Пошел, повалил серый снег. Дворники работали беспрестанно.

На выезде из города попали в пробку.

Саша высунулся в окно и закурил.

На крышах машин быстро накапливался снег.

Ожидание тяготило.

«Куда ты торопишься… — думал Саша брезгливо, одергивая себя. — Торопишься скорей похоронить отца? И что? Похоронишь — куда побежишь?»

Они простояли не менее получаса. Водитель иногда выключал мотор, и тогда кабина начинала быстро промерзать.

— А там, в салоне, наверное, холодно? — спросил Саша. Голос звучал хрипло.

— …Там печка не работает. Да и не надо сейчас там греть, — осторожно сказал водитель, покосившись на Сашу.

«Мать, наверное, замерзла…» — не ответив, подумал Саша.

Он оглянулся и увидел, как она трет ноги. Еще увидел Безлетова, нахохлившегося, смотрящего в окно на недвижные авто.

Саша зажмурился, прикусил губу.

Хотел заставить себя не открывать глаза, когда машина тронется, и не смог.

Расщурился, увидел мягко, нервно ползущие авто. Дорогу не спеша переходил тепло одетый гаишник. Его пропускали, притормаживая.

Затор образовался из-за аварии: стукнулись два автобуса. У дороги стояли пассажиры. Асфальт был посыпан стеклом.

«Скорой не видно», — приметил Саша.

Никто не погиб, и даже, видимо, не был ранен. Саша испытал почти жалость, что никого не убило.

Медленно, тягомотно они выбрались из потока машин.

Переключали скорости, разгонялись, и вновь возникало это глупое чувство облегчения — едем-таки, едем.

«Куда?»

…Зимняя дорога всегда более тосклива, чем летняя.

Они минули городок, всего два светофора, Саша сказал: «Дальше прямо», — и спустя семь минут по обе стороны шоссе открылась равнина.

Вид белого до горизонта поля был тягостен. Эта даль и пустота — лишь с линией телеграфных столбов у дороги — засасывала.

— Безлюдье… — шептал Саша тихо. — На безлюдье льды… Снеги и льды…

Иногда поглядывая на часы, Саша замечал, что вот уже час прошел, а он, кажется, так ни о чем и не думал все это время — не было ни единой мысли.

— Скоро, что ли? — спросил водитель, впрочем, вполне добродушно.

— Скоро, — ответил Саша, подумав.

Серыми деревянными боками мелькнула последняя вдоль асфальтовой дороги деревня — в девять домов. Саша давно уже сосчитал их количество — в детстве, наверное. Три дома опустели в последние годы, стали заваливаться.

— Дальше по проселочной? — удивился водитель.

Саша кивнул.

— Засесть можем… — посетовал водитель, переключился на вторую скорость. Автобус взревел и начал переваливаться на рытвинах.

Саша обернулся в салон: мать почти испуганно озиралась.

— Отсюда-то далеко? — снова спросил водитель, когда проезжали еще одну деревню. Только в селении ему удалось переключиться на третью и немного поддать газку.

— Еще одна деревня, а следующая наша будет, — совершенно честно ответил Саша, умолчав, что от «следующей» до «нашей» — семнадцать километров по лесу.

— Дороги-то, слава богу, санями немного укатаны, — поделился водитель открытием, — они на санях ездят до сих пор. Лошадь, выходит, есть. Я лошадей не видел уже лет тридцать… А еще говорят: плохо живем! — сказал водитель и криво улыбнулся.

«Тебя бы, суку, поселить здесь вместе с лошадью…» — подумал Саша.

Они проехали еще одну деревню — здесь им впервые за последние два часа встретился человек, дедуля в тулупе. Он смотрел вслед автобусу удивленно. Даже махнул рукой, когда автобус проехал, — куда, мол, дурни: там некуда.

— Лес, — сказал водитель спустя полчаса, увидев, куда уходит дорога. Будто глазам не поверил.

— Лес, — ответил Саша.

— Нам в лес, что ли? — сказал водитель, уже раздражаясь.

— Нам по дороге, — ответил Саша.

Водитель покачал головой, скривившись.

Саша сжал скулы.

Автобус ревел. Вокруг стояли отяжелевшие под снегом деревья, иногда с потревоженных веток падал снег.

По дороге действительно кто-то ездил на санях. Ну, может быть, еще на тракторе, недели две назад. С продуктами, пенсией, письмами — в деревню…

Но автобусу такой путь был, наверное, не под силу. Тем более что дорога становилась все хуже — на санях, верно, ездили за дровами и далеко в лес не забирались.

Спустя минуты четыре водитель не выдержал и стал ругаться.

Саша сидел равнодушно, понимая, что может убить этого мужика. Разве что мать не хотелось огорчать.

— Кто нас вытягивать будет отсюда? Вы подумали? — водитель рвал рычаги, брал там, где можно, с разгона, и где нельзя тоже. Водить он умел, конечно. — Совсем, что ли, ошалели от горя, блядь…

— Ладно, рули, хватит орать уже… — сказал Саша устало.

— Я без тебя знаю, что делать. Понял? Сейчас высажу вас и… — здесь их тряхануло, автобус ухнул передними колесами в яму и заглох.

Впереди лежал плотный снег. О том, что и дальше под снегом — дорога, можно было догадаться только по одному признаку: на этой петляющей меж елей и бурелома узкой полосе не росло деревьев.

Водитель выпрыгнул на улицу, оставив открытой дверь. Прошел немного вперед по дороге, сразу увяз чуть не по колено, выругался и влез обратно.

Завел мотор, включил заднюю скорость. Взвыло, загрохотало, завизжало под колесами.

Они выехали. Водитель поставил на нейтралку, достал сигарету и сказал:

— Я дальше не поеду.

— Ну и хер с тобой, — сказал Саша.

Он вылез, заметив, что снег перестал. Постоял, тупо глядя в лес. Резко открыл дверь в салон.

— Вылезай, мам, он дальше не поедет.

— Как же? Сынок… — сказала мать. — Куда мы? А отца?

— Дотащим, тут недалеко.

— Как же, недалеко…

— Дотащим, я сказал.

Сзади к Саше подошел водитель, заглянул через плечо в салон.

— Ну что, в город едем? Я дальше не поеду.

— Мы заплатим, — сказал мать, глядя на водителя почти в ужасе. — Куда же мы с гробом?

— Я говорю, поехали в город. А денег мне не надо. За новый автобус вы мне не заплатите. И ночевать в лесу с вашим покойником я не буду. Ясно? В город едете?

— Что же мы отца катать туда-сюда будем… — сказала мать.

— Ну, всё тогда…

Водитель с лязгом открыл задние дверцы салона — разгружайтесь, мол. И ушел в кабину. Снова