— Например, сегодня.

— Например, пошли тогда, — незлобно передразнил его Олег.

— Пошли, — согласился Саша. — Верочке сказать чего?

— Я сам скажу. Мы на полчаса.

Олег переоделся в джинсы, старую рубаху и старую куртку. На ноги берцы натянул.

— Твоя девочка? — спросил он, пока спускались в лифте, не скрывая ту мужскую жадность в голосе, что характеризует интерес определенного свойства.

— Не знаю… — ответил Саша, размышляя о чем-то другом и не задумавшись толком о вопросе.

— Чего «не знаю»? Спишь с ней?

— Наверное, — ответил Саша, и снова невпопад.

— Чудак, а, — неприятно оскалил улыбку Олег. — Как ты в армии служил, такой чудак?

— Нормально служил, — ответил Саша, тоже улыбаясь.

Внизу Олег достал из кармана связку ключей, попросил Сашу подержать фонарик, извлеченный из другого кармана. Открыл дверь в подвал — старую, скрипящую.

— Свети, — велел.

— Ты что, в подвале его держишь? — спросил Саша.

— А где мне держать, дома? Или на даче?

— Закопал бы где-нибудь.

— В городе нигде не закопаешь, а ехать за город… Вдруг пригодится когда — срочно. Вы же не всю жизнь собираетесь метать помидоры?

Саша не ответил. Он-то явно не собирался уже…

Олег достал из кармана еще один фонарик, светили теперь вдвоем. Все равно видно было плохо. Шли друг за другом по узкому, затхлому, вонючему коридору, под ногами неприятно хлюпало. Справа тянулись горячие, покрытые ветошью трубы. Слева вроде бы помещения просматривались — комнаты, где на полу обильными грудами лежал никому не нужный пахучий хлам. Хоть труп там прячь.

Саша явственно слышал какой-то писк.

— Пищит кто-то, — сказал он Олегу.

— Хер его знает, — ответил Олег равнодушно и тут же вскрикнул матерно: — Тьфу, ч-черт!

— Чего? — выдвинулся Саша из-за спины Олега, елозя по полу светом фонарика.

— Крыса, — сказал Олег мрачно. — Крысы, наверное, пищат. Развелись, твари. С тех пор как столовую открыли в доме. Раньше не было…

Пошли дальше. Саша старался светить себе под ноги — не хотелось ступить на крысу.

Олег ругался:

— Сюда, вперед свети. Ты за мной идешь, никуда не вляпаешься… Здесь вроде. На, свети двумя фонарями.

Олег принялся раскидывать кучу хлама — сдвинул и уронил стоймя поставленный диван, поломанную мебель какую-то раскидал. Достал из-за пояса саперную лопатку, поторкал ею в землю, услышал тот звук, что желал услышать, быстро раскопал и вытащил пакет. Бережно развернул. Пропитанная маслом ветошь мелькнула в свете фонарика. И черный ствол. ПМ, Макарова пистолет.

Олег извлек обойму, посмотрел, погладил пальцем — полная.

— Еще обоймы четыре в запасе, — сказал он, загоняя магазин в рукоятку.

Саша светил фонарями и определенно слышал близкий, громкий, многоголосый писк.

— Чего они так пищат? — спросил неприязненно.

— Я ебу, чего. Пойдем посмотрим.

Олег снял пистолет с предохранителя, передернул затвор, загоняя патрон в патронник. Приподнял руку со стволом — словно забавляясь.

— Свети ярко, — попросил почти весело, но уже в животном, заставлявшем глухо торкаться кровь в жилах, предчувствии чего-то.

Они прошли в сторону писка еще несколько метров и встали там, где звук был особенно сильный.

Саша направил туда свет фонариков, внутренне несколько психуя — будто боясь увидеть нечто из ряда вон…

И увидел.

Олег только ковырнул какую-то колченогую тележку, писк вдруг стал резче и злее, и в свете дрогнувших фонарей задергалось не менее десятка крысиных морд. Крысы не разбегались.

Саша успокоил нервно заплясавшие руки и, по возможности твердо, скрестил фонари на источнике звука.

— Твою мать! — произнес Олег. — Что за херня!

Саша сглотнул слюну.

— Ближе подойди, — велел Олег. — Ближе, сказал!

Сашка шагнул вперед, лучи метнулись в стороны, потом возвратились снова, найдя искомое, омерзительное, шумное.

Крысы — их было намного более десяти — срослись хвостами, а некоторые еще и боками. Хвосты их представляли собой единый клубок, величиной с кулак, — и на этот клубок налипла всякая грязь, сукровица, грязный пух. Передние лапы у крыс работали, но уползти они не могли никуда, мешая друг другу.

Задние лапы крыс, рассмотрел нервно задрожавший Саша, были сухи, не шевелились.

Злые маленькие глазки смотрели, как казалось, совершенно безумно. И писк раздавался неумолчный.

Олег неожиданно опустил ствол и выстрелил в центр клубка — одна из крыс, показалось Саше, распалась чуть ли не надвое, раскрыв грязные, бестолково перемешанные внутренности.

Саша не успел выругаться на Олега, как он выстрелил еще раз и угодил, похоже, прямо в клубок сросшихся хвостов. Несколько крыс, нежданно освободившихся друг от друга, стали расползаться — таща за собой задние лапы, хвосты — у некоторых короткие, у других — напротив — чрезмерно длинные.

Олег, когда-то успевший засунуть пистолет в карман, наступил одной из крыс на спину и ловко, с жутким замахом, ударил лопаткой по шее, разделив животное сразу на две части. Следующую ударил той же лопаткой — плашмя, несколько раз.

Он кромсал и дробил крыс, ударял их пяткой тяжелого сапога по головам, оглушая, — и снова орудовал лопаткой, расчленяя с хэка-ньем мерзкие тушки, иногда сипло ругаясь.

Несколько крыс ползли, таща за собой спутанную тетиву тонких кишок. И лишь пара крыс, слипшихся боками, не в силах была расстаться и кружила на месте.

В тусклом свете мелькало обезображенное нелепой судорогой — то ли смеха, то ли ненависти — лицо Олега. Лопатка взлетала и падала резко, ястребино, при ударе издавая смачный, сырой звук.

— Все, что ли? — спросил Олег спустя минуты три.

Подтекала кровь, несколько крыс конвульсивно дрожали конечностями и отсвечивали даже в смерти злыми глазками.

— Пошли отсюда, — сказал Саша.