отделений. Войскам безопасности было приказано нести боевое дежурство в полицейских участках (75). Кроме того, в районных Советах были сформированы специальные «тройки» с неограниченными полномочиями на случай чрезвычайной ситуации во время торжеств (76).

Важно отметить, что на этот раз моряки Балтийского флота не были привлечены к обеспечению безопасности, поскольку власти города особенно опасались возможных беспорядков на праздники со стороны разгневанных матросов. Это опасение возросло еще больше после запоздалого публичного объявления о том, что 30 октября были казнены одиннадцать моряков, обвиненных в подстрекательстве к матросскому мятежу 14 октября. 2 ноября исполком Петроградского Совета неофициально признал провал усилий своего военного отдела по проведению организационной работы среди матросов и улучшению их бытовых условий (77). Затем, наряду с критикой и реорганизацией отдела, исполком выпустил ряд обращений, предупреждающих о провокациях, готовящихся врагами большевиков. Типичным было обращение Петроградского Совета к экипажам кораблей и мобилизованным матросам, утверждающее, что левые и правые эсеры совместными усилиями планируют в дни праздников совершить акцию против Советской власти. «Эти белогвардейцы почему-то рассчитывают, главным образом, на вас, товарищи матросы, — говорилось в обращении. — …Если к вам являются провокаторы 'левые” и правые эсеры, черносотенные офицеры, переодевающие матросами, арестуйте их и немедленно представляйте на Гороховую, 2» (78).

В другом обращении говорилось: «Из разных источников поступают сведения, что контрреволюционные банды поставили себе задачу не допустить празднования годовщины Октябрьской революции… Пролетариат всего мира, возглавляемый русскими рабочими и крестьянами, дает последний решительный бой буржуазии, и поэтому наш праздник превращается в великий всемирный праздник торжества революционного социализма, мы не можем допустить, чтобы эти дни омрачились какими бы то ни было враждебными рабоче-крестьянской власти выступлениями» (79).

Все главные темы празднования Октября живо отражались в передовицах и репортажах единственной газеты, выходившей в Петрограде 7–9 ноября, «Год пролетарской революции» — совместного издания «Петроградской правды», «Северной коммуны», «Красной газеты», «Вооруженного народа» и петроградских информационных агентств. Возможно, самой важной из этих тем был вывод о том, что благодаря революционному пожару, вспыхнувшему в Петрограде в октябре 1917 г., вся Европа либо уже объята революционным пламенем, либо близка к этому, и что годовщина Октября совпала с решающим моментом в борьбе за выживание Советской власти в России. Мучительный период ожидания мировой революции, во время которого революционная Россия была вынуждена бороться за выживание в одиночку, почти подошел к концу.

В своих выступлениях 7 ноября и Зиновьев, и Луначарский называли Петроград «колыбелью социалистической революции всего мира» (80), а А. Нагловский в выпуске «Года пролетарской революции» от 7 ноября утверждал, что «самые трудные минуты и этапы уже пройдены» (81). В статье «Великая годовщина», опубликованной в тот же день в журнале «Пламя», Луначарский выразил уверенность, что вторую годовщину Октября в 1919 г. будет праздновать вся Европа. Однако, продолжал он, нигде ее не будут отмечать так, как в Петрограде, поскольку Петроград останется навсегда столицей мировой социалистической революции и станет местом проведения съездов Советов рабочих и крестьянских депутатов всего мира (82).

Это радостно-возбужденное, петроградоцентричное настроение было типичным для официальных лиц Петрограда в эти дни. «Наши предшественники, парижские коммунары, продержали власть в своих руках только несколько недель. Русские рабочие держат власть в нашей стране уже в течение года», — гордо возглашал Зиновьев в передовице все того же первого выпуска «Года пролетарской революции». Парижские рабочие уступили, продолжал он, потому что, в отличие от русских рабочих, их не поддержала вся страна. Признавая, что победа Октябрьской революции не будет прочной, если рабочий класс других стран останется в стороне от борьбы российского пролетариата, он выразил абсолютную уверенность в том, что этого не произойдет.

Предсказанный Зиновьевым в этой передовице ближайший ход революционных событий выглядел следующим образом:

Республика в Австрии и Венгрии станет совершившимся фактом в ближайшие дни… Власть перейдет и в Вене, и в Будапеште, и в Праге к Советам рабочих и солдатских депутатов. В короткое время из Австрии революция перекинется в Италию… Близко, близко время, когда в Милане и в Риме мы увидим Советы… Триумф рабочего класса Германии неотразим… [И] когда окончательно взовьется красный флаг над Берлином, это будет сигнал, обозначающий, что недалек тот час, когда этот же красный флаг подымется над ратушей Парижа… Возможно, что английский капитал просуществует несколько лет рядом с социалистическим режимом в других странах Европы. Но с того момента, когда победа социализма в России, Австрии, Германии, Франции и Италии станет фактом, с того момента английский капитализм будет доживать последние месяцы своей собачьей старости» (83).

Другой важнейшей праздничной темой были растущие успехи Красной Армии. Красноармейцы к тому времени уже начали отбирать у моряков Балтийского флота титул преторианской гвардии и гордости революции. Вот как подавала эту тему одна из ключевых статей выпуска «Года пролетарской революции» от 8 ноября, написанная некой Л. Выборгской:

Кто был сегодня на улицах и площадях Питера, тот должен сказать, что, несмотря на всю красоту полотен и образов… наилучшей красой сегодняшнего дня была наша Красная Армия… Год тому назад у нас была небольшая кучка мужественных рабочих-борцов — Рабочая Красная Гвардия… Теперь у нас армия, которую не может не хвалить империалистическая Европа.

6 ноября в полночь громовые залпы салюта из пушек Петропавловской крепости возвестили о начале празднования первой годовщины Октябрьской революции в Петрограде. Холодный косой дождь, который лил всю ночь и весь следующий день, до нитки вымочил плотников и художников, торопившихся закончить в срок праздничные объекты. В семь тридцать утра толпы жителей Второго городского района, которые должны были составить головную колонну грандиозной праздничной демонстрации, начали собираться напротив здания своего районного Совета. Пока демонстранты строились, женщины, сновавшие в их рядах, собирали деньги на подарки красноармейцам на фронте. Ровно в восемь часов, после еще семи выстрелов пушки Петропавловской крепости, от Дворца труда к Второму городскому районному Совету и еще к десяти районным сборным пунктам по всему Петрограду устремились грузовики с пропагандистской литературой, плакатами, значками и горнистами, которые должны были дать сигнал к началу шествия. Некоторое время спустя колонна Второго городского района (в ее рядах шли руководители районного комитета большевиков, представители профсоюзных и других городских организаций, а также рабочие и члены их семей), возглавляемая председателем со знаменем Второго городского районного Совета в руках и сопровождаемая оркестром и отрядом красноармейцев, двинулась, сквозь дождь и грязь, окольным путем к Смольному. В течение дня та же процедура, с определенными интервалами, повторилась и на всех прочих сборных пунктах Петрограда (84).

Достоверных сведений о количестве участников праздничных демонстраций 7 и 8 ноября в Петрограде не существует. Большая часть иностранной печати, внимание которой было полностью поглощено победой над Германией и ширящейся революцией в Центральной Европе, проигнорировала большевистский праздник. Если же судить по публикациям в газете «Год пролетарской революции», количество людей, принявших участие в праздничных мероприятиях 7 ноября, превысило все ожидания (и то же было на следующий день). Среди противников Советской власти сообщение, опубликованное в советской прессе вечером 6 ноября, о том, что Германия разорвала отношения с Россией (85) — якобы из-за причастности Советского правительства к революции в Германии и его отказа наказать убийц Мирбаха — породило слухи о том, что германские войска в конце концов оккупируют Петроград и покончат с большевизмом. Это ожидание, похоже, наряду со страхом попасть под горячую руку веселящимся пролетариям, удержало дома в праздник таких наблюдательных и антисоветски настроенных знаменитостей, как, например, Зинаида Гиппиус. Из окон своего дома на Сергиевской улице неподалеку от Таврического дворца (ставшего Урицким) она могла видеть «длинные кумачовые тряпки и гигантский портрет взлохмаченного Маркса», висевшие на окружающем дворцовый парк заборе, и слышать гул