британцы. Британскому морскому атташе в Петрограде, капитану Фрэнсису Кроуми, было поручено, помимо эвакуации из Петрограда драгоценных металлов и военного имущества союзников, заняться приготовлениями к затоплению собственной подводной флотилии, курсировавшей в заливе, и сделать все возможное, чтобы не допустить попадания русского флота в руки противника. В конце января он обсуждал с руководством Центрального комитета Балтийского флота возможность финансирования его британским правительством, что явилось бы гарантией сохранения союзнического контроля над ним (1). Мирные переговоры в Брест-Литовске сделали эту инициативу бессмысленной. Во второй половине февраля, когда казалось, что германской оккупации Петрограда не избежать, Кроуми строил планы уничтожения Балтийского флота при содействии его главнокомандующего, адмирала Александра Розвозова (2). Однако в марте Розвозов, стоявший за полную автономию флота в боевых операциях (3), был отстранен от командования за отказ присягнуть на верность Советской власти. В конечном итоге, флот был спасен от немцев благодаря героизму капитана первого ранга Алексея Щастного, сменившего Розвозова на его посту.
В своей другой работе я подробно описал подвиг Щастного и его трагическую судьбу (4). Впервые он привлек к себе внимание в конце февраля 1918 г., когда возглавил переход шестидесяти двух кораблей из Ревеля (Таллинна) через замерзшие воды Финского залива в Гельсингфорс, главную морскую базу Балтийского флота, чтобы уберечь их от стремительно наступавших через Эстонию немецких войск. Однако этот его подвиг меркнет перед тем, что он совершил позже, во второй половине марта — апреле, когда оккупация Гельсингфорса немцами и белофиннами грозила потерей большей части Балтийского флота. Согласно статье VI Брестского договора, Советское правительство было обязано немедленно очистить территорию Финляндии и Аландских островов от русских войск и русской Красной гвардии, а финские порты — от русского флота и русских военно-морских сил (5). 20 марта Морской генеральный штаб издал распоряжение перевести из Гельсингфорса в Кронштадт столько судов, сколько сумеют пробиться через толстые льды залива, а остальной флот подготовить к уничтожению. Как ни противился в душе Щастный последнему распоряжению, оно было добросовестно выполнено (6). Три недели спустя германское правительство дало Совнаркому срок до 12 апреля, чтобы выполнить свои обязательства в отношении Балтийского флота. Наркомат по морским делам во главе с Троцким приказал Щастному снять вооружение со всех кораблей флота, на 11 апреля остающихся в Гельсингфорсе. Одновременно ему было предписано продолжить работу по перемещению как можно большего количества судов в Кронштадт (7). Тем временем капитан Кроуми, лишившийся всякой надежды на спасение его любимой подводной флотилии, оказавшейся запертой в Финском заливе немцами, отдал приказ о затоплении британских подлодок (8).
В период между 12 марта и 11 апреля, когда немцы и белофинны заняли Гельсингфорс, Щастный организовал отправку в Кронштадт трех конвоев судов, в том числе крупнейших дредноутов флота. Корабли могли двигаться только днем, а наутро ледоколам приходилось высвобождать их из намерзшего за ночь льда. Этот беспрецедентный переход, вошедший в историю как «Ледовый поход» Балтийского флота, впоследствии несколько замедлился из-за резкого сокращения экипажей судов в связи с демобилизацией и кадровыми перемещениями, а также из-за необходимости двигаться по узким каналам вблизи береговой линии, что делало конвои уязвимыми перед огнем финских береговых батарей. Тем не менее, к концу апреля основная часть флота — более двухсот судов — благополучно прибыла в Кронштадт (9). Большинство из них встали здесь же на якорь; некоторые разместились в устье Невы, вне черты Петрограда, а другие, включая суда крупной Минной дивизии, с разрешения Троцкого, поднялись, преодолевая мосты, по Неве в самое сердце бывшей столицы и остались там в ожидании дальнейшего перемещения в Ладожское озеро (10). После этого виртуозного перехода русская публика окрестила Щастного «Адмиралом», хотя он продолжал оставаться лишь капитаном первого ранга. Он превратился в народного героя, уважаемого рядовыми матросами не меньше, чем офицерами.
«Ледовый поход», при всей его сенсационности, не ослабил военную угрозу, нависшую над Балтийским флотом, Кронштадтом и Петроградом. Германский флот контролировал Финский пролив, который быстро освобождался ото льда и становился полностью навигационным. Еще более тревожным признаком было то, что действия германских и финских войск в отношении России становились все более агрессивными. Самым важным и показательным эпизодом в цепи вражеских акций на Балтике в этот период был эпизод, связанный с фортом Ино. Расположенный на финском побережье к северо-западу от Петрограда, форт Ино был выстроен незадолго до Первой мировой войны как часть системы фортификационных укреплений, призванных обеспечить оборону Петрограда. Весной 1918 г. контроль Германии над Финским заливом, оккупация ею Эстонии и преобладание в Финляндии создали реальную угрозу для этих русских укреплений. К двадцатым числам апреля прибрежная территория, примыкающая к форту Ино, была занята белофинскими войсками, и 24 апреля финны, действующие под контролем германских офицеров, потребовали его сдачи (11).
Еще до получения этого требования, когда угроза со стороны Финляндии только стала очевидна, СК ПТК с огромным рвением взялся за осуществление декрета ВЦИКа об обязательной военной подготовке для всех граждан из неэксплуататорских классов (декрет СК ПТК распространялся только на рабочих, в то время как декрет ВЦИК подразумевал рабочих и крестьян). Кроме того, районные Советы и фабзавкомы получили задание обеспечить призыв своих лучших кадров в Красную армию, хотя бы на временной основе (12). 25 апреля, после получения требования о сдаче, СК ПТК заявил о необходимости «во что бы то ни стало удержать форт Ино» (13). Исполком Петроградского Совета немедленно потребовал от районных Советов и профсоюзов мобилизовать боеспособных рабочих в возрасте от 18 до 40 лет, а военный отдел Петросовета и исполком Петроградского губернского Совета привели в боевую готовность все имеющиеся в их распоряжении силы. Затем Кронштадтский Совет объявил «мирную передышку» в войне с Германией оконченной и приказал военным организовать оборону Ино с моря и с суши. Одобряя эту директиву, Щастный заявил: «Форт Ино не может быть оставлен и его надлежит защищать всеми средствами от всяких нападений» (14).
Следует отметить, что ни на одном из заседаний ПК большевиков, состоявшихся 26 и 30 апреля, 3, 5, 7 и 10 мая, форт Ино даже не был упомянут (15). Верный своей обычной практике, главный орган петроградских большевиков предпочел предоставить принятие решений по такому жизненно важному вопросу советским властям — несмотря на принятый принцип партийного контроля за деятельностью государственных органов. Тем не менее, 26 апреля «Петроградская правда», отражая произошедший существенный сдвиг в позиции большевистского большинства в Петросовете, объявила, что брестская «передышка» близится к концу, что Советское правительство не может больше делать уступок Германии и что очень скоро Петрограду предстоит решающая борьба за выживание (16).
Если в Петрограде советское руководство (не говоря уже о Щастном и его коллегах из командования Балтийского флота) было решительно настроено защищать форт Ино, даже ценой разрыва Брестского договора, в Москве Ленин и Троцкий смотрели на ситуацию по-другому. Берлин и так, без всякой связи с Ино, забросал их нотами и ультиматумами относительно выполнения Советской Россией условий Брестского договора. В то же время, советская морская разведка сообщала о массовых скоплениях германских войск на новых, сократившихся, границах России, о частых случаях нарушения ими этих границ, а также захвата и затопления российских судов. Учитывая, что формирование Красной армии находилось пока на очень ранней стадии, Ленин и Троцкий, по-видимому, понимали, что для продления хрупкого мира с Германией без новых уступок не обойтись. И их, скорее всего, совершенно не устраивало, чтобы ситуация, сложившаяся вокруг форта Ино, привела к возобновлению полномасштабной войны. Эта разница во взглядах руководства в Петрограде и Москве остро проявилась во время напряженных переговоров, состоявшихся между Щастным, Троцким и Высшим военным советом в Москве 25 апреля.
В отличие от Петроградского бюро ЦК и Петербургского комитета, ЦК большевиков к этому времени уже активно участвовал в процессе выработки и принятия государственных решений. Поздно вечером 6 мая ЦК собрался на экстренное заседание, чтобы рассмотреть важнейшие внешнеполитические вопросы, в том числе требования немцев о сдаче форта Ино, нарастание союзнической интервенции в Мурманске и Архангельске и угрозы британцев поддержать японское проникновение на Дальнем Востоке (17). Была принята предложенная Лениным резолюция, предписывавшая «немецкому ультиматуму уступить». В рукописной пометке к этому пункту резолюции Ленин добавил: «Начать тотчас эвакуацию на Урал всего вообще и Экспедиции заготовления государственных бумаг в частности» (18). Это было еще одно подтверждение ленинской уверенности в том, что Петроград был обречен.
