Для подкрепления этого скандального заявления я воспользуюсь примером правового “самосовершенствования” предпоследнего генерального прокурора А.Климавичюса. Вначале этот ответственный и чуждый шумихи человек пытался придерживаться буквы закона и не раз в частных беседах заверял:

- Я не Педничя.

Ну, и Бог ему в помощь!

Когда политики попросили его начать расследование незаконных действий А.Серейки[35], он ещё руками и ногами упирался и насмехался над ними:

-    Так что, нам полагается начать следствие по поводу того, что оперативный работник доставил тот материал в президентуру? На какой объект было покушение? Комедия!

Он всё еще руководствовался законами, согласно которым, по его мнению, свергать президента такими методами недопустимо.

А.Сакалас[36] пытался Климавичюса сломать:

-    Климавичюс всегда скептически реагирует на нарушения законности, особенно когда их допускают высокопоставленные должностные лица.

На этот выкрик вообразившего себя многозначительным деятелем старикана прокурор тоже не стал обращать внимания, но он также не пожелал замечать того, что комиссия Сакаласа избрала противозаконный путь. Ещё не начав расследования, она уже признала Р.Паксаса виновным и своё предвзятое мнение опубликовала в прессе. Страж законности в данной ситуации повел себя подобно деревенскому мудрецу: моя хата с краю, ничего не знаю. Тогда партийные приживалки принялись во все трубы гудеть на прокурора. Он переживал, оправдывался, пока, наконец, не рассердился:

-    За эти месяцы мы столько наслушались, столько начитались со всех оппонирующих сторон, что уже стоит учредить вторую прокуратуру для расследования только этого скандала. Обеим сторонам (уже обеим!) не нравится, что мы придерживаемся закона, поэтому мы оказались между жерновов, - пробивается первая нотка испуга, а дальше уже - крик человека, которого загнали в угол: - Если начнётся заваруха, вы наброситесь на генерального прокурора и будете спрашивать, почему он не наведёт порядок. Поэтому предупреждаю: кончайте!

Так прокурор становится на время заложником обеих сторон, но после беседы с А.Паулаускасом[37] нападающая сторона становится для Климавичюса более приемлемой. Если раньше он утверждал, что любую кассету с магнитофонной записью телефонного разговора, услышав голос президента полагается немедленно прекратить прослушивать и тут же уничтожить, то теперь он не пошевельнул и пальцем, когда А.Паулаускас и М.Лауринкус[38] распространили запись по всему Вильнюсу, и не пресёк это преступление.

Посетив президента, он ради приличия ещё побранил непослушных работников ДГБ и в присутствии самого Паксаса очень вежливо попросил их уничтожить все записи, на которых слышен его голос.

Этому пожеланию генерального прокурора воспротивились члены Сейма, разбиравшие жалобу. Они его раскритиковали и запретили служащим охранного департамента выполнять указание Климавичюса. Специалисты юриспруденции, которые поддерживали инициаторов переворота, тоже заявили о сомнениях в законности требования прокурора. Этим воспользовался Сакалас и назвал действия прокурора давлением и попыткой уничтожить очень важные документы. Сакаласу нечего терять, поэтому он становится агрессивным:

- Очень жаль, что прокурор зачастую сперва смотрит, о руководителе какого ранга идёт речь, и к работникам разного ранга применяет разные принципы: чем выше ранг, тем мягче позиция генпрокурора.

Перепугавшись такого обвинения, А.Климавичюс попятился. На время он забыл о своих принципах и разрешил всем действовать по собственным правилам, а не по законам государства. Процесс импичмента приобретает хулиганское, противозаконное ускорение. Президентское кресло трещит по всем швам.

Когда Паксас указывает генеральному прокурору на статью Уголовного кодекса о заговоре против президента, тому уже не хватает смелости, чтобы обратиться к этому предмету. Но Паксас не успокаивается и говорит генпрокурору очень конкретно:

-    Я полагаю, что происходит переворот, и ответственность за это предусмотрена в Уголовном кодексе, потому эту версию полагается расследовать.

Климавичюс уже определился, но всё ещё оправдывается:

-    Как я теперь могу расследовать, когда следствием занимаются Сейм, всевозможные комиссии и СМИ?

Законы для г-на прокурора уже перестали действовать!

Он боится парламентариев и даже СМИ. Вот кто правит в его сфере правопорядка!

Тогда Паксас апеллирует к его человечности и морали:

-    Прокурор, а вы займётесь расследованием, если судьба президента будет так или иначе решена?

И вот оправдание, характеризующее всю работу Климавичюса:

-    А как я смогу расследовать, если президента уже не будет?

Словом, нет человека, нет и проблемы. Зачем ломать себе голову из-за бывшего? Надо как следует думать о будущих. За то, что хорошо думал, будущие, которые потом пришли, вознаградили его должностью судьи Конституционного суда. Вот в чём главная суть литовского правопорядка.

Не менее ярко такую бериевщину иллюстрирует поведение А.Бразаускаса. 25 ноября 2003 года он всем заявлениям о преступлениях Паксаса, сводившимся к формуле 'не исключена возможность' преступления, дал вполне мужскую оценку:

-    Формулировка типа 'не исключается возможность' для меня доказательством не является.

10 декабря он уже встал на голову:

-    Р.Паксас не услышал совета подать в отставку.

А 4 марта он уже твёрдый участник переворота:

- Литва с президентом Паксасом - Литва без будущего!

Когда-то, поддерживая Бразаускаса, мы придумали такой лозунг: “Литва без суверенитета - Литва без будущего!” и вывесили его перед ЦК, а теперь он использовал тот лозунг, чтобы топить других и в очередной раз вывернуться наизнанку. Я изменил бы сейчас лозунг так: “Литва с Бразаускасом - Литва без будущего”. Интересно, когда он им воспользуется?

Перелистываю огромные кипы испорченной бумаги. Это протоколы допросов и дела Юрия Борисова. Пытаюсь вникнуть, но не могу, не понимаю. Поэтому начинаю размышлять: где такие писаки родились, в каких школах они обучались? Начинаю снова, ещё раз раскрываю, пока, наконец, до меня не доходит, что этот литовский язык со славянским акцентом - жаргон, созданный юристами. Так по своей 'фене ботают' и заключённые, и чиновники, и базарные бабы. У одних жаргон грубее, у других - мягче, но нет ясности, кто у кого учился.

А логика! А выводы! Совсем, как в анекдотическом силлогизме: 'Птицы украшают себя перьями. Модницы тоже украшают свои шляпки перьями. Следовательно, модницы - птицы'. Выводы делаются на основании утверждений типа 'надо полагать, не исключена возможность, имеются признаки, можно подозревать'...

Так и хочется крикнуть подобно римскому сенатору: 'О tempore, о mores'[39]! Ведь с подобными 'неопровержимыми уликами' у нас судят человека! Сравниваю с докторской диссертацией этого 'преступника' Ю.Борисова, с его стилем изучения, логикой, и не могу удержаться от иронии: курицы пытаются наказать орла за то, что он не так машет крыльями. Прибегая к их стилю, делаю вывод и я: если Сейм похож на корабль дураков, то прокуратура является машинным отделением этого корабля, в которое с мостика можно передавать команды по трубе, называемой коррупцией: 'Полный вперёд!”, 'Сбавить обороты!”, 'Малый назад!'.

На одном листе обнаруживаю запись о каком-то секретном плане 'Стрекоза'. По-литовски это слово означает 'лаумжиргис' - ведьмина кобыла. Пользуясь логикой Э.Куриса или В.Дабашинскиса, за одно только это слово можно возбудить уголовное дело. Если стрекоза - это ведьмина кобыла, необходимо выяснить, а кто эта ведьма? Значит, нечистая сила, поэтому надо выяснить, не связан ли этот план с колдуньей Леной Лолашвили, а через неё - с российским преступным авторитетом Кикалашвили? Поскольку они оба дружат с