Оружейники разбежались. Зачем им было оставаться? Бёрн осталась. Зачем и куда ей было идти? Она позволила Билли разоружить ее и опустила руку в лужицу воды на полу.
— Классно управился, — одобрила Коллингсвуд.
Билли сидел, прислонившись спиной к мокрой стене. Итак, Лондон спасен от космического тоталитаризма Гризаментовых письмен. Послышались шаги Саиры и Саймона, увидевших, как бегут враги. Коллингсвуд повернулась, когда они вошли.
— А теперь никому не двигаться! — приказала она. — Полиция. — Они уставились на нее. — Да ладно, это я прикалываюсь. Что случилось, Билли? Боже, посмотрите на эту хрень! Что это он так выдрючивается?
Архитевтис вяло извивался. Коллингсвуд слегка придерживала Бёрн, которая поникла и не пыталась бороться.
— Где твой призрак? — спросил Билли у Саймона.
— Кажется, ушел.
Раздались вой сирены и шуршание колес по мокрой от морской воды мостовой. Полиция появилась довольно быстро.
— Привет, Бэрон, — сказал Билли.
Тот, выпучив глаза при виде такого разорения, вошел с пистолетом на изготовку. Полицейские, ошалев от увиденного, глазели на подергивающегося спрута и обессиленных участников битвы.
— Билли, — сказал Бэрон. — Билли, чертов Билли Харроу, я в жизни такого не видел…
— Босс, — сказала Коллингсвуд и повернулась к нему спиной. — Смотрите-ка, вы даже доехали.
Она закурила.
— Чем вы тут, черт побери, занимались? — поинтересовался Бэрон.
— Могу просветить вас, — предложила Коллингсвуд.
— Где Варди? — спросил Билли.
Бэрон пожал плечами.
— Ты пойдешь со мной, Билли.
— Молодец, босс, — сказала Коллингсвуд. — Покажите им, что к чему.
— Хватит уже ваших издевок, Кэт.
— Я поеду с вами. — Билли кивнул. — Смогу хотя бы поспать.
— И что со всем этим делать? — Бэрон оглядел помещение.
— Коллингсвуд напишет отчет, — ответил Билли.
— Это вряд ли, — отозвалась та, осматривая комнату, прищуриваясь и принюхиваясь, верша колдовство. — Погодите.
Билли приблизился к архитевтису. Бэрон позволил ему подойти к аквариуму, но присматривал за ним. Билли заговорил со спрутом шепотом, словно с норовистой собакой.
— Привет, — сказал он восьмиметровому законсервированному, вооруженному многочисленными щупальцами новорожденному существу, которое двигалось в остатках консерванта, обмазываясь жидкостью при помощи цепких конечностей. Как бы ему хотелось погрузиться в формалин целиком!
— Это еще не конец, — сообщила Коллингсвуд мертвым голосом.
— Слушай, — обратился Билли к архитевтису; тот шевелил щупальцами в руку толщиной. — Ты справился. Ты нас спас.
В ответ раздалось хлюпанье. Коллингсвуд глубоко дышала и смотрела на Билли с каким-то измученным выражением. Саира хмурилась. Билли снова услышал влажный звук.
Это была огромная куча рыбьей плоти, которую Билли давно заприметил.
Нет. То были не судорожные подергивания, не имитация движений рыбок, которая применялась для охоты. Это маятникообразное покачивание было человеческим жестом. Существо говорило на своем языке, изображая отрицание. Билли сказал архитевтису: «Ты спас нас», а море ответило: «Нет, нет, нет, нет, нет».
— Что за черт? — прошептал Билли.
— Что это значит? — сказала Саира. — Что происходит?
— Это еще не конец, — объявила Коллингсвуд. — Твою мать. — Она истекала кровью. Кровь текла из глаз, из носа, изо рта. Она сплюнула сигарету вместе с кровью. — Проклятье. Он совсем близко.
Билли закрыл глаза, содрогаясь от страшного предчувствия.
— Он по-прежнему… — начал он и, к своему ужасу, почувствовал, что его руки стянуты сзади; это Бэрон надел на него наручники. — Вы с ума сошли? Сейчас все запылает.
— Заткни поддувало, ты, — велел Бэрон и жестом приказал одному из своих людей надеть наручники на Саиру.
— Ой, что-то уж очень хреново, — сказала Коллингсвуд. — Босс, не будьте придурком.
Экстрасенсам всего потайного Лондона, всего Ересиополиса следовало молиться о том, чтобы их пророчества оказались ошибочными: они чувствовали, как на город быстро надвигается сожженное ничто.
— Отпустите меня, — сказал Билли.
— Бэрон, подождите, — сказала Коллингсвуд.
— Это с самого начала не имело смысла, — сообщила Саира; Билли посмотрел на нее. — Неважно, насколько сильны чернила кракена, с их помощью никак нельзя… со всем покончить. Сжечь. Даже если бы он хотел, то зачем?..
— Босс, — снова обратилась к Бэрону Коллингсвуд, — дайте им секунду.
— Есть такое, может все прекратить? — задумчиво произнесла Саира. — Огонь, спрут…
Билли смотрел, думал, вспоминал все, что слышал и видел, каждое мгновение, углубляясь в прошлое на много недель.
— Кончают, чтобы начать все снова, — сказал он. — С самого начала. Для этого сжигают в обратную сторону. Это не конец… Это перезагрузка.
— Выходи, — приказал Бэрон. — Шевелись, Харроу.
— Как это? — спросила Саира у Билли.
— Выжечь все, что увело нас в неверном направлении. Если вы хотите запустить другую программу. Боже мой, бедный спрут изначально был ни при чем… Просто свидетель. Мы начали все это. И вы. Фитч говорил, что это тем ближе, чем сильнее вы стараетесь защитить его. Вы привлекли его внимание.
Послышался надрывный звук. Все посмотрели наверх. Это растягивалось небо, готовое разразиться огнем.
— Как далеко до Дарвиновского центра? — спросил Билли. — Как далеко до музея?
— Четыре-пять миль, — ответила Коллингсвуд.
— Выходи, — зачем-то повторил Бэрон.
— Слишком далеко… Бэрон, вы можете отправить сообщение для… Надо кого-то найти…
— Заткнись, или баллончиком успокою, — сказал тот. — Меня тошнит от всего этого.
— Босс, это вы заткнитесь. — Коллингсвуд покачала головой; мгновение, и вот уже Бэрон с негодованием моргает, вдруг ощутив, что не может произнести ни слова. — Что ты говоришь, Харроу?
Что-то новое началось в тот момент, когда лондонманты узнали о плане Гризамента, когда Эл Адлер, уважающий традиции и проникнутый почтительностью, как учил его босс, явился к ним для якобы бесполезного чтения будущего. Это новое окрепло, когда кракена украли и альтернатив стало меньше. Но именно после того, как на это новое ополчились ангелы памяти, его чувствительность, его метасамость стали достаточно велики.
— Почему здесь нет ангела памяти? — сказал Билли. — Он должен быть моим ангелом-хранителем,