случае партию в шахматы, кон-другой в «козла». Давно убедился, что выходной день можно провести с толком для службы, если приятное соединишь с полезным…

Дорога плавно взбиралась в сопку, видать, ее тут чистили, но все равно идти было скользко, ноги то и дело разъезжались.

«Отвык на равнинном западе в горку да под горку… Привыкай!»

Над высокими ажурными воротами, преградившими путь, по широкой бело-голубой сетке выпукло золотилось: «Слава Военно-Морскому Флоту!».

В каптерке контрольно-пропускного пункта Павлова встретил бледный, утомленный капитан- лейтенант. С трудом оторвавшись от толстой, изрядно потрепанной книги, часто моргая закрасневшими глазами — нельзя было даже разглядеть их цвета, — он ее очень вразумительно представился и чуть погодя добавил:

— Командир вышел. Скоро будет.

«Не выспался и накурился, — определил Павлов, заметив, что китель у дежурного присыпан пеплом. — Заядлый курильщик, за ночь наглотался, теперь из глаз дым идет!»

На стенах комнаты теснились морские и сухопутные карты, пожелтевшие от времени схемы, диаграммы, таблицы, наверное, нужные и ненужные. На столе валялись линейка, колченогий циркуль и сломанный карандаш. Табачная завеса до краев заполняла помещение. В косом луче света, как-то проскочившем сюда сквозь мутное стекло, вяло плавали густые синюшные клубы.

— А матросы где живут? — спросил поскучневший Павлов.

— Там, за сопкой. Километра полтора будет. — Капитан-лейтенант сопроводил свое пояснение неопределенным жестом.

— Далековато. И часто вы их навещаете?

Капитан-лейтенант помялся, неловко переступил с ноги на ногу и, будто оправдываясь, проговорил:

— Да так… Раз — днем, раз — ночью. Как требуют.

— А тут что такое? — Павлов, подойдя к окну, кивнул на высокую продолговатую постройку.

— Тут готовим лодкам оружие.

— Скажите, что здесь делать в воскресенье вам, дежурному?

Капитан-лейтенант еще больше засмущался, застенчиво покосился на «Графа Монте-Кристо».

Стукнувшая дверь впустила струю холода — и на пороге появился Николаенко. Он был высок и строен, в ладно сшитой шинели и лихой фуражке. Уверенный взгляд хозяина, чуть брезгливые складки у носа, вежливая полуулыбка… Наверное, долго управлял каким-нибудь кораблем, скорее, подводной лодкой. Такие на всю жизнь сохраняют командирскую внешность, где бы потом ни служили и в каких бы рангах ни ходили.

— А-а, сменщик! — воскликнул он, снимая перчатку и протягивая руку назвавшему себя Павлову. — А я уж заждался. Думал, в этом году и не приедете..

— Почему? — улыбнулся Павлов, сжимая крепкую, шершавую ладонь. — Добрался быстрее быстрого.

— Ладно. Пошли в кабинет. Наметим, как будем сдавать-принимать. Заодно и в курс начну вводить…

Николаенко снова натянул перчатку, энергично подхватил Павлова под руку и, сердито зыркнув на дежурного, поспешил выйти из прокуренной каптерки.

— А как наш край? Океан?.. Произвели впечатление? — сыпал он вопросами, зорко выглядывая из- под козырька с золотистыми дубками.

— Еще бы! Красота такая!

— Значит, произвели, — снисходительно произнес Николаенко. — Только красота эта бывает далеко не часто. Позавчера пурга кончилась. Шесть суток дула, проклятая. Ох, в тяжко было!.. Да еще приказали подавать подводникам торпеды — ну и веселье началось! Хорошо хоть, отменили. Фокусники!

Они неторопливо проходили по береговому объекту. Павлову все тут было знакомо — лаборатории, цехи, компрессорные, балансировочные… Ничего нового, если бы не сплошные горы снега, закрывавшие все подходы и подъезды.

«Не Кашмир, а кошмар! — удивлялся Павлов, впервые добром вспомнив слякотную прибалтийскую зиму. — Как же продираться через эти сугробы?!»

— Вот так и живем, — усмехнулся Николаенко, глубже натягивая на лоб фуражку. — День и ночь воюем с заносами.

Кабинет оказался небольшим, но довольно уютным. Отсюда, с третьего этажа, хорошо было видно все, что может интересовать командира. Внизу, как на ладони, сверкала бухта с застывшими у пирса катерами-торпедоловами, на противоположном берегу чернел свободный причал, где подают кораблям оружие.

— Ну как? — Николаенко развел руками.

— Как в диспетчерской будке, — улыбнулся Павлов, с трудом отрываясь от катеров, от причала, от бухты. — Так что? мы будем сдавать-принимать?

Николаенко задумался, потеребил пальцами выбритый до синевы подбородок и начал вслух прикидывать:

— Сначала дам, как говорится, устный портрет. Потом объедем наши точки. Вон они, вроде рукой подать, а как начнешь ползать по сопкам — часы и утекают. Потом… Потом познакомимся с моряками, напишем акт и айда к начальству!

— Принимается без поправок, — согласился Павлов, вытаскивая блокнот с ручкой и усаживаясь удобнее. — А с моряками начнем знакомиться сразу. И потом тоже будем…

Три часа пролетели незаметно. Николаенко рассказывал скупо, как бы нехотя, но вскоре разошелся, даже увлекся. Чувствовалось, во многое он вложил свои усилия, многое хотел сделать лучше. Что-то у него получилось, что-то не очень, чем-то надо заниматься сызнова. Об этих «не очень» «сызнова» он говорил с досадой, безжалостно, как на исповеди. Павлов через похожее прошел сам и теперь видел, что многое здесь было на перепутье.

Николаенко налегал на трудности, показывал, как усложняется простое из-за того, что они связаны с миром в основном по воде и по воздуху, а там, где по земле, там можно только ползать. Красочное описание местных сложностей звучало, пожалуй, как оправдание, но для Павлова и это было полезно.

Рассказывая об офицерах и мичманах, Николаенко был краток и меток.

«Никак, подражает Нахимову?» Павлову вспомнились нахимовские изречения: «Быстр — без торопливости. Смел — без опрометчивости. Хитер — без лукавства». Павлов пытался представить себе тех, о ком говорилось, но это у него не получалось. Он стал внимательнее вслушиваться в слова, ловить интонации, записывать более полно — не помогало. Он даже пересел спиной к окну и к катерам, на которые нет-нет де и посматривал.

«Отчего так? Неужто воображение притупилось?» И только потом до него дошло, что характеристики Николаенко слишком односторонни, с упором на слабости людей, а не на их возможности и способности. У него выходило, что добрая половина подчиненных — ни то ни се, какие-то очень серенькие. А ведь так быть не могло, и Павлов скоро усомнился в этих зарисовках: кто же будет собирать в одной части всех неспособных людей?

Впрочем, знал Павлов и другое. Кадровики всегда посылали лучших офицеров на корабли — ведь и в мирные дни передний край нашей обороны проходит далеко в океане. Иногда действительно преступалась грань разумного, забывалось, что в корне изменилось корабельное оружие, что теперь надо доводить его в боевое состояние не в море, а в лабораториях и в цехах, и от того, как сработают специалисты на берегу, зависит многое. Потому и сюда, конечно, могли попасть случайные люди. Но, чтобы под началом Николаенко их оказалось так много, — в эту аномалию верить не хотелось…

Неделя промелькнула как один короткий день. Павлов вместе с Николаенко успел побывать всюду.

Обращала на себя внимание разбросанность его нового хозяйства. То было и хорошо, и плохо. С точки зрения защиты объектов — хорошо: рассредоточенность была ей в пользу. А вот к повседневной службе это добавляло много забот. Управлять подразделениями наездами, пусть даже и частыми, — не