но жилистый, с отчего-то черными сосками и длинной царапиной на красивой спине Костя Соловый.

— Член партии имеет право на использование служебных помещений под половые акты, если в результате могут появиться дети, — сообщил он дежурному.

Минут десять спустя Костя Соловый выбрел уже одетый, вертя в руках ключи от машины.

— Член партии имеет право катать женщин на красных партийных машинах ручной сборки и на других машинах, — сказал он уверенно. — Член партии имеет право не работать и находиться на иждивении у женщины, — добавил он, подумав. — Если член партии проживает у женщины с детьми, он имеет право съедать продукты, приготовленные для детей.

И уехал. Дежурный прикрыл за Костей дверь, посмеиваясь.

Поговорили о чем-то — Саша сам, первый, заговорил, чтобы не думать о Негативе.

Чайку заварили. Дежурным оказался парень с Беларуси, приехавший в Москву, чтобы вступить в «Союз…», — ласковоглазый, с правильными чертами лица, нежным выговором. Саша вообще очень часто встречал среди «союзников» ребят душевных, добрых — в самом простом смысле этого слова. Вообще, казалось бы, не склонных к агрессии…

Отчего вместе они были так злы?

«Нет, понятно отчего», — думал Саша. Для злобы было множество причин. Но удивительным казалось то, что встреча душ, ищущих добра, оборачивалась бешеным вихрем.

Подумал, сказать ли об этом парню-белорусу, и не сказал, поленился.

Они перебрасывались словечками, перешучивались вполголоса, тихо улыбаясь, и чай прихлебывали.

И когда Саша, уже под утро, снова отправился спать, в голове его, теплое и легкое, оставалось ощущение этого незатейливого разговора, и с этим ощущением он задремал.

Проснулся в хорошем настроении, вышел из духоты на улицу. Стоял, жмурясь. Полез в карман за смятой пачкой сигарет.

Неожиданно и быстро, всего за несколько минут — Саша даже не успел докурить, — прошел дождь, тихий, мягко прошуршавший, веселый и нежный, будто четырехлетний мальчик проехал мимо на велосипеде.

Саша повозил носком ботинка в свежей лужице и побрел куда глаза глядят.

Миновал машину с оперативниками — Саше ее показали «союзники». Оперативники выглядели скучно.

«Интересно, а они всю ночь тут стоят? — подумал Саша. — Стерегут, не выйдут ли во тьме “союзники”, не пойдут ли хмурой толпой к Кремлю, вооружаясь булыжниками…»

Какое-то время Саша шел безо всяких мыслей в голове, разглядывал идущих навстречу. В чистых и уютных двориках выгуливали собак.

Свернул в один из двориков, сел на лавочку, закурил, пощуриваясь на раннее солнышко.

Собаки, которых он видел краем глаза, прекрасно выглядели. В столице даже днем, в часы прогулок, собак было больше, чем детей. Здесь, в этом городе, казалось Саше, есть несколько тысяч собак, которые живут несравнимо лучше нескольких миллионов людей. Даже не тех, что с огромными, проржавевшими, тяжелыми руками работяг ковыряются в мусорных баках, а многих иных, встречаемых на окраинах Москвы и тем более за ее пределами — замудоханных баб, злых мужиков, грязных каких-то детей в замурзанной одежке.

Саша с трудом запустил руку в карман джинсов, извлек остатки монет. Посчитал их. Мало. Ну и ладно. Добрел до ночного кафе, где стояла за кассой невыспавшаяся молодая женщина и сидела у окна официантка, непоправимо усталая.

Саша заказал себе чая и лимон. Целый лимон.

Сидел за столиком, катал в руках фрукт, иногда подносил его к лицу. Слишком сухой запах. Острый. Не тот. Тот был мягкий, влажный, горячий.

Мобильный, выложенный на стол, зазвонил. Саша ни разу не слышал его звонок — и вздрогнул. Звонок был нервным, стилизованным под старые, давних лет, трели дребезжащих тяжелых домашних телефонов.

Официантка обернулась. Саша взял трубку, услышал голос Яны.

— Саша?

— Да, Яна.

— Наши захватили башню в Риге. Негатив там. Только что звонил. Они внутри башни, разбрасывают листовки.

Саша молчал.

Не мог обрадоваться — слишком тяжело было подумать, что ждет Негатива потом, совсем скоро, когда их всех повяжут.

А Яна, казалось, была довольна. Хотя тоже молчала.

Сигнал оборвался.

Саша допил одним глотком чай и вышел на улицу.

Шел по тротуару, крепко сжимая в руке лимон, словно желая его выдавить.

Добрел до набережной, остановился посмотреть на воду, никак не умея решить — радоваться или огорчаться случившемуся. Услышал звук тормозов, успел только мельком заметить двух огромных, замечательно сильных мужиков, которые мгновенно заломали ему руки и затолкали в машину.

Саша глянул из окна, надеясь еще, что кто-то увидит, как его, свободного человека, вырвали из утренней улицы, отодрав от теплого воздуха, шума троллейбусов, течения грязной воды в реке. Но увидел только, как по асфальту катится выпавший лимон.

Машина, обычный «жигуль», резко сорвалась с места. Саша покрутил головой, глядя по сторонам, — нет, действительно никто ничего не заметил, никто не гнался за ними.

По разные стороны от Саши сидели хмурые мужики, с бугристыми лбами, оба мелкоглазые и похожие своей тяжелой набыченностью как братья. Килограммов на семьдесят тяжелей, чем Саша, — и тот, и второй. Сдавили с обеих сторон мясом своим.

Только сейчас Саша сообразил, что руки его в наручниках. «Хорошо работают», — подумал он и спросил, заранее зная, что ему никто не ответит:

— Кто вы такие?

Ему действительно не ответили. Только водитель мельком, в долю секунды, глянул в зеркало заднего вида.

Саша почувствовал, как покрывается испариной.

«За что меня взяли? — подумал он, пытаясь подготовить себя к тому, что его ждет. — За прорыв? Может быть, какие-то съемки есть, где я ломаю что-то?.. Но как-то много чести брать именно меня… да еще на улице… А за что еще?»

Саша был уверен, что имеет дело с «конторой». Больше некому…

Сидящий слева закурил. Саша покосился на него. Курить, да, очень захотелось курить.

Саша уставился в другую сторону, в окно, хотя толку все равно не было — город он знал плохо и ничего бы, кроме Красной площади, не узнал. Но на Красную площадь его не везли.

Он все равно смотрел, просто на людей, на машины, даже девушке какой-то подмигнул, и тут сидящий рядом заорал:

— Чего, сука? Ну-ка ебло опусти вниз, сученок! Нас ебут из-за тебя с самого утра, сейчас мы тебя выебем, как приедем. Можешь готовиться.

Саша опустил голову, но, видимо, не настолько низко, как хотелось бы, и получил такой тяжелый удар локтем по шее, что издал странный звук горлом и на мгновение вырубился.

Открыл глаза, в которых темное пятно сменилось на розовое, а затем на вид нечищенных ботинок. Во рту набралось много слюны.

Покосился, рядом увидел ботинки, отлично вычищенные, черные. Один ботинок нервно постукивал. Видимо, постукивающему не терпелось сунуть этот ботинок Саше в зубы.

Сидеть было неудобно.

Водитель неожиданно и резко затормозил, Саша от рывка выпрямился. Впереди мелькнул тяжелый зад джипа, подрезавшего их «жигуль».