сквозь него в лагуну, смывая красный гравий, которым посыпался двор.

Майк поймал себя на том, что идет крадущейся походкой, пригибаясь, стараясь держаться поближе к стене.

«Только бы не наткнуться на кого-нибудь из десантников, — думал он. — Ведь ни Гвено, ни Корнев наверняка не умеют обращаться с оружием…»

Он слышал за своей спиной сдержанное сопение простака Джимо. Еще одна глупость этих глубоко штатских людей: они не обезоружили Майка, и стоит ему сейчас броситься на землю — бедный Джимо получит заряд в живот, а он, Майк, прикрывшись его телом, швырнет гранату в…

Но Майк знал, что он никогда не сделает этого.

— В водосток! — приказал Корнев.

Майк пробрался сквозь дыру под стеной: через нее же со стороны лагуны проскальзывали во двор змеи — в период дождей они искали места посуше.

Затем протиснулся толстяк Джимо. Майк усмехнулся, помогая тяжело дышавшему Корневу выбраться из лаза: ствол пистолета был плотно забит землей, Корнев опирался на него, вылезая из водостока.

Последним, демонстративно отказавшись от руки Майка, выбрался Гвено.

— А что дальше?

Майк стоял у стены, удивляясь, как при таком шумном побеге их не заметил ни один из наемников: они все словно исчезли.

Внезапно со стороны лагуны появилась чья-то тень. Человек осторожно крался к вилле. Вот он подполз к невысокой стене, огляделся и разом перемахнул во двор.

Свет с веранды упал на него, когда он был на гребне забора, лишь на одно мгновение, затем рухнул в темноту.

— Женя! — ахнул Корнев.

— Это Джин, — упавшим голосом сказал Майк.

Он обернулся к своим «конвоирам» и махнул им рукой:

— Скорей! Хор убьет его!

И сейчас же ловко метнулся через забор, не скрываясь, во весь рост побежал по садовой дорожке к веранде, на ходу срывая с плеча автомат. Он слышал, как Корнев и Гвено с трудом спешили за ним.

«Хоть бы Джимо догадался подсадить их», — подумал он, подбегая к веранде.

…Хор и Аде стояли у стены холла — почти рядом с выходом на веранду. Между ними было шагов пять, не больше.

Хор мрачно разглядывал сержанта. Рот его кривился.

— Значит, вы хотите купить свою жизнь, выдав меня, сержант? И получить деньги, обещанные тому, кто доставит меня живым или мертвым?

— Я офицер, а не торговец преступниками! — отрезал Аде. — Ваша игра проиграна, господин Хор.

И в этот момент майор рванулся вперед. В руках его оказалась тяжелая бронзовая пепельница, схваченная со столика, стоявшего у стены.

Аде отпрянул в сторону, сбил Хора с ног. Он прижал майора к полу. Хор сильным ударом колена в живот отбросил Аде. Тот вскочил, но пистолет был уже в руках Хора.

— Руки вверх! — раздался голос с веранды. Евгений стоял с автоматом, наведенным на майора. Немец прыгнул в сторону и нажал курок. Но в это мгновенье Евгения что-то с силой отбросило. И сейчас же автоматная очередь вспорола грудь Хора. Немец пошатнулся, пальцы его впились в спинку стоящего рядом кресла. Колени подогнулись, он опустился на пол, упал на бок, перекатился на спину.

Майк тяжело вздохнул и опустил автомат.

— Вы спасли парню жизнь, — тихо сказал Аде. Он протянул руку, и Майк послушно отдал ему свой автомат. Корнев и Гвено, ворвавшиеся на веранду следом за Майком, уже поднимали Евгения: юноша, отброшенный Майком, ударился головой об угол стола и теперь, слегка оглушенный, все еще не понимал, что с ним случилось.

— Арестуйте его, капитан Морис!

Гвено решительно указал на Майка, бледного, стоящего с опущенной головой.

Аде помедлил, затем подошел к Майку и положил ему руку на плечо.

— Уходите, капитан, — сказал он тихо. — Там, под пальмами, я спрятал лодку. Я верю, что мы с вами… еще будем друзьями.

Майк слабо улыбнулся, потом обвел всех взглядом, задержав его чуть дольше на Евгении, и медленно пошел к выходу.

В Горны я попал случайно. Бродил по знакомому с детства Заторжью, обошел кладбище со старыми, не поддающимися времени отполированными цоколями купеческих памятников, вышел за ограду, спустился по Заварной и вдруг увидел пруды, поросшие ряской, наглухо замкнутые с двух сторон высокими заборами, на которых, навалясь, дремали яблоневые ветви. Буйно зеленел на противоположном берегу травянистый бугор. По стежке я выбрался туда, огляделся. Со всех сторон подступали к укрытой невдалеке за насыпью железнодорожной линии кварталы пятиэтажных типовых зданий. Горны лежали внизу, обойденные новыми микрорайонами, но пока не тронутые. Дома там стояли вразброд, как попало. У некоторых не было даже заборов. А там, где они и были, за их дощатой неприступностью крылись отнюдь не сады и оранжереи. В Горнах всегда жили люди пришлые, не собиравшиеся оседать здесь надолго, и теперь, когда новостройки обкладывали поселок, как победоносные армии ветхую крепость, еще яснее была его обреченность. Но прямо на взгорке, за которым они и начинались, собственно, эти самые Горны, ударил мне в глаза вешним розовым цветением могучий куст шиповника. Я стоял перед ним, удивляясь его нездешности и рокочущей под ветром ветвистой мощи, сумасбродству самого его красочного явления на скудной и угрюмой земле Горнов. Откуда он? Какой ветер развеял в этих местах розовое семя? Неужели дикая воля природы закинула сюда крохотное зернышко, давшее потом такие цепкие рослые всходы?

Нет, оказалось — куст этот посажен здесь человеком. Давно. Почти полвека назад. Тогда он был розой. Но годы шли, умер человек, присматривавший за ним до самой своей смерти, и вот теперь цветет в Горнах шиповник. Но шиповник — это всего лишь одичавшая роза. А лет прошло много, было с чего ему одичать.

Вот она, эта история.

Рабочий день в бригаде по особо тяжким преступлениям заканчивался. Ветер заносил в открытое окно томительный запах сирени. За оградой угрозыска в соседних садах шумели яблони. Кроны, опушенные белым цветением, делали их похожими на гимназисток в форменных фартуках. Закат порой проливался на них, и белые их наряды начинали лиловеть в наступающих сумерках:

— В карты, что ли сыграем? — спросил Селезнев. Он осмотрел остальных и ни в ком не нашел поддержки.

— В азартные игры не играю, — сказал Стае, поднимая свою взъерошенную кудрявую голову, — и тебе не советую.