Я вмиг распахнул тяжеленную дверь, прошмыгнул внутрь и клацнул засовом. И затем тихо-тихо прошел в соседнюю комнату, сел на стул и в темноте стал напряженно ждать. Минут 20 была полная тишина. Только слышно, как ветер хлопал форточкой в какой-то комнате. Я вытер с лица то ли холодный пот, толи растаявшие снежинки, подошел к двери, выдернул засов, резко открыл дверь. Никого…

Я бы и забыл эту историю, если бы несколько лет спустя не услышал по радио о лесном духе, который приходит в рождественскую ночь к Петропавловской крепости. И дух принимает облик то женщины, то страшной рыси. В передаче даже сообщили место его обитания — в лесах Новгородской области, в заброшенной деревушке с чудным названием Глядки.

Следующим летом долго выспрашивать у местных о Глядках не пришлось. «Это там, по просеке через болота, — махали мне рукой, — километров десять, там давно никто не живет, не бойся, найдешь». Через пяток часов лес стал редеть, и я поднялся на невысокий холм.

Мне открылась чудесная картина: громадное холмистое поле, окруженное со всех сторон высоченным еловым лесом. Несколько черных покосившихся изб, углами ушедших в землю. На берестяных крышах — трава, а из одной полуразрушенной избы упрямо торчит осина. Деревня! Глядки! «Видишь, — сказал я себе, — здесь никого, только солнечный ветер слегка шелестит листьями да разгоняет волны трав!» Я впал в какое-то оцепенение, наслаждаясь этой неземной тишиной.

Незаметно протекли три дня в полном одиночестве, и только на исходе третьих суток, когда красное солнце наполовину съел чернеющий бор, на окраине леса нарисовался силуэт. Через несколько минут я громко поздоровался с женщиной. Мне не ответили. Я поприветствовал еще раз. Опять молчание. Но, когда она подошла, я все понял по ее извиняющейся улыбке и жестикуляции — немая. Пожилая женщина собирала грибы. В ее корзинке были подосиновики да боровики, а к влажной шляпке одного из них приклеился красный листик. Мы кивнули друг другу на прощанье, и незнакомка удалилась, а я отправился в облюбованную мною избу. Солнце уже почти расплющилось в вечернюю зарю… Сгущались сумерки.

В избе осталось небольшое хозяйство: пара коек с ватными одеялами, стол, длинная скамья да на русской печи котелок и закопченный, с кривым носиком, чайник. А на полке — кое-какая стеклянная посуда и старый фотоальбом.

Я вскипятил чайник, залил кипяток в стакан, бросил пакетик чаю и прилег на пару минут отдохнуть. Проснулся от какой-то возни в углах комнаты, будто кто-то топал маленькой ножкой и, всхлипывая, выказывал неудовольствие. «Кто это там?» — но я не смог подняться с койки, будто был связан веревкой: руки и ноги неведомая сила как примагнитила к кровати. По всему телу разливалась ноющая ломота, а вот зрение сделалось острее, резче, словно я смотрел в бинокль. На столе еще теплилась зажженная мной свеча. Значит, я спал не более часа. «Наваждение какое-то, — попытался я взбодриться, — надо попробовать заснуть». Но не тут-то было, глаза не закрывались. Будто спичками кто-то распер мои веки. «Ах! Так это Глядея и Ломея! Зря, что ли, деревня зовется Глядками! Это древние славянские духи природы! Я читал про них в одной книжке! И эта Глядея сама всегда невидима, но зато дает возможность видеть мир, находящийся за пределом обычного восприятия».

Я продолжал с напряжением смотреть на противоположную стену, освещаемую свечой. Вдруг из темноты, как будто все время там сидела, спрыгнула на стол и прошлась по нему рысь с рыжими кисточками ушей! «Она! Она! — воскликнул я. — Точь-в-точь морда, как у той, в Петропавловской крепости! Нечистая сила! Крестным знамением ее надо!» Я вырвался из объятий Ломеи, бросился к столу, схватил свечу и, выставив вперед руку, сотворяя ею подобие крестного знамения, метнулся прямо на страшную рысь. И… столкнулся лицом к лицу с той немой женщиной — в корзине вместо грибов… похохатывали гномики, ковыряя воздух пальцами! «Так это вы меня разбудили, хотите лапки погреть? — задал я духу глупый вопрос. — Вы же вчера вечером ушли лесом?» Я поднял свечу, но кроме закопченного ряда кирпичей русской печи — ничего, никого. И только красный осиновый листик у ножки стола.

Через несколько месяцев, в декабре, заступив на дежурство, я опять сидел в конференц-зале дома № 7 перед экраном телевизора.

С момента летнего происшествия, желая себе его объяснить, я перерыл массу литературы и в одной книжке нашел нечто подходящее. Там говорилось, что не следует впадать по подобному поводу в дуализм, то есть выносить резкое суждение: или так — или этак, или все эго реально, или плод возбужденного ума. Лучше рассматривать явление как возможное соединение того и другого. Такие духи, действительно, по- своему реальны. Они — объекты нашего восприятия. Но рассматриваются и как персонификация психической энергии, как образы, связанные с нашей судьбой. Можно сказать, что обитают все эти духи в дебрях и лесов, и нашего сознания.

«Да, совсем забыл, — промелькнула мысль, — я же в этой куртке был в Глядках». Полез в карман и извлек засохший осиновый листик. Хотел положить его на ладонь, но он рассыпался, превратился в прах, как бы показывая условность всех явлений жизни. И вдруг пронзительный звонок рассек пространство комнаты. Я вздрогнул: «Кто это еще в такую темень?»

В июне 2011 года, прогуливаясь по Петропавловской крепости, я увидел афишу выставки художников творческой группы «Крепость». Вернисаж проходил в Инженерном доме. Недолго думая, я решил туда заглянуть.

Во втором зале испытал шок — я увидел полотно, на котором масляными красками была изображена моя старая знакомая — женщина с рысьей мордой! Она красовалась в черном платье и в шляпе, возлежа на Петровской куртине. Все еще не веря своим глазам, я подошел поближе и прочитал имя художника — Алексей Тараканов.

Оказалось, Тараканов работает плотником в Петропавловской крепости. Отыскать его не составило труда.

«Да, да, я дважды видел ее», — сказал мне автор картины. Один раз поздним вечером, под Рождество, когда спешил с работы домой. Он будто что-то почувствовал и глянул назад. В нескольких шагах от Алексея, лицом к нему стояла женщина и улыбалась. Но то был — рысий оскал! Художник резко отвернулся, сделал пару шагов, а потом все-таки стал искать ее глазами. Но никого уже не было, только сквозь пелену снегопада на аллее чернела скульптура Петра 1. А в другой раз видел осенью, ранним утром, когда шел на работу — на Петровской куртине. Как потом и изобразил на своем полотне.

Во многих странах ученые отказались от того, чтобы использовать в экспериментах подопытных животных. Это считается негуманным. Впрочем, есть еще одна причина, по которой в лабораториях стараются не прибегать к вивисекции…

В виварии одного Южно-Уральского НИИ обитает более 500 «питомцев» — морских свинок, кроликов, крыс… Сотрудница токсикологической лаборатории этого института Валентина Д. старается причинять им как можно меньше страданий. По мнению Валентины, самой развитой интуицией обладают крысы. Приближение смерти они чувствуют еще до наступления эксперимента и стараются избежать ее любой ценой. Даже такой, в которую трудно поверить. Известен случай, когда лаборантка не смогла завершить свой опыт из-за ужасных видений, которые возникали всякий раз, когда она вынимала обреченного зверька из клетки. Некоторые исследователи утверждают даже, что в крайне редких случаях крысы в минуту смертельной опасности могут становиться… невидимыми!