через несколько часов перезванивают из лаборатории. Говорят: «Вы знаете, у вас уже скоро… все. У вас такое количество этих… (вспоминает, как называются паразиты, попадающие в кровь во время малярии) плазмодиев, и так мало осталось красных кровяных телец, что… В общем, мы таких больных иногда уже и не берем».

Но меня взяли в инфекционную больницу на Соколиной горе. Это одна из всего лишь двух клиник в Москве, где лечат малярию. Больше специалистов просто нет. А это тропическая малярия, самая, как я потом выяснил, рьяная.

Там действительно несколько удивились моему анализу крови. Эта болезнь очень легко лечится, если она вовремя поймана. Но каждый последующий день прибавляет проблем в геометрической прогрессии. Если терпеть неделю или чуть больше, то можно легко довести до смертельного исхода.

–  Вас на какой день забрали?

– (Вспоминает.) На пятый. Сказали, что еще дня три – и было бы совсем плохо. Почки бы я потерял точно, а дальше… Бывает, выхаживают. Но третье в мире место по смертности среди болезней занимает именно малярия.

Слава богу, мне попалась хорошая тетенька – завотделением. И постепенно выполз. Помню, передо мной поставили литровую банку с водой. А там самое главное – почки. Если они работают плохо, считается, что болезнь прогрессирует. Единственное, как это можно увидеть, – прогонять жидкость и смотреть соответствие выпитого тому, что из человека… выходит. И завотделением мне сказала: «Если будет существенная разница – поедешь на аппарат под названием “искусственная почка”».

Вот тут-то я и понял, насколько же все серьезно. Воспринял это, мягко говоря, без особого энтузиазма. С каким же неистовым рвением выжимал из себя все эти капли урины! Больше всего боялся не «попасть в количество»: внутрь – литр, обратно – пол-литра. И все, искусственная почка. Но у меня количество более или менее совпало. И не отправили.

Я там провел не так много времени, 10 или 11 дней. Обычно люди месяц проводят, но дела позвали. К тому же я с какого-то момента нормально себя почувствовал. Условия? Да нет, нормальные были. Палата полностью изолированная, туалет, душ, телевизор – все твое. Еду мне носили из дома, но в принципе ее там дают тебе через окошко (смеется) . Да, сейчас могу по этому поводу посмеяться. А когда мне сказали про искусственную почку, было не до смеха. Сейчас полегче…

Этот рассказ не нуждается в дополнительных комментариях. Но самое поразительное, что та поездка в Анголу из всех путешествий заявочного комитета «России-2018» оказалась самой бесполезной из всех! И это тоже – часть сюжета.

–  Во время того Кубка Африки, куда вы поехали, была расстреляна в своем автобусе сборная Того. В вас-то хоть не стреляли? – спрашиваю Сорокина.

–  Нет. Но страна грустная. Трущобы, мусор вываливают прямо в сточные канавы… Тяжеловатое ощущение. Там был конгресс Африканской конфедерации футбола. Но туда мы, к сожалению, съездили вхолостую. Потому что этот конгресс и все презентационные возможности на нем целиком выкупил Катар. Не дав вообще никому шанса выступить – даже кандидатам на 2018 год, хотя они претендовали только на 2022-й!

Более того, говорили, что за это спонсорство – Катар заплатил африканцам 3 или 4 миллиона долларов – они даже не дали представителям других заявок приглашения на вечерний прием! Это было уже за гранью. За это потом многие журналисты «растоптали» организаторов конгресса. Потом ФИФА приняла какие-то меры.

До того ФИФА особо не вмешивалась, не пыталась чрезмерно организовать все презентационные возможности. Просто информировали: там-то происходит такой-то конгресс, есть возможность договориться, чтобы вам выделили время. А дальше уже все зависит от вас. Логистика, стенд в два квадратных метра… После Анголы они стали чуть больше все это регулировать. Но какой-то заорганизованности не было.

Были и другие поездки в Африку. В Кот’д’Ивуар я летал, в Нигерию, с членом исполкома ужинал. Там обошлось без приключений. С камерунцем Хаяту, главой Африканской конфедерации, дважды встречались в Цюрихе во время каких-то мероприятий. Министр общался, я участвовал…

Вспомнив все подробности своей борьбы со смертью, Сорокин мгновенно возвращается к деталям борьбы за чемпионат мира. Но нам-то – как забыть? И имеем ли мы на это право?

Когда человеку плохо, когда – пусть и на какое-то небольшое время – он становится беспомощным, многое вокруг него проясняется.

Незадолго до того произошла смена руководства РФС – вместо Виталия Мутко, сохранившего за собой пост министра спорта, российским футболом был призван руководить Сергей Фурсенко. К этому был косвенно причастен президент Дмитрий Медведев.

Предыдущей осенью глава государства распорядился, что государственные чиновники не имеют права руководить федерациями по видам спорта – а тогда такое было очень распространено. «Под раздачу» попал и спортивный министр, который был вынужден расстаться с управлением любимой игрой. Привело это в итоге и к уходу из сборной России Гуса Хиддинка: по мнению Мутко, продолжай он работать во главе РФС, голландец остался бы. Впрочем, это совсем другая история…

Когда заявление Медведева уже было сделано, но формально Мутко из РФС еще не ушел, я спросил тогдашнего главного тренера сборной России Гуса Хиддинка:

–  Ваше мнение о ситуации с неизбежной, похоже, сменой руководства РФС?

–  Заявление президента России Дмитрия Медведева о необходимости реорганизации в спортивных федерациях страны мне известно. Важно, чтобы со сменой руководителей осталась прежняя стратегия. Так, презентация российской заявки на ЧМ-2018 и ЧМ-2022 оказалась очень хорошей. И надеюсь, что кадровые изменения не повлекут радикальных перемен в будущем.

Повлекли. В частности, как раз в отношении Хиддинка, которому Мутко сделал предложение продлить контракт еще в середине осени 2009 года. Голландец взял паузу, а потом ушел Мутко, пришел Фурсенко – и выяснилось, что продолжение сотрудничества с Хиддинком в планы нового босса РФС не входит. Есть ощущение, что если бы продолжение борьбы за чемпионат мира зависело целиком от футбольного союза – либо мы бы отказались от дальнейшей борьбы вообще, либо все было бы тихо спущено на тормозах. Но, к счастью, вопрос был решен на уровне Путина, и существовавший отдельно от РФС заявочный комитет продолжил работу по его реализации.

Спрашиваю Колоскова:

–  Смена президента РФС посреди заявочного процесса могла его сгубить или, по крайней мере, затормозить?

–  Была такая опасность. Если бы об этом четко знали в разных регионах, где проживают члены исполкома ФИФА – в Африке, Латинской Америке, Азии… Но как-то это прошло для них незаметно. И наши противники, к счастью, акцента на этом не сделали, хотя и могли. Это ведь всегда неприятно и настораживает – вроде договаривались с одним, а пришел другой.

Но главное, что Мутко, уйдя из РФС, остался членом исполкома ФИФА и министром спорта. Если даже у кого-то сомнения и возникали, все понимали, что он вышел на более высокий уровень. И негативных последствий для нас это не повлекло.

В среде футбольной общественности бытовало мнение о том, что работа по выдвижению страны на мировое первенство новому руководству РФС – абсолютно «по барабану». Ходили слухи, что была написана куча тезисов для Фурсенко, почему тот должен быть кровно заинтересован в получении ЧМ-2018 для России. Но тот якобы отмахнулся: «Мне это не интересно».

Косвенное подтверждение этому безразличию получили в свое время и мы, газетчики. В начале осени 2010-го «Спорт-Экспресс» открыл рубрику «Клуб-2018», в которой еще до голосования в Цюрихе выступили и Колосков, и Сорокин, и многие другие. Говорили детально, рассказывали то, что могли (а в случае с Колосковым – и больше) рассказать. Мой коллега сделал предложение поговорить и президенту РФС. Тот вроде и не отказался – вот только сказать ему оказалось практически нечего, поскольку к заявочному процессу отношения он практически не имел. И идея интервью с Фурсенко умерла, едва родившись.

Сейчас все прямого разговора на эту тему избегают. Когда спрашиваю Сорокина о степени участия Фурсенко, он отвечает:

–  Три дня пребывания оценочной комиссии он был рядом, неотступно следовал за комиссией. Принимал участие в паре наших визитов. Присутствовал на презентациях в Дохе перед членами исполкома Азиатской конфедерации футбола и в Нью-Йорке перед членами исполкома КОНКАКАФ (конфедерации футбола Северной и Центральной Америки. – Примеч. И.Р.).

Вот только странное совпадение – пришел господин Фурсенко в РФС, и через две-три недели заявочный комитет вынужден был очистить помещение в Доме футбола на Таганке. Кабинет на шестом этаже расчищался для Дика Адвоката.

В заявочный комитет примерно через день приходил один из тогдашних руководителей футбольного союза (ныне он в РФС, да и вообще в футболе, насколько