— А Екатерина?то вторая померла. И дело, на которое она нас послала, нам завершить не дадут.

Вскоре ошеломляющая новость подтвердилась официальными сообщениями, доставленными гонцами и курьерами из Астрахани и Баку.

Стратегия и тактика наступления теперь полностью уступили место бездействию и апатии. Сам командующий Валериан Зубов погрузился в мелочное времяпровождение. Исходило это из Санкт — Петербурга, где государственные мужи напрочь переключили внимание с положения дел на закавказско — персидском фронте на изобретение противовесов идеям французской буржуазной революции из боязни их проникновения в Россию.

В связи с кончиной самодержицы российской сенат образовал специальную печальную комиссию по ее похоронам. О том, как они пышно проводились, отрывочные известия долетали и сюда, на южный край империи.

— Пожила, пожировала всласть матушка, — кое?кто с откровенной прямотой оценивал происшедшее в далеком Санкт — Петербурге.

На Сальянах в кругу близких товарищей Федор Дикун выразился более сдержанно:

— При всех ее женских грехах — она и большим умом обладала.

Неопределенность на ближайшее будущее и спад воинской дисциплины углублялись с первых дней 1797 года.

Вначале бригадир Головатый получил донесение о неправильном поведении хорунжего второго полка Никиты Собокаря, замеченного в перепродаже мяса. Собокарь был ветераном войска, уже в солидных летах.

— Нужда заставила, — пытался он оправдать свой поступок.

Походный батько не внял его оправданиям, отвесил на всю катушку:

— Посадить на семь суток на хлеб и воду на гауптвахту с вычетом денежной суммы из недельного жалования.

14 января за нерадение к службе разжаловал в рядовые казаки старшину Николая Марченко. А через десять дней он подписал приказ об аресте и направлении на гауптвахту поручиков Стешкова и Черепаху за самовольную отлучку из расположения подразделений, сотника Сухого за взятку в размере пяти рублей с казака Андросова, есаула Лугового — за буйство в пьяном образе и мордобой казака Ивана Тищенко. Предписывалось использовать указанных офицеров наравне с рядовыми по службе «во всякие командирации».

Приступивший 16 января к командованию вторым пол

ком Иван Чернышев во исполнение приказа Головатого направил Никиту Собокаря в распоряжение командира четвертой сотни есаула Моисея Ревы с наказом причислить его к Брюховецкому куреню и использовать в числе прочих рядовых казаков на «всякие… сотенные тягости».

А тягостей же прибавлялось. Портилась погода, в предгорных районах по ночам резко холодало, жилища в виде убогих балаганов мало защищали людей от ненастья. Старшины добывали для «сугрева» горячее вино зачастую с ущемлением порционных пайков рядовых казаков, вели себя вызывающе, жалованье казакам задерживали. Многие ударились в вещевые и денежные коммерции. Иначе говоря, служба потекла шиворот — навыворот. Все это удручающе действовало на настроение казацкой массы.

И видя столь стремительный разлад во всем подопечном воинском товариществе, в последние дни января совсем занедужил походный батько — атаман Головатый. У него не проходил жар в груди и головные боли, весь его прежде выносливый организм охватывала какая?то противная слабость.

— Умру я, наверное, Сашок, — тоскливо говорил он своему сыну Александру, вызванному офицерами штаба из Сальян, где тот после Зензелинской операции командовал объединенным казачьим отрядом и казачьей артиллерией.

— Что ты, отец, — как мог успокаивал армии капитан своего властительного родителя. — Подлечишься и снова будешь в строю.

По виску Головатого — старшего пробежал нервный тик, больной безнадежно вздохнул:

— Не выкарабкаться мне.

Ночью походному атаману стало еще хуже и к утру он отошел в вечность. Хоронили его со всеми воинскими почестями на острове Сары, «с отличною церемониею от морских и сухопутных сил». Все его имущество и денежная валюта наследовались сыном, капитаном А. Голова- тым. Добра же всякого набралось много. Тут были несколько пар одежды и обуви, наборы столового серебра, походных иконок и ладанок с золочеными окладами и ободками. Особенно выделялось оружие — пистоли, сабли, клинки самой высокой марки. Да и денег нашлось свыше 13 тыс. рублей.

Какой?то злой рок преследовал черноморцев. Букваль

но за две недели до смерти войскового судьи в Екатерино- даре скончался кошевой атаман Захарий Чепега. К тому времени чума унесла в Черноморском войске много жизней переселенцев мужского и женского пола. До поход- ников вести из Черномории доходили с некоторым опозданием, но все?таки доходили систематически, благодаря стараниям войсковой канцелярии, куда после удаления за леность капитана Комарова вновь возвратился многоопытный писарь Т. Т. Котляревский.

После смерти Антона Головатого назначение на общее командование обоими черноморскими полками получил полковник Чернышев. Изучив обстановку, он решил усилить Сальянский гарнизон дополнительным командированием с острова Сары двухсот казаков.

— Переправляйтесь туда немедленно, — приказал он капитану Дмитрию Вараве, который совсем недавно сдал ему второй полк и теперь возглавлял на Сары отдельный небольшой отряд черноморцев. — Свой нынешний отряд передадите полковому хорунжему Черкашенко, а новый сборный из состава обоих полков под вашим командованием должен прибыть на Сальяны. Согласно моему ордеру на Сальянах вам надлежит возглавить всю черноморскую казачью группу. В ней — более четырехсот человек.

До отъезда Варавы на Сальяны в счет предстоящего доукомплектования уже отправилось 113 казаков во главе с есаулом Григорием Жвачкой, героем зензелинских боев, и подпоручиком Денисом Смолой. Теперь же добавлялось еще 97 человек. Причем Чернышев предписывал Вараве взять с собой на острове Камышеван сотника Емельяна Лихацкого, кавалера суворовской награды, и хорунжего Никиту Собо- каря с зачислением их в отряд на командные должности.

— Обеспечьте жесткую оборону участка, — под конец инструктажа сказал Вараве новый старший начальник черноморцев. — От агамохаммедханских злодеев можно ожидать любого коварства. Всю службу выполнять с крайним усердием без малейшего упущения.

Командир укрупненного сальянского отряда Дмитрий Варава выстроил свое подразделение на измокшей от дождей песчано — галечной площадке, аккуратно выровненной казаками. Февральский денек застилал горизонт тусклыми облаками на юг — к Куре и Араксу, на север — к горной гряде Предкавказья, на запад — к Муганской степи, на восток — к Каспийскому морю.

— Ну и погодка, — поплотнее укутываясь в свитку, простуженно произнес земляк Федора Дикуна Семен Дубовской при построении отряда. — Что?то нам сегодня скажут.

— Терпеть невзгоды и не падать духом, — ответил Федор. — Это уж точно.

Он угадал. Чернышевский назначенец, выйдя к середине строя и подбив кверху пшеничные усы, прокуренным голосом сказал:

— Долго мне с вами говорить не о чем. Сколько нам стоять на обороне придется — не знаю. Наберитесь выдержки, не опережайте события. На месте дозимовывать или куда дальше двигаться — об этом распорядится высшее начальство. Вас об одном прошу: не расслабляйтесь, соблюдайте порядок и дисциплину, хорошо несите охранную службу.

Никто не возражал. И вопросов не последовало.