У опытного «95-го» с ТВ-12 замечательная судьба. Редкий самолет имеет такую. Он прошел все испытания, потом долгое время летал на фирме как лаборатория для испытания отдельных систем. Потом его переоборудовали в летающую лабораторию под двигатель для Ту-144 (НК-22). Двигатель подвешивался на специальной раме под центропланом, и на взлете-посадке был на одну треть убран в фюзеляж. Чтобы выпустить его на земле (гидравлическим подъемником), самолет надо было ставить в специальную яму, как в гараже. Как лаборатория «95-2» летал около 10 лет. По окончании испытаний самолет перегнали своим ходом в Монино (летчик Бессонов А.Д.), где он и стоит сейчас в экспозиции музея.
Была такая «96-я» машина, и на ней ведущий инженер Кантор. Крыло на «96-ой» было по площади больше, а остальное, по-моему, все такое же (как на «95-й»). А у Кантора был принцип: дайте мне работу, и я сделаю ее самой главной.
Сделали рулежку на «96-й», и тут же Кантор затевает еще одну. А пока — машина прирулила и встала носом к первому ангару, двигатели не выключает. Тут Евгению Карловичу Стоману понадобилось обязательно потрогать тормоза: горячие они или холодные. И он пошел щупать. Двигатели на малом газе. А на «95-м», когда двигатели на малом газе, да еще на наземном малом газе, там ничего не дует сзади, поскольку нулевой угол на винте.
В это время у Борьки Евдокимова, бортинженера, полезла температура масла на двигателе. Для того, чтобы продуть маслорадиатор, он решил немножечко дать газ, т. е. выйти на полетный малый газ (чтоб лопасти черпали немного). Всего-то чуть-чуть. Он двинул, ну и покатило Карловича. (А связи с экипажем нет.) Его докатило до выхода на рулежку. Он легкий, катился споро, и по-моему, руку сломал. Мы стояли в первом ангаре, и я это видел.
Но на том не кончилось. Как Карлыча покатали, и полет сделали. Тут бы и остановиться, так нет — опять Давид Исаакович — давай-давай, за Родину и в облака! Решили сделать второй полет. Но мотористы настояли на проверке масляных фильтров. Поставили самолет на стоянку боком к ангару. На одних двигателях фильтры снимают, на других — еще что-то регулируют. Короче, дорегулировались до того, что запустили двигатель с правой стороны и стали выводить на обороты. Что там произошло — покрыто мраком. По-моему, просто на стояночный тормоз не поставили. «96-я» покатилась, винтом разрубила стремянку. Куски ее застучали в ворота ангара, а мы как раз там находились. Потом самолет прокатился 3–5 метров, съюзил и повернулся мордой к первому ангару.
Так был ознаменован первый полет на «96-й». Потом долго это происшествие изучали, хотя чего там изучать? Колодки тормозные под колесами были, но она через них переехала.
Самолет самолетом, но вот подоспело и его страшное оружие — ракета «воздух-земля» системы Х-20. Стали готовить Ту-95. Пригнали три самолета с Куйбышева, с конвейера. Один переделали под Х-20, второй — под водородную бомбу, а третий — под реактор ядерный, который возили на борту 3*. Дело летом было, Хрущев с инспекцией приехал. Выкатили Х- 20 и поставили около первого ангара справа.
А народ заранее разогнали, кого в ангар, кого куда, часть народу загнали в первый ангар и закрыли, а часть народа разогнали. Я стоял в первом ангаре, все время в амфитеатре (потому как роста большого), и мне все виднее.
Вот Хрущев идет сюда в окружении свиты. А у нас тут колодец был, в нем — клубком шланг, по которому сжатый воздух подается к самолету. Кончается он таким механизмом раздачи, «поросенком» называется: труба с приваренными сосками. И вот когда Хрущеву оставалось метров десять до этого колодца, вдруг там как жахнет (никто не вспомнил, что компрессор выключить надо)! Воздух-то честно дует, а расхода нет. Шланг старый, перенапрягся, да как бухнет! Потом, как кобра, выскочил метра на три вверх и со свистом стал раскручиваться. Ну Александры Матросовы сразу грудью на этот шланг, повязали его. Никита Сергеевич прошел, посмотрел, но ничего не сказал…
После «единички» «95-ой» я попал на «шестерку». Из нее делали «95М». Потом с нее экипаж пошел на «114-ю», а меня забрал Ефимов на «105-ю». «95М» отличалась от «95-ой» тем, что на ней были установлены дополнительные топливные баки, ну и дальность увеличилась.
Одна «95-я» была с реактором (о котором уже упоминалось). На ней в Семипалатинске летали Горюнов (вновь пришедший) и Нюхтиков. Может и макет это был, не знаю, но что- то там булькало 4*. Он стоял в бомбоотсеке.
Меня на этот реактор Плашкевич сватал экспериментатором. Но тут мне работать не довелось, поскольку пришли ребята умные: из МФТИ — Кулеш, с ленинградского политехнического — Старостенко, Смольский. они имели передо мной преимущество — пообразованнее были. Они не один год просидели в Семипалатинске.
Был самолет с 302-м бортовым номером, с которого бросали водородную бомбу 75МТ. Заказ для туполевской фирмы, по-моему, 247 или 248.
Фото предоставлено Е. Гордоном.
КУРИЛКА
На одном из учебных аэродромов второкурсники чешский Л-29 осваивали. Как реактивщикам полагался им, в довесок к летной пайке, шоколад. Плиточки такие маленькие — грамм по 25.
Идут полеты. Солнце южное шпарит, не щадит. Кто не в воздухе — отобедали и шоколад положенный получили. А плановая составлена так плотно, что всё бегом надо: и чтоб успеть «Элку» свою осмотреть, и запуститься в установленное время.
Один учлет есть шоколад свой на ходу не стал. После полета, решил, вкуснее будет. А чтобы плиточка
