квалифицированными кадрами из числа мобилизованных моряков (97) и освобождение из тюрем матросов, несправедливо арестованных большевиками (98).

Петроградские власти хорошо знали о враждебном отношении к ним со стороны мобилизованных матросов, особенно бывшего Черноморского флота. Тем не менее, не имея возможности улучшить их материальное положение, они пришли к заключению, что навести порядок в этой среде можно только с помощью серьезных репрессий. Однако была одна трудность. Говоря словами Ивана Флеровского, главного комиссара Балтийского флота и одного из главных сторонников размещения мобилизованных матросов в Петрограде, «для серьезных репрессий нужны серьезные поводы» (99). Так что экипажи кораблей были приведены в готовность, чтобы — в нужный момент — выступить против мобилизованных матросов.

На второй неделе октября у недовольных матросов Второго флотского экипажа появился лидер — недавно прибывший в Петроград бывший черноморский матрос Яков Шашков. Шашков был активистом левоэсеровской партии. Примерно в это же время (не позднее 12 октября) левоэсеровская военно-морская организация обратилась к матросам с пламенным революционным обращением. Хотя каждая фраза этого обращения содержала протест против большевистской практики и призыв к матросам вновь, как в 1917 г., взять на себя роль революционного авангарда, тактически акцент в обращении был сделан не на немедленном действии, а на стойкости, организации и самодисциплине (100). Но у матросов к тому времени уже шли ежедневные митинги, один зажигательнее другого.

Последней каплей для экипажа, похоже, стали попытки комиссара Флеровского и его заместителя Ильи Фрунтова успокоить моряков на митинге 13 октября. Флеровскому матросы просто не дали говорить, заглушив его слова шумом и свистом. Еще грубее они поступили с Фрунтовым, стащив того с трибуны с криками «Гоните их в шею!» в адрес его и Флеровского (101). Прежде чем разойтись, они избрали представителей, которые должны были отправиться в Кронштадт искать поддержки для революционного выступления. (Большевистские власти Кронштадта не пустили их на территорию военно-морской базы.) На другом массовом митинге вечером того же дня Шашков, чьи ораторские способности признавали даже большевики, распалил толпу матросов яростной критикой большевистской власти и требованием вернуться к управлению через свободные, демократические, многопартийные Советы, т. е., такие, какими они были в 1917 г. В конце митинга матросы единодушно одобрили резолюцию, которая лучше, чем что-либо другое, свидетельствует о их неприятии большевистской практики и о влиянии на их поведение левых эсеров:

ПЧК впоследствии заявила, что эта резолюция была отпечатана и размножена на копировальной машине в штаб-квартире петроградских левых эсеров (103).

На очередном массовом митинге, состоявшемся на следующий день, мятежно настроенные матросы продемонстрировали свою независимость, избрав своего товарища, Георгия Шанина, комиссаром вместо назначенного Флеровским Августа Кулберга. Они также избрали штат помощников Шанина. Своим «приказом № 1», провозгласившим эти изменения, Шанин отменил все приказы большевистских комиссаров, начиная с полудня текущего дня (14 октября). Следующий «приказ № 2» запретил доступ посторонним в помещения экипажа без разрешения новых властей (104).

Предприняв эти шаги, матросы, многие вооруженные револьверами, отправились на расположенный поблизости плац Первого морского берегового экипажа, где устроили митинг протеста, а затем, в сопровождении неустановленного количества моряков из этого подразделения, двинулись к Мариинскому театру и там, на площади перед театром, провели еще один митинг. Было уже семь часов вечера, когда несколько матросов во главе с Шашковым вошли в театр, прервали идущее там представление оперы Вагнера «Валькирия» в середине первого акта и реквизировали секцию духовых инструментов оркестра. После этого, скандируя под аккомпанемент труб и валторн антибольшевистские лозунги, они направились к невской пристани, чтобы уговорить экипажи стоящих там на якоре судов присоединиться к их выступлению.

Со своей стороны, Флеровский одновременно пытался организовать, силами экипажей тех же самых судов, подавление создающего проблемы и потенциально опасного мятежа Второго экипажа (105). Когда он ехал на автомобиле вдоль набережной, дорогу ему внезапно преградили участники марша. Его немедленно узнали и, вытащив из машины, силой заставили присоединиться к протестующим. Как рассказывал Флеровский, Шашков повел их к Невскому проспекту, главному месту проведения политических акций в 1917 г. Когда Флеровский попытался вырваться, он был жестоко избит. Только прозвучавший на отдалении винтовочный выстрел, заставивший матросов разбежаться, спас его от растерзания. В последовавшей затем сумятице ему удалось скрыться (106).

Мятеж матросов Второго флотского экипажа закончился несколько часов спустя, когда, усталые и разочарованные неудачными попытками привлечь на свою сторону экипажи невских судов, они вернулись в свои казармы. Пока все отдыхали, Шашков отправился на поиски винтовок для вооружения матросов. Грузовик, в котором он ехал, вскоре был остановлен, Шашков арестован (107). Казармы Второго флотского экипажа были окружены войсками, и около пятидесяти матросов подверглись аресту (108). Усилия Петроградского и Северного областного комитетов левых эсеров организовать массы в поддержку матросов не увенчались успехом (109).

Между тем, Зиновьев увидел в неудавшемся мятеже отличную возможность раз и навсегда избавить Петроград от левых эсеров. Как заявил он в докладе о попытке мятежа на экстренном заседании Петроградского Совета 15 октября, «петроградский пролетариат должен, наконец, вколотить осиновый кол в могилу белогвардейской партии Камкова». Большая часть этого заседания была посвящена осуждению выступления Второго флотского экипажа, после чего депутаты приняли резолюцию, объявившую мятеж делом рук «темной шайки левоэсероских политиканов и сознательных агентов англо-французского капитала» и «жалкой копией с жалкого июльского мятежа левых эсеров в Москве» (ПО). Тем самым, резолюция способствовала еще большей криминализации образа левых эсеров.

В том же духе, исполком Петроградского Совета постановил централизовать усилия по подавлению подобных контрреволюционных выступлений в будущем и принять «самые решительные меры борьбы с левыми эсерами, не останавливаясь перед ликвидацией организаций, существующих в районах» (111). Одновременно президиум Петроградского Совета назначил чрезвычайную комиссию по проверке состояния казарм Второго флотского экипажа. Ее шокирующий отчет от 18 октября был приведен выше. Нарисованная в нем картина невозможных бытовых условий мобилизованных матросов подтвердила обоснованность некоторых из наиболее серьезных личных требований моряков. 21 октября Фрунтов направил в Наркомат по военным делам в Москве телеграмму с просьбой приостановить переброску мобилизованных матросов в Петроград (112).

15 октября ПЧК совершила налет на штаб-квартиру левых эсеров в Петрограде, устроила там обыск и арестовала членов партии, находившихся в тот момент в помещении (113). В течение следующих нескольких дней все арестованные по делу о матросском мятеже были допрошены. 21 октября в президиум ПЧК поступила докладная записка с рекомендацией тринадцать руководителей выступления (двое из которых еще находились в розыске, а шестеро были левыми эсерами) расстрелять, а остальных отпустить (114). На следующий день эта рекомендация президиумом была одобрена, и той же ночью одиннадцать осужденных матросов были доставлены в Петропавловскую крепость и расстреляны (115).

Урок, извлеченный Петроградским Советом из выступления мобилизованных матросов, заставил его инициировать кампанию (для личного состава Второго флотского экипажа — обязательную) по разъяснению матросам Балтийского флота их революционного долга (116). Были организованы массовые митинги экипажей, на которых выступали флотские комиссары, а в конце непременно принимались резолюции с осуждением выступления Второго экипажа Балтфлота и клятвами верности Советской власти в