Они шли к нему с двух сторон: слева — Узоров, справа — Бегичев.
И вдруг словно сверкнула молния. Быстрым движением нарушитель выбросил правую руку в направлении сержанта. Сухо треснул выстрел. Пуля вырвала автомат из рук Узорова.
Стрелявший воспользовался мгновением, камнем упал на склон и покатился вниз.
—
Стреляй в ноги! — закричал сержант, бросаясь вслед за нарушителем.
Бегичев зацепил врага первой же очередью, когда тот вскочил и снова вскинул руку с пистолетом.
Нарушитель обмяк и рухнул на песок. Подбежавший сержант ногой выбил из его рук пистолет, рванул из кармана браслеты-наручники. Он извлекал из воротника рубашки задержанного ампулу с ядом, когда подошел Бегичев.
—
Ты ранил его в плечо, — сказал Узоров, доставая индивидуальный пакет, — нам просто повезло…
Он показал товарищу ампулу с ядом.
Узоров истратил на задержанного последний пакет с бинтами. И вдруг похлопал его по щекам.
—
Хватит притворяться, вы уже пришли в себя, — негромко сказал сержант. — У вас дрожит правое веко. Вот это…
—
Уберите руку, — хрипло выдавил тот и открыл глаза. Резким движением склонил голову и впился зубами в ворот рубашки.
—
Скорпион… — брезгливо пробормотал Узоров и отступил на шаг.
Сержант внимательно разглядывал неизвестного. Тот был, пожалуй, по-восточному даже красив. Сросшиеся брови, волевой, хорошего рисунка подбородок, тонкий с горбинкой нос. И холодные, жестокие, с неуловимым зрачком глаза.
Он кого-то напоминал Узорову, что-то знакомое было в хищном изгибе надбровных дуг, в правильности черт, во взгляде из-под полуприкрытых век. Стоило сержанту взглянуть на руки нарушителя с длинными фалангами пальцев, как он вспомнил изящные, несмотря на старость, пальцы убитого Сайфулы.
—
Сайфула — ваш отец? — быстро спросил Узоров. — Он убит… Это вы подвели его под наши пули… Родного отца…
Лицо задержанного исказилось, напряглись мышцы щек. Он обжег пограничников ненавидящим взглядом, взмахнул скованными руками, пытаясь встать. Напряжение обессилило его. Он затих.
—
Понимаешь теперь, почему не обнаружили его с вертолета…
Узоров потрогал халат на задержанном. Он зашуршал шорохом песков.
—
Чисто сработано, — отозвался Бегичев, — даже капюшон обклеили…
Он распахнул халат — на поясе задержанного плотно одна к другой висели три фляжки.
—
Вода, — прошептал пограничник и отцепил одну фляжку.
—
Мы. не выпьем ни капли, рядовой Бегичев, — сухо сказал Узоров и облизнул пересохшие, спекшиеся губы.
—
Вода же…
Сержант обнял товарища за плечо.
—
Нельзя, Антон… Понимать должен… Это его вода… Какая она, мы не знаем.
Бегичев не видел, как сверкнули глаза задержанного, когда пограничник отцеплял фляжку. Нарушитель не мог сдержать волнения, мышцы лица его напряглись, вздрогнули руки.
«А еще говорят — восточные люди умеют скрывать свои чувства, — подумал Узоров. — Впрочем, все объяснимо. Он слишком много поставил на жажду. Последний шанс. В пустыне всегда хотят пить».
Сержант прошел к тому месту, откуда последний раз стрелял нарушитель. На песке лежал новый автомат.
Узоров тщательно осмотрел истоптанный песок с желтым накрапом стреляных гильз. Его внимание привлек взблеснувший в лучах солнца предмет в конце склона. Туда не вел след, и Узоров догадался — прежде чем встать и поднять руки, нарушитель что-то выбросил.
Сержант осторожно спустился по склону и увидел полузасыпанную песком плоскую металлическую коробку.
Узорову стало ясно, зачем задержанный выбрал трудный путь в пески. Ему нужен был безлюдный квадрат. Черная коробка — генератор помех. Сержант видел подобные, когда занимался на курсах радистов. Можно предположить, что таких коробок у сына Сайфулы было несколько и настроены они на разные частоты. Расчет на то, что одна из них совпадет с частотой приграничной радиолокационной станции и выведет ее из строя. Ведь радиус действия таких генераторов не менее двухсот километров — тогда образуется коридор для нарушения границы по воздуху. Время начала работы генераторов и время перелета должны совпадать. Скорей всего это должно произойти ближайшей ночью.
Узоров тщательно осмотрел местность вокруг позиции нарушителя, но ничего больше не обнаружил и вернулся к задержанному.
Затем он отослал Антона за саксаулом. Нужно было разжечь костер и «сделать» дым. Летчикам легче будет искать. Узоров твердо знал — их ищут с воздуха. Они не вышли на связь, и это встревожит Артюшина.
Сержант думал о Бегичеве, Такие нужны границе. Опыт приходит с годами, мужество же впитывают с молоком матери. Узоров вспомнил Антона неуклюжим первогодком, не умеющим читать след, бороться с жаждой, быть собранным перед лицом опасности. Но было в этом пареньке спокойное, медлительное упорство, глубоко спрятанная внутренняя сила. И вот первая схватка с врагом. И не с дошлым контрабандистом, а с матерым, специально подготовленным агентом. И в этой схватке родился пограничник Бегичев.
Строгий судья Узоров. Не о каждом он думает с затаенной нежностью.
Есть в Антоне частица самого сержанта. Долгие месяцы ходили они вместе в дозоры и секреты. Узоров отдавал товарищу все, что знал и накопил за пять лет службы. Однажды Бегичев спросил, почему он не демобилизуется, не уходит с заставы.
И строгий судья Узоров спросил самого себя: «Почему?» Тогда он сказал Антону о чувстве долга. И сейчас мог бы повторить то же самое.
На границе служат люди с особо обостренным чувством долга. От неширокой контрольно-следовой полосы начинается огромная, великая страна, первое в мире государство свободных, счастливых людей. И нет большей чести, чем та, что выпала ему, сержанту Узорову, — охранять мирный труд миллионов дорогих его сердцу людей.
—
Пить… — услышал сержант. Неизвестный смотрел на пограничника ненавидящими глазами.
—
Пить, — потребовал еще раз задержанный и шевельнул головой.
—
Придется потерпеть, — жестко сказал Узоров.
Снятые с пояса фляжки рядком лежали на песке у
костра.
—
Вы не имеете права, — процедил задержанный, — это не гуманно — не дать напиться раненому…
—
Не торопитесь умереть, — все так же жестко отрезал сержант, — вы нам нужны живым…
Он сказал это в надежде получить подтверждение своей уверенности в том, что
Вы читаете Приключения 1972—1973
