и голоса. По дороге домой в деревню нуба наткнулись на мое распростертое тело, побрызгали на лицо и голову водой из фляжек, которые у них всегда с собой во время работы на полях. Нуба видели, где остановился «фольксваген», и проводили меня туда.

Через некоторое время появились «нансеновцы». Вернувшись в лагерь, мы подкрепились ананасом, разделенным на пять порций. Когда прочие члены экспедиции отправились за водой к источнику, между мной и Луцем произошел чрезвычайно неприятный разговор. Все недовольство, что копилось на протяжении последних недель, усиленное громадным напряжением этого дня, выплеснулось наружу. Руководитель группы потерял самообладание, не выбирал выражений, в общем, мы поругались. Нуба некоторое время спокойно наблюдали за нашим столкновением как за диковинкой. Но когда Луц с угрожающими жестами двинулся на меня, один из нуба положил на его рот руку и отодвинул Оскара назад, другой — увел меня от места стычки.

После этой сцены отношения между мной и Луцем окончательно испортились. Понимая, что «нансеновцы» отделаются от меня при первой возможности, я еще теснее сблизилась с новыми друзьями. Нуба построили для меня соломенную хижину, в которой можно было спокойно спать даже в те дни, когда с гор дул свирепый ветер. Туземцы по-приятельски захаживали ко мне в гости и приносили небольшие дары: прежде всего фляжки, которые изготовляли и оформляли орнаментами мальчишки в пастушьих лагерях, кроме того, копья, украшения из жемчуга, даже музыкальные инструменты. Так постепенно моя хижина превратилась в маленький музей. Огромным удовольствием для новых друзей стало учить меня языку нуба. В этом деле нам несказанно помогал магнитофон, и я делала ошеломляющие успехи. Дружелюбие туземцев передавалось и мне, действуя как животворящий источник.

Однажды меня разбудил Рольф:

— Собирайся, отправляемся в Кадугли, нужно забрать почту и кое-что сделать.

— А «нансеновцы» меня возьмут?

— Ты поедешь в моей машине, все сложи в ящики, багаж оставь под деревом. Максимум через три дня вернемся.

Расстояние в 60 километров мы преодолевали почти три часа. По этим дорогам можно было передвигаться только черепашьим темпом. Глубокие борозды, появлявшиеся после каждого сезона дождей, становились на жаре каменными. Автомобиль иногда так заносило, что мы рисковали перевернуться.

Гостиница в Кадугли, примитивный домик, показалась нам отелем «люкс»: прежде всего здесь находился кран с водой, и мы смогли наконец-то помыться с головы до ног — неделями недоступное наслаждение.

Мне полюбился Кадугли — маленький городок, расположенный в прелестном местечке, окруженном холмами. Там располагались почта, гарнизон, полицейский участок, больница и даже большой базар, называемый в Судане «сук». Среди массы местных жителей попадались представители разных племен, таких как динка[478] и шиллуки[479] . Одетые в черное женщины, с тяжелыми золотыми браслетами на запястьях и щиколотках, напоминавшие египетских цариц, несли за спинами завернутых в покрывала детей.

Торговцы на базаре — по большей части суданцы, а также египтяне и греки — предлагали товары на любой вкус: горшки, стаканы, прочую кухонную утварь, инструменты, вязальные машины, ведра, дрова, яркие ткани и дешевую одежду, в основном арабскую. В продаже имелись даже консервы, но экономия в нашей экспедиции царила строжайшая, поэтому Рольф купил только несколько банок ананасов. Я же тайком приобрела несколько лимонов.

Когда через три дня мы вернулись в лагерь, сразу же обнаружилось, что моя раскладушка и все ящики и мешки, оставленные под деревьями, исчезли. В ужасе мы не знали что и подумать. Может все украли проходящие мимо кочевники? Но тут Луц указал на чернокожих мужчин, спускавшихся со скал с нашими ящиками на плечах. Оказалось, что нуба забирали вещи на хранение. Улыбаясь и жестикулируя, они бурно выразили свою радость, когда получили табак в награду. В племени отсутствовали деньги, и все сделки совершались путем натурального обмена. Мы отдавали им белую ткань, которая использовалась для изготовления покрывал, бисер, от которого они приходили в полный восторг, пестрые платки для «кадумов» — бойцов на ринге. Нуба расплачивались с нами зерном, табаком и хлопком, которого из-за отсутствия воды сажали немного.

Честность туземцев достойна уважения. Однажды я потеряла золотые наручные часы. Чернокожий мальчик нашел их в траве и вернул мне. У масакин-нуба золото вообще долгое время не являлось средством платежа, а двери в домах не закрывались. Обычно, когда там принимали гостей, в качестве угощения выставляли калебасы[480] с водой и с деликатесным арахисом.

Молодежь вела счастливую свободную жизнь. Дети целыми днями играли в тени деревьев, под неусыпным наблюдением старших братьев и сестер. Девушки носили младенцев, привязанных к бедрам, а мальчики еще и пасли скот. Наиболее сильные юноши отправлялись в пастуший лагерь, где проходила подготовка к соревнованиям на ринге.

Сражения на ринге расценивались нуба не просто как спорт, а как некое культовое действо огромного значения. Маленькие мальчуганы, едва научившись правильно бегать и ходить, тут же начинали готовиться к своему бою, перенимая танцы опытных атлетов. Став юношами, они проводили между собой первые соревнования, украшая себя и в этом следуя примеру братьев и отцов.

Время и место боя определял духовный предводитель, «кудъюр», совместно с советом старейшин. Затем рассылались гонцы, чтобы пригласить всех желающих. Некоторые из таких праздников боев на ринге проходили в отдаленно расположенных долинах. Нам с «нансеновцами» удалось стать свидетелями нескольких подобных турниров, каждый раз воспринимавшихся по-новому, как яркое большое событие. Ранним утром все сообщество живущих в Тадоро на холмах, исключая детей и стариков, приходило в движение. Нуба украшали себя жемчугом, золой, выделанными шкурами. Многие культовые предметы по традиции прикреплялись с обратной стороны поясов. Во главе процессии несли знамя селения, завершали колонну женщины, двигавшиеся к месту поединка с тяжелыми горшками на головах, наполненными водой и пивом. В празднике принимали участие приблизительно четыре тысячи нуба.

В первую очередь отдавалось должное культовым ритуалам: бойцы принимались притопывать ногами, издавали глухие звуки, имитируя рев быков, двигали кистями рук, словно крыльями крупных насекомых. Когда, танцуя и издавая рыкающие звуки, участники состязаний приближались к рингу, зрители впадали в экстаз. Нуба называют это «кадума норцо»: ринговые бойцы «воют». На этой стадии, согласно древнему обычаю, в жертву приносился скот.

Чем дольше длились сражения, тем азартнее становились. Некоторые продолжались несколько секунд, другие — несколько минут. Если зрители близко подходили к состязающимся, тем самым мешая бою, судьям приходилось отгонять их прутьями. В такие мгновения фотографировать невозможно, и, только когда победителей на плечах выносили с ринга, мне посчастливилось сделать несколько снимков.

Слишком быстро наступил день расставания с нуба. Группа «нансеновцев» не могла задерживаться в Тадоро более семи недель, а поскольку у меня не было машины и необходимого экспедиционного оборудования, наступила тяжкая минута прощания с друзьями. Когда автомобили тронулись в путь, нуба долго бежали следом, а я, пожимая им в последний раз руки, пообещала: «Лени бассо, Лени робрера» («Лени вернется через два года») — сама не веря в эти слова, но желая в последний раз доставить им немного радости.

Два дня спустя экспедиция добралась до Малакаля. Расставшись с группой, я наконец-то оказалась одна, и свобода доставила мне счастье. Малакаль — небольшой город на Ниле, удаленный от нуба на несколько сотен километров. Его население в основном состояло из суданцев, но там также встречались шиллуки, нуэры и динка. Пришлось остановиться в пустующей гостинице, условия проживания в которой были еще примитивнее, чем в Кадугли. Повсюду бегали мыши и крысы, входная дверь не закрывалась. Отсюда я планировала отправиться на пароходе, отплывающем из Малакаля раз в неделю, в Джубу, самый южный город Судана, приблизительно в 120 километрах от границы с Угандой, оттуда — добраться до Кении, так как обратный билет был у меня из Найроби.

Однажды на базаре в Малакале, ко мне подошел суданский солдат. Жестами он дал понять, что хочет куда-то отвести меня. Оказалось, со мной пожелал встретиться губернатор провинции Верхний Нил, полковник Осман Наср Осман, от которого я получила приглашение отобедать в его доме. Моим рассказам о