чужеземцев, прибывших в селение (Лазарев 1950: 203).
При непосредственной угрозе нападения эскимосы сооружали и/или ремонтировали крепости (Меновщиков 1985. № 132: 321―322), а на возвышенностях с той стороны, откуда ожидалось нападение, расставляли часовых (Меновщиков 1985. № 127: 307; № 132: 322―323). На близлежащей возвышенности возводили крепость, где при нападении врага могло укрыться все население поселка. Наиболее простой и, соответственно, быстро сооружаемый вид укрепления состоял из стен, сделанных из натянутых моржовых шкур, в которых копьем прокалывали небольшие бойницы (Меновщиков 1985. № 132: 323). В показаниях «чукотской девки Иттени», американской эскимоски, об устройстве подобного укрепления отмечается: «…а как узнают о неприятеле, то защиту делают противу жила из нерпечьих кож» (1763 г.; КПЦ. № 72: 187). Хотя речь идет о жителях Аляски, но тип укрепления тот же (Burch 1974: 8; 1998: 104, 228; Malaurie 1974: 145; Sheppard 2002: 9).
С целью затруднить подходы к жилью на дороге, по которой, как предполагали, пойдут враги, могли устанавливать колышки, ранившие их ноги (Козлов 1956: 62; Меновщиков 1988. № 96: 221; Митлянская, Карахан 1987: 109; ср.: Шнирельман 1994: 107 (эскимосы)). Вероятно, это было эскимосское приспособление, которое активно применяли на Аляске, где группы колышков из костей карибу и китового уса втыкались в подходящих для заманивания врага местах (Burch 1974: 8; 1998: 93). Похожее приспособление чукчи употребляли на медвежьей охоте, где оно представляло собой деревянную пластину с четырьмя шипами (Богораз 1991: 80. Рис. 51Ь).
Существовали и более капитальные стационарные каменные крепости (по-эскимосски
Во внутренней части мыса Чаплина в трех километрах от остатков эскимосского селения Униырамкыт на высокой сопке Гуйгунгу также сохранилось подобное укрепление, примерно датируемое XVIII в. Оно представляет собой плоскую площадку овальной формы шириной 20―50 м и длиной 70 м, обложенную сплошной стеной высотой 1,0―1,5 м из необработанных камней со входом с западной стороны. В центре укрепления на небольшой естественной возвышенности имеется «донжон», невысокая круглая башня (Арутюнов, Крупник, Членов 1982: 72―74. Рис. 61).
Стена эскимосского укрепления на высокой сопке Гуйгунгу.
Мыс Чаплина. Воспроизведено по: Арутюнов, Крупник, Членов 1982: 73, рис 61
Другой вид укреплений сохранился на том же мысе Чаплина на вершине невысокой сопки Рыгнахпак. В настоящее время укрепление не представляет собой единого целого, оно состоит из серии отдельных уголков-ячеек, выложенных из необработанного камня, и переходит на юго западе в окоп. Неясно, соединялись ли эти уголки стенами из шкуры и была ли это сплошная крепость. Посередине сооружения, на вершине гребня скалы, находилась невысокая круглая башня из камней. Из данного укрепления хорошо просматривались окрестности, как предполагают, оно служило для наблюдений (Арутюнов, Крупник, Членов 1982: 72). Однако для того чтобы выслеживать врага, строить укрепления не обязательно. Более вероятно, что оно служило местом обороны, ведь даже если не было сплошных стен, то из-за уголков можно было вести перекрестный огонь по врагу и тем самым не допустить его к укреплению. Башня же была последним оплотом обороняющихся.
Стрелковая ячейка из необработанных камней укрепления на вершине невысокой сопки Рыгнахпак.
Эскимосы, мыс Чаплина на юго-востоке Чукотского полуострова.
Воспроизведено по: Арутюнов, Крупник, Членов 1982: 73, рис. 60
Укрепления на мысе Чаплина располагались около долин рек и, таким образом, служили препятствием для входа и выхода с побережья в центральные части полуострова (Арутюнов, Крупник, Членов 1982: 74). Вероятно, эти укрепления были возведены не против казаков, которые пользовались осадными щитами и тем самым могли быстро взять такую крепость, а против местных противников.
Свои укрепления чукчи и эскимосы, в отличие от оседлых коряков и ительменов, не обносили рвом. Это, по-видимому, объяснялось тем, что слой фунта, поддающийся выемке наверх, составлял 60 см, а дальше шла мерзлота. Чукчам с их примитивными орудиями было слишком трудно вырыть глубокий ров, от неглубокого не было пользы (Овсянников 1930: 56; Богораз 1991: 112; ср.: 85).
Нападающие перед подходом к поселку высылали нескольких (чаще одного-двух) разведчиков — узнать ситуацию в поселке (Меновщиков 1985. № 132: 322―323). Если они видели, что в поселке возведена крепость, а жители готовы к обороне, то нападающие могли обойти данное поселение стороной (Меновщиков 1985. № 132: 323―324). Напасть же стремились неожиданно, естественно, это не всегда удавалось. Когда защитники обладали значительными силами, они могли выходить из укрепления на открытый бой (ср.: Меновщиков 1974. № 148: 467; 1985. № 132: 322; Бахтин 2000: 46, 201). В основном они предпочитали обороняться метательным оружием (луками и пращами), стремясь нанести большой урон нападающим и заставить их отказаться от штурма. Огонь старались вести прицельно, экономя снаряды (Меновщиков 1985. № 132: 322, 324). Наступающие же, в свою очередь, стремились захватить укрепления именно штурмом — для осады не было специальных орудий (Меновщиков 1985. № 132: 321―324). Чуть ли не единственным осадным орудием служил костяной, а позднее железный крюк, закрепленный на длинном ремне, для влезания наверх (Козлов 1956: 132; ср.: Санги 1985: 314, 360; также ср.: у эвенков железные и костяные крюки служили для «разволачивания» зимовья (ДАЙ. 1848. Т. III, № 87: 324)). Штурмовали каменное укрепление преимущественно в том месте, где был вход: во-первых, потому что тут был подход, а во-вторых, потому что вход был наиболее слабым местом крепости (Меновщиков 1987. № 26: 168―170). Эскимосы также привязывали к наиболее уязвимым местам обороны, куда, скорее всего, должны были наступать враги, сани, снабженные острыми кольями и утяжеленные для скорости и натиска камнями (Меновщиков 1985. № 132: 322). Если крепость была взята, то защитники и их семьи, выскочив из крепости, пытались спастись бегством от преследующих их врагов (Меновщиков 1985. № 132: 322―323).
Для обороны использовали разного рода хитрости. На о. Ыттыгран в проливе Сенявина обнаружено более сотни стоящих каменных стел высотой 0,8―1,3 м, которые, согласно устной традиции, должны были показаться приближающимся врагам войском, готовым к обороне (Арутюнов, Крупник, Членов 1982: 57. Рис. 52). Подобное объяснение назначения стел можно было бы посчитать поздним восприятием этих артефактов, если бы не параллели с Аляски, где эскимосы выставляли на видных местах кучи камней в рост человека, одетые в парки, нападающим они должны были показаться часовыми (Burch 1998: 119; Sheppard 2002: 6, 11).
Если жители заранее знали о приближении противника, но были не в состоянии противостоять ему, то одним из способов спасения было бегство (Дивин 1971: 82), и не только в глубь территории, но и в море на байдарах. Так, в августе 1745 г. чукчи, на которых напали служилые, собрали свои яранги, сложили
