вопросам уже несколько изменились. Первое заседание реорганизованного Предпарламента должно было состояться 7 октября, и на совещании Центрального Комитета 5 октября сторонники бойкота Предпарламента настаивали на пересмотре ранее принятого решения. Теперь, когда в состав Предпарламента вошли представители имущих слоев населения, к тому же Предпарламент уже не играл значительной политической роли, из участников совещания только Каменев видел какую-то пользу в участии в нем большевиков. Абсолютным большинством голосов (при одном голосе против) было принято решение уйти из Предпарламента с первого же заседания14.

В смятении от принятого решения, Каменев обратился в ЦК с заявлением, что 'решение о выходе с первого же заседания… предопределяет тактику партии на ближайший срок в направлении… весьма опасном для партии', и просил освободить его от обязанностей в представительных органах15. По всей вероятности, именно Каменев настоял на том, чтобы вопрос о бойкоте вновь обсуждался 7 октября на собрании прибывших членов предпарламентской делегации большевиков Как и 21 сентября, на этом собрании представителей низовых партийных организаций со всех концов страны дебаты затянулись и становились временами весьма жаркими. Троцкий опять выступил за бойкот. Возражая ему, Каменев, Рязанов и некоторые другие большевики уже не настаивали на участии в Предпарламенте, но доказывали, что уход делегации большевиков следует отложить до обсуждения какого-либо серьезного вопроса, благодаря которому он будет выглядеть достаточно обоснованным. В конце концов все-таки было принято решение бойкотировать Предпарламент, правда совсем незначительным большинством голосов16.

Тем временем, не дожидаясь согласия Центрального Комитета, Исполнительная комиссия решила обсудить письма Ленина на собрании всех членов Петербургского комитета17. Собрание состоялось 5 октября в Нарвском районе, там, где обычно проходили собрания Петербургского комитета, и как раз в то время, когда ЦК обсуждал вопрос о бойкоте Предпарламента в Смольном. Комиссия решила, что собрание должно быть закрытым для всех, кроме избранных в установленном порядке представителей районов, поэтому всем прочим предложили покинуть помещение. Собравшимся зачитали письмо от 1 октября, в котором Ленин призывал к немедленному свержению Временного правительства после чего по поручению Исполнительной комиссии Юкка Рахья18 выступил с докладом о текущем моменте.

Рахья был одним из ультрарадикалов в Петербургском комитете накануне июльских событий, после которых он был заключен в тюрьму. Теперь он выступал от имени большинства Исполнительной комиссии, согласного с точкой зрения Ленина и готового следовать его призывам. Доказывая необходимость немедленного вооруженного восстания, Рахья обращал особое внимание на положение, сложившееся в Финляндии, на его родине. Финские войска, заявил Рахья, всецело поддерживают большевиков, политическая власть находится в руках большевистского Областного комитета. Комитет ведет непримиримую борьбу с Временным правительством, и сейчас сложилось такое положение, какое долго продолжаться не может, — он должен будет или сдать свои позиции, или идти дальше. Ходят слухи о предстоящем разоружении кронштадтцев, сообщил Рахья, и положение в Кронштадте становится все более взрывоопасным. Все это свидетельствует о том, убеждал слушателей Рахья, что вопрос стоит теперь о жизни или смерти партии, поэтому собрание должно сосредоточиться исключительно на обсуждении указаний Ленина и практических вопросов подготовки вооруженного восстания.

После Рахья выступил Володарский, в характере которого целеустремленность сочеталась со здравым смыслом и практичностью. Он представлял меньшинство Исполнительной комиссии, которое сомневалось в целесообразности вооруженного выступления в настоящий момент. Володарский призвал собравшихся тщательно взвесить все за и против и действовать осмотрительно. 'Мы даем целый ряд обязательств перед трудовым элементом… — сказал он, — армия в настоящее время получает 80 процентов хлеба, девятую часть мяса и т. д. И никакие силы помочь этому не могут'. По мнению Володарского, выждать было необходимо еще и в связи с деморализацией фронтовых воинских частей. 'В армии, — говорил Володарский, — в настоящий момент нет ничего, кроме усталости… Солдаты хотят конца войны… Мы говорим, что предложим условия мира, но, если на наши условия не пойдут, мы пойдем на бой против империалистов. Тут мы натыкаемся на то положение, на которое армия никогда не пойдет'. Володарский выразил сомнение в том, что у большевиков будут достаточные военные силы: 'Петроград и Финляндия — не вся Россия, и я утверждаю, что даже в этом узком вопросе у нас сил недостаточно в сравнении с теми, которые будут двинуты на нас с фронта. Если бы мы могли надеяться иметь хлеба на 10–15 дней, если бы мы могли увеличить паек, это укрепило бы наше влияние, дало бы нам возможность встряхнуть армию. Но сейчас нам этого выполнить не удастся. Сейчас самые трудные месяцы по доставке продуктов… Все крестьянство за нами не пойдет, но если бы даже и вся деревня пошла за нами и согласилась дать хлеб — мы не смогли бы его подвезти'.

Володарский доказывал, что и революционная ситуация за границей требует выждать определенное время. 'Только условие революционной вспышки на Западе может нас спасти, — заявил он. — Революционное движение нарастает среди западноевропейских рабочих, и, если мы не форсируем события, этого союзника мы не теряем, а укрепляем'. Рекомендуя проявлять осмотрительность, Володарский, однако, отмежевался от правого крыла большевиков и той линии, которую оно стремилось проводить. Он не забыл также упомянуть, что расходится с Лениным не в отношении целей и задач большевиков, а по чисто тактическим вопросам. 'Я боролся еще на Демократическом совещании против участия в Предпарламенте, — сказал Володарский. — Мы сделали непростительную ошибку… Если мы не хотим идти на авантюру, для нас революционный путь — отказаться от компромиссов и не форсировать событий, которые до известной степени форсируются сами по себе, и в то же время укреплять нашу боеспособность, чтобы, когда это будет неизбежно, взять власть. Взять власть еще мало. Надо показать массам, что наш путь, которым мы придем к власти, только он и правилен… Мы должны знать, что, став у власти, нам придется понизить заработную плату, увеличить количество выходов на работу, придется ввести террор… Отказываться от этих средств мы не имеем права, но и спешить к ним нам нет надобности'.

Затем слово взял Михаил Лашевич, единственный из членов Исполнительной комиссии, о котором точно известно, что он разделял взгляды Володарского. С 1906 года Лашевич занимался почти исключительно революционной деятельностью. В 1915 году его призвали в армию, в июле 1917 года он был среди выступивших против Временного правительства солдат 1 — го пулеметного полка. Накануне июльских событий Лашевич был, вероятно, единственным большевистским активистом среди пулеметчиков, всерьез опасавшимся за исход преждевременного восстания. Много времени он уделял работе в Петроградском Совете, был избран председателем фракции большевиков. На VI съезд РСДРП (б) Лашевич и Володарский были среди тех, кто возражал сторонникам ленинской точки зрения, считавшим, что Советы перестали быть революционными органами. Теперь он тоже выступал прямо и решительно, высказывая соображения и опасения практического характера, которые, очевидно, многие вто время разделяли, но по тем или иным причинам предпочитали не высказывать.

Лашевич признал, что наступил критический момент в развитии революции, но предостерег собравшихся от попыток форсировать события: 'Мы… прослушали доклады по всем областям, поэтому для нас яснее, чем для вас, в каком положении находится сейчас Россия'. Далее Лашевич сказал следующее: