маленькие кусочки, отправляя их в рот. Почти не жевал — разминал еле-еле зубами, челюстью больной почти не шевеля.
— Прекрасное яблоко, — сказал Саша, сразу же внутренне поклявшись никогда не произносить слов с буквой «с», и тут же произнес: — Никогда не ел таких вкусных…
Лева смотрел на него внезапно повеселевшими глазами, искренне радостными. Он сидел на краешке койки, мягко покачиваясь и, казалось, готовый в любое мгновение даже не встать, а — подпрыгнуть.
— Тебя кто-то избил? — спросил Лева.
Саша сморщился — ответить однозначно не хотелось, рассказывать все — не было сил.
— Ну, не рассказывай, если не хочешь, — сказал Лева.
Саша кивнул.
— У тебя есть мобильный? — спросил, спустя минуту.
Лева быстро открыл верхний ящик в тумбочке и дал Саше телефон.
Саша держал его в руках, раздумывая, куда позвонить.
Не матери, конечно.
«В бункер позвоню…» — решил.
Когда представился и в нескольких словах рассказал дежурному, кто он и где, понял, что не знает ни номера больницы, ни названия отделения, ни номера палаты и даже этаж представлял смутно. Вроде второй. Оказалось, третий — Лева все подсказал.
— Что случилось-то? — спросил дежурный.
— Расскажу потом, — ответил Саша.
…Кого он не ожидал увидеть — так это Рогова.
Вошел минут через сорок, сильный и внятный, улыбнулся, что было совсем хорошо — Рогов редко улыбался. Саша в ответ тоже растянул потрескавшиеся губы, и дырку на месте зуба показал.
— Эка тебя рихтанули, — сказал Рогов, придвигая стул к Сашиной кровати.
Саша смотрел на Рогова почти с нежностью. Пришло понимание, что он не один, и у него есть братья. Вот Рогов — брат, выкладывает из пакета кефир, фрукты, хлеб, кусок ветчины.
— Можешь говорить? — Рогов внимательно разглядывал Сашу, словно пытаясь по лицу и по виду товарища понять как можно больше — и лишнего не спрашивать.
Саша кивнул: могу.
Лева, лежавший на кровати, спросил:
— Мне выйти?
Саша подумал и ответил:
— Да мне все равно. Лежите…
Рогов даже не обернулся на Леву.
С трудом шевеля челюстями и выговаривая слова, Саша рассказал. Вкратце, без особых подробностей, так чтоб Леве не было ясно, о чем речь: «Позвонила Яна… Телефон до этого сама дала… Взяли на улице… Были в отделе… Потом были в лесу… Спрашивали, кто организатор акции в Риге…» — и прочее.
— Сам дополз, да. К дороге. А дальше забыл. Кто-то подобрал… Или скорую вызвали. Кажется, скорую.
Рогов пожевал губами, раздумывая.
— Пока ничего делать не будем, — сказал он. — Тебе надо отлежаться. Милиция приходила к тебе?
— Нет.
— Странно, должна была прийти…
— Ты-то откуда тут? — спросил Саша.
— Так, надо было. Разыскали.
— А что там… в Прибалтике?..
— Там все замечательно. Пять человек спрыгнули с поезда, прямо в окно, на скорости семьдесят километров… Как не убились, хер их знает. Четверо добрались до Риги, только один ногу сломал, из Нижнего пацан — его на третий день в лесу лабусы нашли, он в сторону России полз. Тем временем остальные захватили башню и держались там шесть часов… Журналисты успели прилететь чуть ли не из Японии за это время… Скандал мировой… Много народу в бункер звонило, благодарили. Матвей только в бегах пока.
— А Яна?
— А про Яну потом поговорим. Она здесь.
— Ее не взяли?
— Она в бункере.
Рогов ушел, и Саша заснул, не в силах ни о чем думать.
Проснулся утром, очень голодный. Лева читал что-то — на кровати его и на тумбочке лежала кипа книг.
Увидел, что Саша пошевелился, пожелал ему «доброго утра», заинтересованно улыбаясь. Явно хотел пообщаться.
— Доброе утро, — ответил Саша одними губами.
— Чай будешь? — спросил Лева. В руках у него уже был кипятильник.
Саша благодарно моргнул.
Хотелось почистить зубы — во рту словно кровавая кашка налипла на небо. Но щетки, конечно же, не было.
— Я так понял: вы «союзники», Саш? — спросил Лева за чаем.
— Они, — ответил Саша, избегнув наименования партии, начинающейся на букву «с».
Лева кивнул.
— Я слышал про вашу акцию в Риге. Вы молодцы.
Саша промолчал.
До вечера они на эту тему не разговаривали. Сашу вызывали на процедуры, Лева помогал ему вставать, костыль подавал. На завтрак Саша отведал фруктов, обед — проспал, а на ужин даже поел немного манной каши — ее Лева принес из столовой. Каша показалась необыкновенно вкусной, и чай после нее — тоже.
Почувствовал впервые — что выздоровеет легко, верней, уже выздоравливает. И еще раз с удовольствием подумал — что выдержал тогда, выдержал.
Саша пришел в замечательное расположение духа.
Даже улыбнулся в ответ Леве, который всегда улыбался, если встречался с кем-то глазами, но не униженно как-нибудь, не просительно — а как бодрый, сытый и веселый пес размахивает хвостом в знак приветствия.
Как-то неприметно они разговорились. Саша из приличия узнал, как угодил в больницу Лева, и сразу же забыл, что он ответил. Леву, в свою очередь, более всего интересовали «союзники» — он словно и не ожидал встретить живого экстремиста и, похоже, радовался своей удаче, как естествоиспытатель. Даже руки порой потирал — и толстые пальцы его не вызывали раздражения, напротив, казалось, что такой мягкой, теплой рукой очень хорошо гладить по голове кудрявого черноглазого пацана, сына. И здороваться с такой рукой тоже хорошо, она плотная, но не стремится проломить к черту все суставы разом.
— Нет, вы, конечно, прекрасный цветок в политике, уникальный, — говорил Лева, и Саша немного морщился от этих «цветков», без особой обиды, конечно. — Но что вы хотите? Знаешь, я готов тебе признаться — я был за вас долгое время, пока вы были равно далеки и от «левых», и от «правых», и от патриотов, и от либералов. Мне показалось, что вы пришли, чтобы создать новую почву, взамен старой, потерявшей свое плодородие, вообще все потерявшей.
— Кроме могил, — сказал Саша.
— Да-да, кроме могил, — согласился Лева и сразу поехал дальше, вдогонку за своей мыслью. — Но последнее время мне начинает казаться, что вы соскальзываете… ну, условно говоря, в черносотенство. Нет? Я, конечно, не о Риге говорю — этих неумных полицаев давно надо поставить на место. И естественно,