был нарваться, если есть на свете справедливость. Может, еще и на конфискацию имущества - это было бы оптимально.
Гарри нутром чуял в нем врага: врага не идеологического (хотя это тоже) - врага кровного. Рожденного врагом и собиравшегося продолжить род врагов.
Он был сделан из другой материи: весь, до последней косточки, до последней капли крови. Он жил на свете для того, чтобы Люциусу Малфою и его близким родственникам жилось хорошо, и для этого - Гарри не сомневался - сделал бы все: убил, украл, предал… Поджег детский приют и отнял медяки у слепого.
Единственной точкой отсчета и мерой всех вещей для него был он сам. И, может быть, его родные.
Выходя из камина, Гарри спросил себя, не демонизирует ли он Малфоя. И ответил уверенно: нет. В Люциусе Малфое не было ничего, выходящего за обычные человеческие рамки. Просто он жил в мире, вышедшем из рамок давно.
Остановившись у дивана, расположенного как раз напротив камина, аврор повернулся к гостю. Бывший Упивающийся Смертью стоял у камина и рассматривал их гостиную.
В этом коттедже была стандартная планировка: гостиная, крохотная прихожая с лесенкой, ведущей на второй этаж, кухня с чуланом для хранения продуктов; наверху две спальни, одна ванная комната и рабочий кабинет.
Вторую спальню оборудовали под кабинет для Драко: это была единственная перепланировка, которую можно было осуществить в таких условиях. Никаких библиотек, бильярдных, комнат для гостей, никаких комнат отдыха и тайных комнат в доме не имелось. Все было по-спартански просто и предельно функционально.
Должность, которую занимал Драко, позволила обогатить интерьер картинами (может, даже представлявшими художественную ценность, Гарри в этом не разбирался); облагородить стену над камином длинным узким кинжалом (жалкая потуга на хороший вкус: «
Свой вклад в создание уюта внес и Гарри, принеся из дома на Гриммаулд-плейс пылившиеся на чердаке серебряные вилки, ложки и чайные ложечки, избегнувшие загребущих рук Мундугнуса Флетчера; маленький волшебный фонтан в виде холма с водопадом, теперь услаждающий взоры хозяев в гостиной; и пару хорошо сохранившихся ковриков, которые постелили в спальне у сдвинутых кроватей. Из министерской квартиры Гарри вывез стол, полочки для дисков, шкафчик для бумаг, две лампы, одну с абажуром, другую - обычную «дневного света», крутящийся стул, скрипучее кресло с продранной обивкой и родной, за два с половиной года успевший устареть компьютер.
Словом, жить в доме было можно, но для привычного к роскоши аристократа такая жизнь показалась бы… убогой.
Так оно и вышло.
Люциус Малфой оглядывал гостиную дома, в который попал, с презрительным любопытством и едва скрываемой усмешкой, и Гарри, остро прочувствовав под этим рентгеновским взглядом и блеклость лежащего на полу однотонно-зеленого ковра с жестким ворсом, и скудость меблировки, состоящей только из дивана, кресла и шкафа с застекленными дверцами, две полки которого занимали сервиз и рюмки с бокалами, а две были пустыми, - подумал с внезапной яростью: «Пусть только скажет хоть что-нибудь… Пусть только скажет хоть слово».
Люциус Малфой не сказал ничего. Осмотрев место, где жил его сын, и сделав для себя неозвученные выводы, он направился к креслу, протер обивку белым платком («Вот сволочь!» - подумал оторопевший Гарри) и уселся, поставив трость на пол рядом с ногой.
Одарив аврора ледяной улыбкой, он начал:
- Итак…
- Выпить не предлагаю, - перебил Гарри.
Он стоял, покачиваясь на пятках, запустив большие пальцы за пояс брюк. На нем была маггловская одежда - лишь сверху накинута аврорская мантия, и сейчас Гарри был этому рад. Не хватало ему состязаться в искусстве ношения робы с чистокровным аристократом Люциусом Малфоем.
Регламент предписывал посещать занятия в министерской униформе, в робе и мантии, но Гарри носил то, что ему было удобно. В брюках он чувствовал себя уверенней, чем в бабском балахоне, задирающемся на голову в мгновение ока (да-да, вспомним старину Снивелли).
Люциус, по достоинству оценив гостеприимство этого дома, снова улыбнулся: приподнял уголки губ в намеке на усмешку, взглянул на аврора остро и зло; затем лицо его разгладилось, став учтиво- радушным:
- Мистер Поттер… Понимаю, в прошлом у нас были далеко не лучшие отношения. Но мы никогда не вступали в открытый конфликт…
Гарри покачал головой. Представления Малфоя и Поттера о конфликтах, видимо, сильно различались.
Он собрался напомнить о дневнике Тома Риддла, подкинутом маленькой Джинни, о схватке в Отделе Тайн, постоянном давлении Малфоя на Попечительский Совет, но тут Люциус заговорил - напористо и быстро:
- Нет-нет-нет, все те мелочи - не в счет. Вы стояли против слуг Волдеморта; убивали их, теряли друзей, - неужели вы скажете, что это было одно и то же? Жизнь за жизнь, смерть за смерть, - все остальное можно покрыть; не так ли, мистер Поттер?
Гарри глядел на длинноволосого аристократа, опасного, холеного, яркого, как ядовитое животное, и думал, как сильно ему хочется выгнать гостя взашей. Ничего, абсолютно ничего хорошего Люциус сказать не мог; все его слова были ядом, отравляющим мозг, и инстинкт самосохранения Гарри вопил, как недорезанная мантикора. С трудом справившись с животными рефлексами, требующими прогнать врага прочь из дома, аврор спросил сухо:
- Вы для этого сюда пришли? Не слишком верится. Мы не можем жить в мире; мы не можем даже сосуществовать в одном пространстве - по крайней мере, в пределах прямой видимости. Мы слишком разные, мистер Малфой.
- Да, - согласился Малфой с улыбкой. - Это так. Мы разные. По рождению, по воспитанию, по убеждениям… И с Драко у вас то же. Вы даже не представляете, насколько это различие серьезно. Позвольте мне объяснить…
Гарри вяло улыбнулся, отрицательно махнув рукой:
- Не стоит. Не тратьте время зря. С нашими различиями мы сами как-нибудь разберемся. Происхождение, конечно… его никуда не денешь, но это не самый ужасный порок. Пожалуй, это я Драко прощу; а в остальном он меня устраивает.
Гарри подумал, стоит ли поделиться с Люциусом информацией, что его сын сильно изменился со школьных времен. Из маменькиного сынка вырос вполне приличный аристократ - выдержанный, спокойный и эмоционально уравновешенный.
Нет, были, конечно, и свои недостатки, - куда уж без них, но достоинства перевешивали.
- Вы не поняли, мистер Поттер, - улыбнулся Люциус. - Происхождение Драко не просто влияет на ваши отношения… Оно, собственно, является их причиной. Видите ли, жена Мелеганта Прокрустуса Малфоя, моего прадедушки и прапрадедушки Драко, была вейлой.
Малфой уставился на Гарри с нетерпением удава, ожидающего, что доведенная до кондиции жертва зайдется в судорогах, начнет рвать волосы, сдерет с себя кожу и, полностью готовая к употреблению, сама впрыгнет в пасть.
Гарри отметил про себя, что Малфой не назвал вейлу прабабкой, дистанцировавшись от нечеловеческого существа, определив ее лишь как «жену прадеда».
- М-да. Как интересно, - скучающе сказал аврор.
Люциус вздохнул и на секунду прикрыл глаза.
- Маггловское воспитание… - проговорил он тихо, для себя, не пытаясь оскорбить. - Дает много пробелов, сколько после ни восстанавливай. - Мистер Поттер, - повысил он голос, - насколько я знаю, у… людей есть наука генетика. Среди магов она называется «играми крови». Вы имеете о ней представление?
