и созданного. По общему признанию, подобные зеркальные взаимоотношения существующая религия или наука рассматривают как ересь. То же было и в отношении к средневековой мысли и мировосприятию, царившему два тысячелетия назад. Однако вопрос границы, пролегающей между сознанием и реальностью, остается нерешенным и забытым.

Представьте себе, что Бог, которого познал и постиг Иисус и образ которого он привнес в сознание человечества, был в качестве переживания такой же реальностью, какую испытала Сюзанн Сегал. Вообразите, что Он - это расширенная форма лазера Гоулда, кватернионов Гамильтона или симфония Моцарта. Без Иисуса не было бы Отца на Небе, который появился в истории человека как возможность. И этого благословляющего Отца, такого, каким его познал Иисус, Моисей мог понять не в большей степени, чем Галилей мог представить себе нейтроны или нейроны. Во времена Галилея область жизненного опыта и мысли человека не была настолько обширна, чтобы вместить понимание нейтронов, так же как сознание Моисея не могло способствовать пониманию Иисуса.

Сознание человека - это зеркало вселенной, которая, в свою очередь, отражает сознание человека в неопределяемой и неизвестной степени. Бог любви был даром Иисуса миру, подобным изобретению лазера. Без Иисуса не было бы осознания той любви, которую он предложил.  Иисус породил в нас осознание Бога в такой же степени, в какой Бог создал Иисуса. Они создали или дали друг другу возможность возвыситься. Вот почему Блейк сказал, что почитать Бога значит любить его дары в великих людях - и вот почему надо любить величайшего из людей больше всего. Блейк любил Иисуса больше всех людей, потому что тот явил величайшую любовь и принес её в нашу жизнь.

Для того чтобы понять кватернионы Гамильтона обычным людям надо создать необходимые структуры соответствующих знаний, что включает подробное изучение математики. Точно так же доступ к пониманию лазера Гоулда лежит через построение электронного механизма для демонстрации его работы. Чтобы познать благословляющего Отца, о котором рассуждал Иисус, и тем самым познать его гипотетические благие и совершенные дары, следует позволить сердцу и духу настроить нервную структуру на передачу явления этого состояния, или задействовать функцию, которую открыл нам Иисус. Человека должен охватить энтузиазм познания истины, страсть, с которой он будет к этому стремиться всем сердцем и умом, как это делал Гамильтон. Нужно продолжать ломиться в закрытую дверь, пробиваться сквозь тишину.

Какую бы метафору вы ни выбрали, динамика создателя и созданного останется той же, и через эту динамику мы сможем построить необходимые нервные структуры, которые позволят Богу, отцу Иисуса, стать реальностью для каждого из нас в отдельности и, возможно, для всех нас вместе.

Якоб Бёме описал это несколько столетий тому назад, используя патриархальные метафоры своего времени: сын породит отца. Мы включаем Отца Иисуса в свое бытие и придаем бытию его Отца ту же динамику. Сделать это можно, однако, только в соответствии с образцом, предоставленным для такой конструкции сознания, - или жить без этого света.

Население живого мира предметами, богами или гениями ближе к истине, чем население мира невидимыми божествами. Уильям БЛЭЙК

Много лет назад антрополог Адольф Йенсен издал ставший классическим рассказ, написанный охотником Апинайе из племени Ге в восточной Бразилии. Во время чтения помните о вспышке молнии среди бела дня перед Гордоном Гоулдом, описанной в девятой главе:

'Я охотился у ручьев в бухте Ботика. Все время моего путешествия я был возбужден и постоянно вздрагивал, не понимая почему. Внезапно я увидел его, стоящего под склоненными ветвями большого дерева. Он стоял там, опираясь на дубинку. Он был высок и светлокож, его волосы свисали почти до земли. Все его тело было раскрашено, причем на внешней стороне его ног находились красные полосы. Глаза были похожи на две звезды. Он был очень красив. Я сразу понял, что это он. И тут же лишился мужества. Мои волосы встали дыбом, а колени дрожали. Я отложил ружье в сторону, потому что решил, что должен обратиться к нему. Но я не мог издать ни звука, потому что он смотрел на меня пристально, не отрывая глаз. Затем я опустил голову, чтобы придти в себя, и стоял так долгое время. Немного успокоясь, я поднял голову. Он все ещё был на месте и смотрел на меня. Тогда я взял себя в руки и сделал несколько шагов ему навстречу и не смог идти дальше, потому что колени мои подкосились. Я вновь опустил голову и опять попытался вернуть самообладание. Когда я вновь поднял глаза, он уже отвернулся и медленно уходил через саванну. Тут я сильно опечалился'. (Адольф Е. Йенсен 'Миф и культ у примитивных народов', Издательство Университета Чикаго, 1963.)

В одном из гностических евангелиев цитируются слова Иисуса: 'Я прихожу всегда, когда вы нуждаетесь во мне'. Это высказывание резонирует с такими замечаниями, как 'прежде, нежели был Авраам, я есмь', или сделанным четыре века спустя утверждением Августина о том, что не было никогда в истории человечества времени, когда среди нас не было 'взывавшего ко Христу'. Раймон Паниккар ссылается на азиатского Христа, явившегося в облике Будды, Кришны и других. Какую бы форму ни принимал этот высший разум, он всегда являет своим образом жизненное благополучие, как в богоявлении Апинайе.

Пришествие никогда не повторяет себя, оно разное в каждой ситуации. Высший разум принимает форму и проявляется в зависимости от ситуации. Если человек в состоянии обратиться к высшему разуму, неважно в каком обличье этот разум явится, то последний может помочь ему выйти за ограничивающие рамки культуры. Рано или поздно этот разум встречается каждому в определенном образе. Он как бы присылает приглашение на адрес каждого из нас и получает подтверждение того, что мы получили это приглашение. Всякий испытывает страх, когда предстает перед ним, и каждый из нас печалится, когда он отворачивается, если мы отклоняем его приглашение. Он не принадлежит ни одной философской системе или монашескому ордену, он не ограничен рамками религиозной традиции. Никому не ведомы его появления и исчезновения.

Если бы Апинайе был способен проявить соответствующую реакцию, осмелюсь предположить, что он бы слился с тем, кто манил его в единое целое. После этого преображенный охотник мог бы представить своему обществу новый способ бытия, возвысив свой народ с помощью этого явления (не исключено, что его народ мог бы разбить охотнику голову за заботу, но он бы вынужден был сделать благородный жест ради блага своих соплеменников). Подобное преображение могло случаться с людьми с незапамятных времен, как это случилось с Иисусом в пустыне. 'И когда я вознесен буду от земли, всех привлеку к себе', - сказал он. Человека можно вознести разными путями, это может время от времени быть необходимо. Блэйк утверждал, что сам он умирал и возрождался в течение своей жизни снова и снова.

Когда Бог явился охотнику по велению свыше, то Он был столь же реален и действителен, как Бог, являвшийся Иисусу, Кришне или пастухам, пасших коз в Междугорье. Каждый из них был Разумом жизни, действующим сознательно в каждом отдельном случае. 'Христос приходит вновь' - в соответствии с разумностью тех, кто задал правильный вопрос в нужное время, или тех, кто просто находился в правильном месте. Термин 'Феномен Марии' относится к внезапному всплеску появлений Девы Марии, происходящих в настоящее время повсеместно. То, которое случилось в Междугорье, в Югославии, упомянутое в четвертой главе, было Разумом жизни, явившемся нескольким пастухам-подросткам не в образе Будды, Кришны или Дурги, восседающей на тигре, а в том образе, который был им понятен. Точно так же, высший разум не явился Апинайе в виде светящегося существа в белых одеждах с пастушьим посохом в руках, потому что сознание Апинайи не смогло бы его воспринять. Апинайе заметил нечто себе подобное, как это делает каждый человек, и он узрел явление Бога в образе возвышенного охотника Апинайе. Так же и Гамильтон вступил в область математики, Моцарт - в музыкальную, а Иисус в сферы Отца своего. Создатель и созданное проникают друг в друга как акт созидания.