необходимо искать соглашения с ними'.

По-видимому, определенное значение имеет тот факт, что Камкову ответил не Троцкий, а более уравновешенный Луначарский: 'Тяжесть задачи, выпавшей на нас, — вне всякого сомнения. Для успешного разрешения этой задачи необходимо объединение различных элементов, действительно революционных элементов демократии. Упреки тов. Камкова по нашему адресу неосновательны. Если бы мы, начав заседание, сделали какие-либо шаги, отметающие или устраняющие другие элементы, тогда тов. Камков был бы прав. Но мы все единогласно приняли предложение Мартова о том, чтобы обсудить вопрос о мирных способах разрешения кризиса. Но ведь нас засыпали градом заявлений. Против нас вели форменную атаку… Не выслушав нас, не обсудив ими же внесенное предложение, они сразу же постарались отгородиться от нас… В своей резолюции мы хотели определенно, честно, открыто сказать, что, несмотря на их предательство, будем продолжать наше дело, мы будем вести пролетариат и армию к борьбе и победе'57.

Бурные дебаты относительно диаметрально противоположных позиций Мартова и Троцкого продолжались до позднего вечера. В конце концов представитель левых эсеров потребовал объявить перерыв для обсуждения вопроса в фракциях, заявив, что если перерыва не будет, то левые эсеры немедленно покинут заседание. Вопрос был поставлен на голосование, и в 2 часа 40 минут было принято решение объявить перерыв. Каменев предупредил, что съезд возобновит работу через полчаса58.

К этому времени шествие гласных Городской думы к Зимнему дворцу закончилось полным фиаско. Около полуночи гласные, члены Исполкома крестьянских Советов и те участники съезда, которые только что ушли из Смольного (всего около двухсот человек), собрались у здания думы на Невском проспекте. Было холодно, начался дождь. Участники разношерстной процессии, возглавляемые Шрейдером и Прокоповичем (у последнего в одной руке был зонт, а в другой фонарь), построившись в шеренги по четыре и распевая 'Марсельезу', прихватив с собой пакеты с хлебом и колбасой, предназначенные для 'министров', двинулись по направлению к Адмиралтейству. Не успели они пройти и квартала, как на Казанской площади их остановил отряд солдат, которые уговорили делегацию отказаться от попыток идти дальше. Оказавшийся неподалеку Джон Рид описал это следующим образом:

Перевалило уже далеко за полночь. Положение министров в Зимнем дворце было отчаянным и ухудшалось с каждой минутой. Силы его сторонников таяли, в результате чего часть восточного крыла дворца осталась без охраны. Через окна этого крыла в здание стали во все больших количествах проникать повстанцы. А в зале заседаний на втором этаже министры ждали конца: одни — безвольно опустившись в кресла, другие, как Малянтович, — устроившись на диване. Коновалов курил одну папиросу задругой и нервно расхаживал по залу, время от времени выходя в соседнее помещение, где находился единственный работающий телефон. До министров доносились крики и приглушенные звуки взрывов и выстрелов — это верные правительству офицеры и юнкера пытались отбить революционные войска. Обстановка обострилась, когда в помещении наверху взорвался артиллерийский снаряд, выпущенный из Петропавловской крепости, и когда матросы, проникшие во дворец, бросили с балкона в зал на нижнем этаже две гранаты. Два юнкера получили ранения и были доставлены к Кишкину для оказания первой помощи.

Время от времени в зал заглядывал Пальчинский, который пытался успокоить министров. Он каждый раз заверял их в том, что проникшие во дворец мятежники задержаны и ситуация все еще под контролем. Малянтович описал один из этих эпизодов:

Хотя в советских исследованиях утверждается иное, на самом деле Зимний дворец не был взят штурмом. Впоследствии сам Антонов-Овсеенко рассказывал, что к концу вечера 'вообще вся атака Дворца носила совершенно беспорядочный характер… Наконец, когда удалось выяснить, что юнкеров остается уже немного, мыс Чудновским повели атакующих внутрь Дворца. Юнкера при нашем входе сопротивления уже не оказали, и мы свободно проникли вглубь Дворца в поисках Временного Правительства'61. По всей вероятности, это произошло около 2 часов ночи, так как в это время Коновалов сообщил Шрейдеру по телефону: 'Ворвался Временный революционный комитет… У нас всего небольшое количество юнкеров… Через несколько минут мы будем арестованы'. А через несколько минут, когда Шрейдер сам позвонил в Зимний, ему уже ответил грубый голос: 'Что угодно, откуда говорят?..' Шрейдер ответил: 'Из городской управы, хочу узнать, что у вас делается'. Незнакомый голос ответил: 'Я часовой, ничего у нас не делается'62.

А между тем шум, доносившийся в зал, где находились члены Временного правительства, неожиданно приобрел какой-то зловещий оттенок. Малянтович впоследствии вспоминал: