это приятное дело», — пояснил он, усмехаясь. В общем, пока большевики хранят верность разделяемым обеими партиями революционным принципам, заявил Фишман, левые эсеры будут рады работать с ними вместе.
Далее Фишман рассказал о том, как петроградские левые эсеры представляют себе Советскую власть в целом и структуру будущего областного правительства, в частности. Здесь контраст между Фишманом, выражавшим господствующее мнение левых эсеров Петрограда, и Зиновьевым, который теперь, как и Ленин, пренебрегал демократическими принципами и видел спасение революции в строгой дисциплине и централизованном управлении, был весьма значительным. В основе левоэсеровского преставления о власти, как его сформулировал Фишман, лежала стойкая вера в способность рабочих и крестьян, организованных вокруг демократических Советов, двигать вперед революцию. Подлинная Советская власть и революционная демократия должны непременно опираться на здоровые социальные силы, а именно, те элементы городского и сельского населения, которые живут собственным трудом. Так как городской пролетариат переживает процесс миграции из города 6 деревню, главной социальной базой революционного правительства должен стать по-прежнему многочисленный, здоровый и политически дееспособный класс российского трудового крестьянства (то есть, среднего и беднейшего, своим трудом возделывающего небольшие наделы земли — в отличие от более крупных собственников, использующих наемный труд). Поскольку этот класс жив и здоров, нет необходимости привносить в советскую систему чисто бюрократические институты или вводить диктатуру партийных комиссаров. Причиной этой болезни, развившейся в эпидемию, стало то, что естественная социальная база большевиков в среде промышленных рабочих утратила былую силу и сплоченность. Чтобы компенсировать это, вводится диктат партийных чиновников, подменяющий собой классовую демократию, осуществляемую через свободно избранные, представительные Советы. Фишман считал крайне важным повернуть вспять этот процесс. (На неофициальном уровне правящие петроградские большевики во главе с Зиновьевым, конечно, были и сами озабочены растущей изоляцией Советов от их трудящихся избирателей и надеялись исправить ситуацию с помощью беспартийных рабочих конференций (20).)
Выдвинутые Фишманом от лица левых эсеров предложения по структуре областного правительства вытекали из признания властного приоритета представительных, подконтрольных народу, демократически избранных и действующих Советов. Так, он считал, что СК ПТК следует упразднить, а главным органом власти в Северной области должен стать Исполнительный комитет съезда Советов. Его нужно сделать гибким и эластичным, его члены должны в любой момент подлежать отзыву со стороны избирателей, с тем чтобы он всегда являлся отражением народной воли. В состав его должны входить отделы, соответствующие существующим комиссариатам. Над отделами должен быть установлен прямой и полный контроль. Возглавлять отделы должны члены исполкома, не образуя при этом отдельного руководящего органа. (Предполагалось, что на местах власть будут осуществлять имеющие такую же структуру и подконтрольные демократически избранным Советам местные исполкомы.) Если все это сделать, подытожил Фишман, исполнительные комитеты не будут такой же фикцией, какой стал ВЦИК в Москве, и массы вновь окажутся вовлечены в политическую жизнь страны и революции (21).
Затем делегатам для голосования были предложены две резолюции, касающиеся структуры правительства Союза коммун Северной области (как часто называли Северную область, или, более коротко — Северная коммуна). Одна включала радикальные (можно сказать — донкихотские) предложения Фишмана. Другая, представленная большевиками, предлагала следовать существующим моделям Советской власти. Кроме того, большевистская резолюция обещала, что новое правительство будет придерживаться курса, взятого на Четвертом Всероссийском съезде Советов, выполнять решения всех предыдущих съездов Советов (что бы это ни значило) и работать в тесном сотрудничестве с Совнаркомом и ВЦИКом. Счет в голосовании был 45 — за резолюцию левых эсеров к 82 — за резолюцию большевиков (22).
В состав избранного 29 апреля Совета комиссаров Северной области (СК СО), вошли следующие большевики: Зиновьев (председатель), Шейман (финансы), Луначарский (просвещение), Крестинский (юстиция), Урицкий (внутренние дела), Залуцкий (труд), Володарский (печать), Малышев (экономика), Лилина (призрение), Анвельт (национальности), Первухин (здравоохранение), Позерн (военные дела) и Восков (продовольствие) (23). В начале мая к ним присоединились четверо левых эсеров: Прошьян, сменивший Урицкого на посту главы комиссариата по внутренним делам и Комитета революционной охраны Петрограда (Урицкий остался главой ПЧК); М. Д. Самохвалов (областной контроль); Николай Корнилов [Кирилл Коренев] (земледелие) и Леонид Беклешов (почта и телеграф) (24).
Большевики не только уступили левым эсерам четыре поста в новом правительстве вместо трех, как первоначально планировалось, но и продемонстрировали открытость в том, что касалось взаимоотношений между институтами нового областного правительства. Согласно резолюции, принятой 14 мая Центральным исполнительным комитетом Северной области, в период между съездами Советов Северной области руководящим и контролирующим органом в регионе являлся ЦИК, состоящий из 25 большевиков и 14 левых эсеров. СК СО становился его исполнительным комитетом. Все члены ЦИК СО распределялись между комиссариатами и должны были собираться на заседания не реже двух раз в месяц. Члены СК СО, не входившие в состав ЦИКа, получали в нем лишь право совещательного голоса (25). На первый взгляд, эта схема представляла собой попытку снять опасения левых эсеров по поводу безграничной власти комиссаров и доказать превосходство ЦИК над СК СО. Как бы то ни было, о ней быстро забыли. На практике, как и в случае с центральным ВЦИКом, ЦИК СО был подчинен Совету комиссаров Северной области, который, располагаясь в Смольном, по сути, произвольно принимал решения и издавал указы, касающиеся Петрограда и прилегающего к нему региона. В то же время, создание СК СО и ЦИК съезда Советов Северной области еще больше запутало систему управления Петроградом, добавив новый слой институтов, претендующих на власть в городе. Ситуацию несколько упрощало (но не разрешало) то, что руководящие посты и в СК СО, и в СК ПТК, а также в президиуме и исполкоме Петроградского Совета часто занимали одни и те же люди, а председателем везде был Зиновьев (26).
Дебаты между Зиновьевым и Фишманом на Первом съезде Советов Северной области, оказавшиеся, в ретроспективе, центральным моментом съезда, явились наглядной иллюстрацией как связей, объединяющих большевиков и левых эсеров, так и глубоких различий между двумя партиями. Для петроградских большевиков, испытывающих острый кадровый голод, левые эсеры были источником энергичных, грамотных работников, зачастую бесконечно более преданных делу революции, чем набранные без разбора и в спешке новые члены большевистской партии. В период после съезда Советов Северной области левые эсеры в Петрограде оставались активны и даже расширили свое влияние в отдельных комиссариатах, в ПЧК и в таких институтах городского управления, как Петросовет и районные Советы.
Дальнейшие события покажут, что Фишман не кривил душой, когда заявлял, что левые эсеры все еще верят в большевиков. Конечно, большинство левоэсеровских лидеров в Петрограде считали Брестский договор позорным предательством по отношению к мировой социалистической революции. Тем не менее, большевики для них по-прежнему были героическими творцами «Октября». У них оставалось здоровое ядро — «левые коммунисты», с которыми у левых эсеров было особенно много общего. Казалось, что под их напором и вся большевистская партия неизбежно вернется на революционный путь, с которого она свернула, и обе партии вместе будут работать на благо мировой революции. Альтернативы — повернуть против большевиков, то есть, по сути, примкнуть к контрреволюции, или продолжать бороться в одиночку — были для петроградских левых эсеров неприемлемы. Ведь еще буквально накануне, на втором съезде левых эсеров, их новая и в организационном смысле слабая партия едва не развалилась.
В то же время, полемика между Зиновьевым и Фишманом показала, что по ряду серьезных программных принципов между большевиками и левыми эсерами существовало значительное расхождение. Большевистское руководство видело решение проблем, связанных с непрекращающимся хаосом в экономической и политической жизни страны и угрозами внешних и внутренних врагов, в диктатуре, институциональной централизации, использовании технического опыта буржуазных специалистов и офицеров царской армии и продлении даваемой Брестским миром «передышки» в войне с Германией фактически любой ценой. Для левых эсеров, которые были преданы идеалу рабоче-крестьянской власти, осуществляемой через демократические Советы, и которые видели единственную надежду на выживание русской революции в всемирном восстании трудящихся, такие политические методы были отвратительны.
