нату вызов принял — для нуба из Тадоро самый волнующий момент. Мы достигли ринга. Нату и Гого стояли друг против друга как два боевых петуха. Нату сильно наклонился и выдвинул широкие плечи, выгибаясь, и Гого, тоже нагнувшись, попытался в танцевальной манере дотронуться до головы Нату. Гого, более двух метров высотой, стройный и тренированный — впечатляющее зрелище. Он показался мне почти Давидом Микеланджело. До сих пор Нату ловко уворачивался от всех попыток Гого его схватить.

На ринге царило невыносимое напряжение. И тут неожиданно Нату выбросил руку вперед, обхватил Гого обеими руками за шею, но тот, также быстро реагируя, обхватил шею Нату. Оба, вцепившись друг в друга, кружили по рингу. Коронго поддерживали Гого, масакины — Нату. Я была на стороне «своих» нуба и кричала: «Нату, Нату!»

Бой одинаково мощных противников, ни в коем случае не превращаясь в потасовку, длился долго. В конце концов Нату нажал на Гого с неимоверной силой. Я не могла больше смотреть на сражающихся. Внезапно до меня донесся шум взревевшей толпы. И вот я уже увидела, как подняли на плечи Нату, дали ему копье в руку и вынесли из ринга. Глаза Алипо увлажнились. Гордость за эту победу наполнила его и всех масакин-нуба.

Когда я хотела подойти к нему, чтобы поздравить, то разглядела за толпой англичанина и немца, которые наблюдали за мной словно полицейские. В разгар великолепнейших боев, которые я когда-либо видела, оба подошли ко мне, и по их выражению лица можно было догадаться, что они не собираются со мной церемониться. Оба потребовали немедленно сесть в машину. Это было слишком. Я не могла в одно мгновение покинуть праздник и, плача, жалобно попросила остаться на несколько часов. В ответ безо всякого сожаления мои спутники потребовали, чтобы я следовала за ними. Я возмутилась и отказалась. Немец сказал: «Хорошо. Вот и оставайтесь, а мы поедем. Завтра мы покинем горы Нуба». «Нет, — закричала я, — это невозможно! Я заплатила вам за четыре недели большие деньги, мои последние деньги. Мы уехали из Малакаля восемь дней назад. Вы не имеете права уезжать!» «Мы можем это сделать», — цинично сказал немец. Они покинули боевой ринг. Стоящие вокруг нас нуба наблюдали за всем и позвали Алипо. Необходимо было принять решение — и у меня не было выбора. Без машины и еды, без денег я не могла оставаться. Сказала Алипо, что обязана уехать, но хочу попрощаться с Нату и другими друзьями. Когда он понял, что все серьезно, то велел найти остальных нуба — сам остался со мной, как будто намеревался защитить меня от всего злого. Я себя чувствовала неописуемо несчастной. Тут появились уже все мои нуба, они жали мне руки и хотели вытащить из машины. В этой сумасшедшей сутолоке Нату, Туками, Гумба и Алипо крепко держали меня за руки и плечи. Немец сел в машину и включил мотор. Я, сама не своя от ярости и отчаяния, вошла в машину. Не оглядывалась назад, не махала рукой, у меня не было сил видеть моих расстроенных нуба.

Ночью мы прибыли в Тадоро. Деревня мирно спала, лаяли лишь несколько собак. Я беспокойно