Султан любил убегать в лес, охотиться, поэтому его и сажали вечером на цепь. Старая черненькая Агатка спала рядом со мной — на своем месте около печи, на подстилке, неспокойно ворочаясь и тяжело вздыхая. Я слышал все собачьи шорохи, но они не тревожили меня и поэтому не мешали сну.
Ночью грянула буйная летняя гроза. Широко раскатился гром, ярко сверкнула молния, хлынули на землю потоки воды. Но непогода летом бывает коротка: через полчаса унеслись куда-то черные тучи, посветлело во дворе, легкие капли мелкого дождика-последыша зашелестели по крыше.
Какие-то необычные звуки заставили меня проснуться и открыть глаза: барабанную дробь, походный марш, кто-то выбивал на стекле. Вылез с шумом из своей конуры Султан, загремел цепью, грозно заворчал на кого-то. Я поднялся. По стеклу окошка выстукивали дробь маленькие пальцы.
Залаял Султан, коротко, беззлобно. Донесся приглушенный крик Ромашки. Я подошел к окну.
Под окном хаты в большой луже стоял босой, в одних трусах мальчишка, а около него ворчал и скалил зубы Султан. От хлева в пестром коротеньком платье бежала Ромашка. Зачем же спешил сюда ночью, под дождем парнишка? Что так оживленно, размахивая руками, втолковывает он сейчас Любе? И раньше я замечал, что Ромашка часто шепчется с деревенской детворой, но не придавал этому никакого значения.
Я сел на лавку и начал обуваться. Восьмилетнее существо не кинется через ночной лес по пустякам, да еще в грозу, в одних трусах. Случилось что-то серьезное, надо быть готовым.
Вдали прозвучал раскат грома. Гроза уходила на запад, через границу.
Хлопнув дверью, в хату вбежала Ромашка. Взвизгнув, вскочила Агатка.
—
Одевайся скорее, пойдем на кордон, надо спасать лесника! — быстро проговорила Люба. Дверь в сени приотворилась, и в хату проскользнул мальчишка-гонец, озябший и мокрый.
Я зажег свечу. Кожа на правом ботинке засохла складками, ногу обувать больно.
—
Иди сюда, парень! Садись рядом со мной, погрейся. Я тебя оботру немного…
—
Некогда! — оборвала меня Ромашка. — Гена сейчас же побежит на заставу!
—
Что случилось, Люба?
Ромашка кружила по хате, как-то по-детски прижав кулачки к груди. Я ни разу не видел ее такой взволнованной.
—
В грозу явились на кордон к леснику бандиты Ясючени. Во время дождя они собираются удирать за границу. Проводником должен стать лесник, иначе они его убьют… Ты обулся? Пошли!
О глушчанском леснике Семене Недбайло ходили легенды, и, хотя старухи называли его «лешим», окрестные дети любили лесника. Был Недбайло одинок, отлично знал лес, да и ребятам преподавал уроки природы, у него на кордоне всегда дневали и ночевали мальчишки.
Согласится ли лесник оплатить свою жизнь предательством и проведет Ясюченю через границу? Едва ли. Но какие же муки ему придется испытать!
—
Ты давно убежал из лесниковой хаты?
—
Не… — тянет мальчишка и сопит простуженным носом. — Как пришли бандиты, они дядьку Семена стали бить. А лесникову собаку, нашего Воронка, застрелили, он шибко лаял. У них своя собака, как волк, страшная… Я в чуланчике спал, тихонечко выскользнул — ив лес к тете Любе…
Мои ботинки зашнурованы, пистолет на месте. Можно уходить. Лес в Ленинград пошел, наша командировка кончилась. Сразу же со станции позвонить пограничникам. Они без нас справятся с бандитами и спасибо нам скажут…
—
Пошли! — командует Ромашка.
—
Куда?
—
Как куда?! — возмущается Люба. — На кордон, спасать дядьку Семена! Я же о том давно толкую!
—
Но что мы сможем сделать против пяти бандитов?
—
Побачим… — твердо говорит Ромашка и, выхватив из-под стола свою кошелку, добавляет:
—
У меня есть граната, а у тебя… перекосы!
На плечи мальчишки Люба накидывает свою косынку, ту, в которой шеголяла в Минске, затем нагибается и, глядя в глаза Гене, говорит:
—
Милый мой, хороший… Беги скорей на заставу!
—
Боюся… — шепчет Гена, — там лес дюже густой…
—
Надо, Гена! Слышишь? — произносит Ромашка и гладит мальчика по голове.
Молчит Гена, жмется к Любе, переступает с ноги на ногу.
—
Пошли! Я Султана возьму с собой…
Мелкий-мелкий, словно водяная пыль, продолжается дождик. По сумрачному лесу петляет узкая тропинка. Впереди быстро идет Ромашка, рядом с ней, у ноги, бежит Султан. Я еле поспеваю за ними. Никакого плана действий у нас нет. Все будет решено на месте. Если Гена побежит напрямик к заставе, минут через сорок он встретит пограничников, через час они будут здесь. Мне надо удержать Ромашку от драки каких-то шестьдесят минут.
Впереди мелькнул огонек — показалась лесникова хата. Сквозь серебристую сетку дождя лесная полянка с пышными, немятыми травами, невысокий плетень, обвитый хмелем, хатка с соломенной крышей, огонек в маленьком окошке казались игрушечными. Вокруг стояла тишина. Мелкие дождевые капельки не шумели, тихо опускаясь на ветки дубков, окружавших поляну. Мирная, красивая картинка. А что сейчас творится в хате?! Какие муки терпит дядька Семен! А может, бандиты уже пьют с ним самогон на мировую?
Если нас поймают, то у Ясючени не будет времени тянуть из нас жилы, скоро рассвет, самое время переходить границу. Ясюченя как-то говорил крестьянам, что ему нужны лишь мертвые коммунисты. Нас просто убьют, без всяких допросов, на ходу. Убьют и сделают отметку в записной книжечке для отчета зарубежным хозяевам. Нет, так запросто мы в бандитские руки не отдадимся!
—
Подожди, Люба, — говорю я шепотом, — не ходи дальше. Там у бандитов собака Валет. Будем отсюда наблюдать за хатой.
—
Меня Валет не тронет, — спокойно отвечает Ромашка. — А Султан останется с тобой!
Люба наклоняется к своей собаке, треплет ей уши, тихо приказывает:
—
Сидеть, Султан! На месте! Слышишь?
Возможно, у Ромашки уже сложился план действий,
но мне она не захотела его выложить — знала, не соглашусь.
—
Сидеть, Султан! — еще раз повторила Люба и затем вышла на поляну. Я хочу кинуться за ней, схватить за руку, удержать, но внезапно вижу слева от нас, в кустах, какое-то движение, чей-то- силуэт. Возможно, там стоит бандит на посту и сейчас он целится в спину Любе…
Выхватив пистолет, прыгаю в кусты, отвожу ветки. Там испуганно жмется к деревцу старый знакомый — пионер Гена, тот, который сейчас должен быть на подходе к пограничной заставе.
—
Ты, Гена? На заставу не пошел?
—
Одному страшно…
Вы читаете Приключения 1972—1973
