территорией. Поэтому они враждебно относились к иерархически выстроенной ПЧК и строили планы реструктуризации Комитета революционной охраны Петрограда, с тем чтобы предоставить ему и его районным подразделениям главную ответственность за борьбу с контрреволюцией, спекуляцией и уголовными преступлениями на местах (65).
Что касается отношения Крестинского к ПЧК, то ключ к пониманию его дают сообщения в прессе о совещании высших руководителей Комиссариата юстиции, состоявшемся 20 июня. Согласно газетной информации, которая не была опровергнута, совещание было созвано с целью рассмотреть работу «комиссии Урицкого» и реформировать следственный отдел Комиссариата. Однако дискуссия на совещании свелась в основном к обсуждению проблем ПЧК. В результате было вынесено решение «комиссию Урицкого ликвидировать» (66).
Нетрудно представить, как был обеспокоен Дзержинский, когда два дня спустя до него дошли эти газетные сообщения. Его собственное видение исключительной роли ЧК в сравнении со всеми другими органами безопасности нашло отражение в решении июньской конференции чрезвычайных комиссий страны взять на себя все бремя беспощадной борьбы с контрреволюцией, спекуляцией и злоупотреблениями чиновников по всей России. Отражением этого видения стали также решение конференции о роспуске всех прочих органов безопасности и ее заявление о том, что чрезвычайные комиссии являются высшими органами административной власти Советской России. И вот, несмотря на эти решения, делающие ЧК единственным органом защиты внутренней безопасности России, и утвержденную на этой же конференции независимую, жесткоиерархическую структуру подчинения, ЧК во втором по значимости городе России оказалась на грани несогласованного роспуска (67). После обсуждения этой ситуации с членами коллегии, Дзержинский направил Зиновьеву телеграмму, в которой предельно ясно выразил свое несогласие с роспуском ПЧК. «В газетах имеются сведения, — говорилось в телеграмме, — что Комиссариат юстиции пытается распустить Чрезвычайную комиссию Урицкого. Всероссийская Чрезвычайная Комиссия считает, что в настоящий наиболее обостренный момент распускать таковой орган ни в каком случае не допустимо, напротив, Всероссийская конференция чрезвычайных комиссий, по заслушании докладов с мест о политическом состоянии страны, пришла к твердому решению о необходимости укрепления этих органов при условии централизации и согласованной их работы[.] О вышеупомянутом комиссия В.Ч.К. просит сообщить товарищу Урицкому» (68). Как будет указано ниже, в начале июля, после убийства Володарского и появления грозных признаков массовых волнений, советское руководство Петрограда направило Дзержинскому ответную телеграмму, в которой опровергло сообщения в прессе о роспуске ПЧК (69).
Влияние левых эсеров в СК СО значительно превышало их численность (4 из 13 комиссаров). Взять, к примеру, отличавшегося независимым мышлением и импульсивностью Проша Прошьяна. В бытность свою народным комиссаром центрального правительства (с декабря 1917 г. до середины марта 1918 г.), Прошьян яростнее всех нападал на Ленина и его сторонников, когда политика и практика большевиков приходили в столкновение с левоэсеровскими принципами. После ратификации Брестского мира он последовательно отстаивал необходимость выхода левых эсеров из Совнаркома, что, по его мнению, было неотъемлемой частью стратегии международной революции. Получив пост комиссара внутренних дел в правительстве Северной коммуны, второй по значению после председателя — Зиновьева, Прошьян обнаружил, что его комиссариат не является пока работающим органом (70). Однако, за короткий срок своего комиссарства он приложил колоссальные усилия, чтобы превратить его в эффективный административный институт, слаженно действующий в региональном масштабе. Главным шагом в этом направлении стал организованный им в начале июня съезд представителей отделов внутренних дел Советов Северной области (71). На нем была одобрена организационная структура Комиссариата внутренних дел и территориальных отделов внутренних дел вплоть до волостного уровня (72). 15 июня ЦИК Северной области одобрил его организационный план (73). Веденная при Прошьяне организационная структура продолжала существовать и после его ухода с поста комиссара внутренних дел. Так же, как и в бытность его наркомом почт и телеграфов в Совнаркоме, он заменил враждебно настроенный персонал лояльными к Советской власти сотрудниками, многие из которых были левыми эсерами. О значимости его фигуры в Северной коммуне говорило то, что многие декреты этого периода были изданы за подписью его и Зиновьева. Его назначение в начале июня в состав чрезвычайной и полномочной внутриправительственной тройки также свидетельствовало о важности его фигуры. Тройка была сформирована для борьбы с контрреволюционной погромной деятельностью, которую вели в рабочей среде правые группы, а также с угрозой Советской власти со стороны новых оппозиционных сил, таких как Собрание уполномоченных (74).
Не менее деятельным, энергичным и амбициозным руководителем был занимавший пост комиссара земледелия левый эсер Николай Корнилов. Как и Прошьян, он был вынужден создавать свой департамент с нуля, однако его работу, возможно, несколько облегчила сформированная за несколько недель до его назначения специальная комиссия при СК СО по разработке плана организации Комиссариата земледелия (75). 23 мая, вскоре после вступления в должность, Корнилов разослал по земледельческим отделам Советов Северной области четко сформулированный программный меморандум. Целью его, помимо объявления о создании данного комиссариата и стремления наладить взаимополезные связи с отделами Советов, было довести до них свою главную задачу: подготовить, в тесном сотрудничестве с ними, проведение в жизнь левоэсеровской программы фундаментальных земельных реформ. В этой связи он наметил ряд насущных задач, таких как реорганизация растениеводства, животноводства и лесоводства; улучшение почв; переселение и просвещение сельских жителей; а также сбор устной и письменной информации, имеющей отношение к решению этих задач. Также он объявил о намерении создать под своим руководством «временный земельный совет», в состав которого вошли бы члены его коллегии и выборные, наиболее компетентные представители земледельческих отделов губернских Советов, чтобы совместными усилиями разрабатывать планы реформы, отвечающие местным реалиям (76). За время пребывания Корнилова в должности были разработаны подробные установления, касающиеся всех сторон организации и деятельности Комиссариата земледелия и его подразделений на местах (77). Кроме того, им были созданы плановая и бюджетная процедуры, подразумевающие немедленное исполнение. Явно рассчитывая на продолжительное пребывание в должности, он распорядился подготовить подробный бюджет на весь 1918/1919 финансовый год (78). Следует также отметить, что его внутриведомственные инструкции показывают, что он был въедливым и жестким руководителем (79).
Большевики и левые эсеры работали также рука об руку в таких организациях, как Петроградский Совет и районные Советы. К этому времени большевики, поддержанные левыми эсерами, имели большинство во всех петроградских районных Советах, кроме одного. Исключением был Рождественский Совет, в котором большинство принадлежало левым эсерам. Эта взаимная поддержка длилась почти до середины лета. Так, 3 июля, на заседании беспартийной конференции в Пороховском районе, левый эсер выступил с защитой большевиков от критики со стороны меньшевиков и эсеров (80).
Хотя, по его мнению, большевики были не правы, приняв Брестский мир, но «не ошибается тот, кто ничего не делает», добавил он. «Мы можем временно расходиться с большевиками, но мы идем вместе, тесно связанные», — выразил он затем типичное и, что немаловажно, публичное, отношение левых эсеров к большевикам в Петрограде (81).
В начале мая газета «Известия», орган Петроградского Совета, была переименована в «Северную коммуну»; в составе ее редакции было два большевика и один левый эсер. Относительно спокойные, рабочие отношения между большевиками и левыми эсерами в Петрограде в период трудностей весны и начала лета 1918 г. резко контрастировали с ситуацией, сложившейся в Москве. Конечно, московские левые эсеры продолжали работать в коллегиях отдельных наркоматов, в городском и районных Советах и в ВЧК. Однако, если в их газете «Знамя труда» внутренняя и внешняя политика большевиков ежедневно подвергалась самой острой критике, то в «Знамени борьбы» (петроградском органе левых эсеров) критика политики большевиков — за исключением нападок на Брестский мир и хлебную разверстку — была относительно мягкой, осторожной и приглушенной. Значительно больше внимания петроградские левые эсеры уделяли критике общих с большевиками внутренних и внешних врагов, особенно Собрания уполномоченных.
Когда видные деятели партии левых эсеров приезжали из Москвы в Петроград, они были озабочены
