Глава десятая
Красный Дракон Уэльса
в которой всю дорогу до Кардигана идет дождь, я смотрю на Фишгард и вспоминаю последнее французское вторжение, посещаю город Святого Давида и вскоре оказываюсь в «маленькой Англии позади Уэльса».
Валлийский дождь… Он обрушивается с энтузиазмом человека, сообщающего плохую новость. Изливается водопадом, затягивает пеленой море, небо и горы. Огромных гор, стоявших здесь с зарождения мира, как не бывало. Дождь — отдельная стихия. Человек теряется в нем, как в тумане. Ветер, спутник дождя, раскачивает пелену влаги влево и вправо, даже перекидывает через возвышенности. Вместе с ветром дождь огибает углы, пробирается в рукава и за шиворот. Крохотный ручеек бежит по дороге, соединяясь с другими, пока не сольется в небольшую речку. В горах эта речка мчится сквозь вереск и, распадаясь на сотни лилипутских водопадов, перемахивает через каменные стены на перевалах. Человек с изумлением взирает на это и думает, что, должно быть, Оуэн Глендовер снова взялся за свои трюки. Такой вот ветер и дождь обрушились на шатер короля Генриха IV, когда английские солдаты разыскивали валлийца. Неудивительно, что пошел слух, будто Оуэн мог управлять стихиями: дождем в Уэльсе словно бы руководил злой волшебник, вознамерившийся утопить землю и стереть из памяти людей все сухие места.
В такую бурю я и покинул Аберистуит и взял курс на юг. Я знал, что еду по прибрежной дороге, потому что об этом говорила карта. Но, взглянув направо, вместо залива Кардиган я увидел призрачную серую пелену, меланхолический занавес падающей воды.
Над морем висел туман. Время от времени, взглянув вниз и направо, я различал скользящую по воде свинцовую тень каботажного судна или скалу, до блеска умытую дождем. Ветер загнал чаек на материк. Часть птиц расселась на каменных стенах, другие летали над полями.
Через несколько миль я подъехал к насквозь промокшему городку Аберайрон. Ни души. Вошел в паб, скорее для того чтобы укрыться, а не по какой-либо иной причине, и увидел печального старика, сидевшего над пинтой эля. Он сказал, что времена нынче плохие и лучше не станут. У него была странная привычка на каждую услышанную фразу отвечать «О Господи». Если вы говорили, что день выдался ужасный, он отвечал: «О Господи, да». Но своей присказке он мог придавать разное значение. Звучала она то жалобно, то возмущенно, то ворчливо, то слезливо, утвердительно, потрясенно, недоверчиво и снова утвердительно. Он сказал, что Аберайрон был раньше рыболовным портом, но нынче жители ловят летом рыбу только для туристов. Специализацией городка сделался валлийский твид.
Я вдруг решил — скорее от скуки — купить себе отрез твида, и мой грустный знакомец любезно предложил проводить меня в магазин.
— Этот твид ткут на ручном станке?
— О Господи, ну разумеется…
Итак, мы отправились в лавку. Я купил кусок довольно яркого коричневого твида, толстый материал, вроде харрисовского, но без длинного ворса. Такой твид выбирают только в сырую погоду. В Аберайроне твид дешевле, чем в Талибонте. Я заплатил четыре шиллинга и шесть пенсов за ярд. По такой же цене вы купите его в Кенмэре, графство Керри, и некоторых районах Донегола.
В благодарность за услугу я предложил оплатить пиво. Лицо моего грустного попутчика словно застыло. Он вскинул руку и вымолвил, словно я попросил его помочь похоронить мертвое тело:
— О Господи, нет…
Я вышел под дождь, дивясь его странной привычке, такой же монотонной, как «вы понимаете что я имею в виду» у водителя из Аберистуита. Но старик вкладывал уйму смыслов в свою присказку, иногда выпускал «о», иногда — «Господи».
Оттенки удивления, которые может выразить валлиец в междометии «о», поражают. Некоторые растягивают этот звук на несколько секунд. «О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о! Это ужа-а-сно!» — говорят они о том, что на самом деле и не ужасно, и не удивительно, а звук «о» поначалу выходит из гортани приглушенным, а потом набирает силу, выражая удивление и недоверчивость.
Я заинтересовался, какое слово способно выразить самые тонкие чувства, и пришел к выводу, что это слово «darling»[77] в женских устах. Есть обыкновенное «darling» — и есть «dar-
Вот с такими глупыми мыслями, разбрызгивая воду, я катил по темной дороге, которая к тому моменту ушла от моря и углублялась в материк. Дождь не прекращался, тучи заслоняли горы. Наконец я поднялся на мост в городке Кардиган.
В Уэльсе то и дело удивляешься: оказывается, город, название которого известно во всем мире, величиной чуть более деревни. Кардиган — городок на реке Тейви. Магазины в нем сосредоточены на одной улице. У города такой вид, словно он отстранился от дел и ушел на покой. На главной улице меня остановила большая толпа священников. Они вышли из общественного здания справа от главной улицы и встали группой под сотнями зонтов. Здесь были и священники, и их суровые супруги. Выяснилось, что в Кардигане проходит ежегодная религиозная конференция. Она столь известна, что даже лондонские газеты, печатающиеся в Манчестере, привлекли на подмогу коллег из Уэльса и напечатали программу конференции по-валлийски. Это настораживало. Если бы газетчики поступили, как всегда, и поместили передовицу под броской шапкой: «СВЯЩЕННИК НАПАДАЕТ НА СОВРЕМЕННУЮ МОЛОДЕЖЬ!», я не стал бы покупать газету. Но мысль о двух лондонских газетах, знаменитых своим невежеством в отношении Шотландии, Уэльса и Ирландии и вдруг вздумавших похвалить Кардиган, так меня поразила, что я купил газеты и принес их в паб. Это заведение, казалось, перенесли сюда из Солсбери. Здесь я с некоторым предвкушением открыл газеты и прочел в новостной колонке: «Священник нападает на современную молодежь».
В пабе собралось много дородных, довольных жизнью фермеров. Они не походили на фермеров с севера. Ни тебе мрачных лиц, ни погруженности в себя. Говорили по-валлийски и настроены были весело.
Я вошел в обеденный зал и обнаружил там тихую панику. Три или четыре официантки пытались рассадить огромную толпу священников и других служителей культа. Пахло жареной бараниной. Похоже, она придавала священникам силы для еще одного наступления на молодежь. Мне вдруг страшно захотелось пирога со свининой, а потому я вышел на улицу.
Магазины в Кардигане закрываются ровно в час, и на город спускается тишина, глубокая и торжественная, словно во время сиесты в Испании. Я нашел магазин, где хорошенькая валлийская девушка продала мне не только пирог, но и несколько сэндвичей со смородиной, любимых и молодежью, и стариками.
Дождь вдруг прекратился, и вскоре я снова был в дороге.
Маленький город Фишгард стоит на вершине горы, далеко внизу открывается бухта.
Когда светит солнце, Фишгард становится самой красивой гаванью, какую вы когда-либо видели. Темно-синяя вода покоится в объятиях двух скалистых мысов, вонзающихся в Атлантику. Бухта достаточно