Собрание организаторов приняло решение создать секции партийной работы среди женщин одновременно на городском и районном уровне. Однако, несмотря на то, что все районные комитеты партии сформировали у себя подобные секции (82), добились они немногого — в основном, из-за непрекращающихся экономических трудностей, которые оказывали на женщин гораздо большее воздействие, а также из-за традиционно пренебрежительного отношения большевиков-мужчин к женщинам вообще и к партийной работе среди женщин-работниц, з частности. О проблеме половой дискриминации и ее негативном воздействии на партийную работу в этот период говорила впоследствии Самойлова, выступая в декабре 1918 г. на Восьмой городской конференции петроградских большевиков. В качестве иллюстрации она привела следующий пример: когда на одном из крупнейших петроградских заводов женщины избрали свою представительницу в заводской рабочий комитет, мужчины-рабочие отказались признать ее на том основании, что если, мол, давать отдельное представительство женщинам, то тогда нужно будет давать его и детям (83).
На заседании Собрания организаторов 26 июня Самойлова также подняла вопрос о возобновлении выхода «Работницы». Не сомневаясь в необходимости возрождения журнала, она, правда, была не вполне уверена в том, где он должен издаваться, в Петрограде или в Москве, поскольку в столице для этого было больше возможностей. Егорова была настроена более решительно. Явно большая, чем Самойлова, противница феминизма, она однозначно заявила, что перемещение издания в Москву, где его содержание будет диктовать архифеминистка Коллонтай, совершенно «недопустимо!» (84). В результате отсутствия единодушия, было решено оставить окончательное решение этого вопроса за ПК (85). Рассмотрев вопрос о «Работнице» на двух заседаниях, 28 июня и 2 июля, Петербургский комитет согласился взять издание журнала на себя, как только в районах закончится формирование секций по партийной работе среди женщин. Самойлова, Николаева и Прасковья Кудели, составлявшие редколлегию «Работницы» в 1917 г., были назначены руководить возрожденной версией журнала (86). Однако позже, 19 июля, в рамках процесса слияния партийной и правительственной печати (по причине финансовых и кадровых трудностей), это решение было пересмотрено. Было решено на время отказаться от издания самостоятельного журнала «Работница», предоставив, вместо этого, его редакции еженедельную полосу в «Красной газете» (87).
Первая из этих «страничек» «Работницы» в «Красной газете» увидела свет 4 августа, и ее редакторы с самого начала постарались дистанцироваться от любых проявлений сепаратизма или «коллонтаевского» феминизма. Так, во вступительной редакционной статье они с удовлетворением отметили, что совместная работа в одной газете позволит укрепить единство трудящихся мужчин и женщин в борьбе за великое дело освобождения всех рабочих от гнета капитализма. Подобно своей предшественнице, которая освещала жизнь работниц только под углом зрения общих задач рабочего класса, «Работница» в «Красной газете» рассматривала женщин-рабочих как один из отрядов великой армии труда (88). Конечно, таким значимым для женщин вопросам, как нехватка продовольствия и кровавая гражданская война, в полосе уделялось немалое место, но все-таки самой важной и последовательной темой для «Работницы», часто фигурирующей среди набранных жирным шрифтом лозунгов, была та, что призывала женщин не отставать от мужчин в решении общих задач.
Между тем, большевистские лидеры в переизбранном Петроградском Совете поспешили опереться на свой сомнительным образом полученный «мандат», чтобы расправиться с Собранием уполномоченных и пресечь намеченную им на 2 июля всеобщую стачку. Резолюция, объявившая Собрание уполномоченных контрреволюционной организацией, была одобрена на первом пленарном заседании нового Совета 27 июня (89), за несколько дней до окончания выборов. Все петроградские газеты были обязаны вынести это обвинение на первые полосы. Заводы и фабрики были предупреждены о том, что в случае участия во всеобщей забастовке они будут немедленно закрыты, а отдельным бастующим пригрозили штрафами и/или увольнениями. Агитаторы и члены забастовочных комитетов подлежали немедленному аресту, и впоследствии все эти предупреждения были выполнены (90).
Днем 30 июня исполком Петросовета собрал на экстренное совещание представителей районных Советов и районных комитетов большевиков и левых эсеров, чтобы выработать дополнительные антизабастовочные меры (91). Уже 1 июля подозреваемые в симпатиях к оппозиции типографии были опечатаны, в помещениях оппозиционных профсоюзов произведены обыски, на железной дороге в пределах петроградского узла объявлено военное положение, а в важнейших точках города поставлены на круглосуточное дежурство вооруженные патрули с полномочиями пресекать попытки забастовщиков остановить работу предприятий. Обратив внимание на все эти жесткие меры, корреспондент газеты «Новая жизнь» подметил, что «никогда, даже в пору самых суровых преследований большевиков при Керенском после июльского выступления, не была так стеснена свобода и воля рабочих, как при террористической опеке нынешнего рабоче-крестьянского правительства» (92). А Бюро Собрания уполномоченных, копнув еще глубже в историю, заявило в своем информационном листке, что «никакое правительство в Романовской России не принимало таких мер против забастовки, какие приняло Советское правительство» (93).
По крайней мере, отчасти из-за этих жестких мер на призыв Собрания уполномоченных о забастовке откликнулось очень небольшое количество предприятий. В воцарившейся после неудавшейся забастовки атмосфере репрессий (усугубленной реакцией на «заговор» левых эсеров несколькими днями позже (94)) Собрание уполномоченных было обречено. Последнее заседание его Бюро состоялось 19 июля. Протокольные записи этого заседания, явно делавшиеся в спешке, показывают, что оно занималось исключительно вопросами, связанными с ликвидацией дел Бюро и расчетами с персоналом (95).
Дальнейшие события, имевшие отношение к Собранию уполномоченных, происходили в Москве и были связаны исключительно с организацией общероссийского Рабочего съезда. Задача этого съезда состояла в том, чтобы дать представителям рабочего класса страны возможность самим искать ответы на вопросы, волнующие Россию. На своих последних заседаниях Собрание уполномоченных, наряду с призывом к всеобщей забастовке, приняло решение созвать съезд рабочих промышленных центров, прежде всего, Северной и Центральной областей, с тем чтобы подготовить съезд общенациональный. Кроме того, сразу после заседания 26 июня Собрание направило двух своих ведущих представителей, Алексея Смирнова и Николая Борисенко, в Москву, чтобы помочь подготовить региональный съезд. Предварительное совещание по этому вопросу состоялось в Москве 28 июня. Присутствовавшие на нем делегаты от Петрограда, Москвы, Тулы, Ярославля, Нижнего Новгорода, Сормова, Владимира, Коломны, Мальцевского района, Брянска и Твери постановили созвать съезд в Москве 20 июля и сформировали организационный комитет по его созыву (96).
Организационный комитет приступил к работе немедленно и подготовил повестку дня съезда, которая явно не учитывала твердого намерения Советского правительства удержать власть практически любой ценой. Предполагалось, что Рабочий съезд Центральной и Северной областей будет открыто обсуждать и принимать решения по самым серьезным и злободневным политическим и экономическим вопросам. Эти решения станут руководством к действию для последующего Всероссийского Рабочего съезда, который будет опираться на поддержку вновь обретшего единство рабочего класса. В повестке, однако, не нашел отражения тот факт, что распад Собрания уполномоченных в Петрограде и далекая от свободы политическая обстановка, сложившаяся в Москве и других промышленных центрах, с самого начала подрывали усилия организационного комитета. Действительно, так мало делегатов смогли добраться до Москвы к 20 июля, что открытие съезда пришлось перенести на 22-ое. 21 июля число делегатов было по- прежнему настолько незначительно, что они, собравшись на частное совещание, были вынуждены договориться о снижении статуса предстоящего мероприятия и сокращении его повестки дня. Было решено, что если не произойдет внезапного скачка численности прибывающих делегатов, собрание будет именоваться «совещанием», а не «съездом» и даже не «конференцией». Соответственно, вместо выработки позиций по ключевым внутри- и внешнеполитическим и экономическим вопросам для всероссийского съезда рабочих делегатов, «совещание» ограничится заслушиванием докладов с мест и обсуждением вопросов, связанных с организацией и общими задачами общероссийского съезда (97).
Примерно тридцать пять участников этого «совещания» 22–23 июля едва успели начать выполнение своей урезанной повестки дня, как их дискуссии были прерваны ворвавшимися в зал красногвардейцами с винтовками наперевес (98). После грубого и бесцеремонного обыска всех делегатов арестовали и, погрузив
