рассматривает гениальность как необычайную способность воспринимать аналогии, как исключительную чувствительность к установлению сходства между явлениями, которая позволяет человеку в новых ситуациях использовать интуицию. Гениальность дает человеку возможность так быстро сориентироваться при неожиданных изменениях, как только чувства сообщат ему о них.

Человек в процессе эволюции прогрессировал скорее в культурном отношении, чем в физическом. Совершенно очевидно, что мы живем дольше наших предков. Мы стали выше ростом, ноги у нас стали длиннее и появилась тенденция к потере зубов мудрости, и все это — следствие изменений в окружающем нас мире и привычках, например в нашем питании. Но если в цивилизованном обществе мы будем пользоваться органами чувств все меньше и меньше, не атрофируются ли они, подобно зубам мудрости? Мы так и не разрешили загадку: то ли слепые пещерные животные утратили зрение в связи с тем, что в течение многих поколений не пользовались им в темноте, или эти животные являются потомками тех слепых существ, которые случайно забрели в пещеры и уцелели только из-за полнейшей темноты. Не превращаем ли мы жизнь в цепь приключений? Приключения — это та область, где необходимы чувства. Наши дикие предки повседневно и ежечасно зависели от своих чувств.

Сегодня, как никогда раньше, мы ощущаем границы наших чувств, хотя у нас и нет оснований полагать, что они сузились за последние столетия. Мы слышим пронзительный крик пантеры, но не улавливаем эхо-сигналов в виде стаккато от «чириканья» охотящейся летучей мыши. Мы восхищаемся красной розой, но не можем воспринять ультрафиолетовых отражений, которые одни только могут привлечь внимание пчелы, не различающей красного цвета. Наша кожа ничего не рассказывает нам о тонкой чувствительной системе миноги, воспринимающей электричество, хотя мы и реагируем на сильные разряды скатов и рыб, способные оглушить их добычу — маленькие существа. Мы можем ощутить жаркое излучение горящей печки, но не те слабые лучи, которые помогают змее находить в темноте свою жертву.

Возможно, на какое-то мгновение мы и почувствуем себя обделенными, когда обнаружим, что сенсорные способности других животных превышают наши собственные. Но мы снова обретем уверенность, осознав, что ни одно животное не превосходит нас в богатстве своего сенсорного мира. Ни одно живое существо, кроме человека, не додумалось до того, чтобы использовать чувственный опыт других существ, как это делаем мы. Наша любознательность и желание управлять окружающим миром на благо человека привели к изобретению приборов, с помощью которых мы проводим исследования по многим новым направлениям. Сегодня человечество живет в новой среде. Расширяя границы наших чувств, мы тем самым раздвинем пределы нашей собственной жизни.

По-видимому, остается одно ограничение, которое мы не можем полностью преодолеть. Его определил великий английский нейрофизиолог сэр Чарльз Шеррингтон. Он указал, что организм человека связан генетически со всеми его предками, жившими на протяжении всего необъятного геологического времени, тогда как мозг человека должен начинать с самого начала, и каждый индивидуум заново учится осмысливать окружающий мир. Тело может совершенствоваться, в то время как разум будет лучше осознавать окружающий мир в каждом следующем поколении лишь постольку, поскольку он сумеет извлечь пользу из сенсорного опыта своих предшественников и современников. Наша цивилизация служит для того, чтобы передавать наследие разума каждому зрелому уму.

Людей можно различать по тому, насколько они готовы извлекать пользу из опыта других, причем изобразить это можно в виде определенной шкалы, начав с личностей, которые утверждают, что могут полагаться только на свои чувства, кончая учеными, предпочитающими скорее процитировать опубликованные высказывания, нежели поверить собственным глазам и ушам. Торо был склонен впадать в одну крайность, а Плиний, римский энциклопедист, — в другую. Разве не страстно желают заядлые националисты начать все с самого начала, ставя на карту свою жизнь и пытаясь игнорировать опыт, накопленный прошлыми поколениями? И разве для истинного консерватора мир прадедов не достаточно хорош? Неужели нельзя назвать отсталым человека, который жаждет повторения истории, если в поисках новых путей к прогрессу он полагается только на человеческий опыт? В структурной организации тела и образе жизни животных, вместе с которыми мы сосуществуем на нашей планете, имеются бесчисленные особенности, которые могли бы стимулировать развитие науки и дали бы возможность разуму сделать скачок вперед, тем самым улучшив наши собственные шансы на выживание.

Те пока еще немногочисленные случаи, когда люди, присмотревшись к своим друзьям-животным, позаимствовали у них тот или иной принцип устройства, являются многообещающими. Человек улучшил конструкцию кораблей и подводных лодок, изучив особенности рыб, плавающих в реках против сильного течения. Человек конструирует самолеты из металла, и тем не менее многие принципиальные вопросы воздухоплавания он решил, изучив полеты птиц, состоящих из живой плоти. В каждом случае человек придумывал замены, которые соответствовали его личным нуждам, соотнося свои изобретения с естественными законами, открытыми при изучении жизнедеятельности животных. Он понял, что животные опередили его, решив проблему быстрого передвижения в воздушном и водном просторах. Человек может использовать много дополнительных деталей, лежащих в основе других способностей животных. Использование опыта животных нигде не кажется столь многообещающим, как в области обогащения сенсорного мира человека. Гораздо лучше быть наблюдательным учеником, следящим за тем, как выживают животные, чем разрабатывать каждую проблему сепаратным путем.

По-видимому, близок огромный скачок вперед и в области связи. Мы уже научились интерпретировать танцы пчел, читать сигналы, которые одна пчела передает другой, через окошечко с красным стеклом, вставленным в стенку улья. Мы знаем также, что в языке пчел имеются свои диалекты, как и народные танцы, и что они могут ввести в заблуждение, если пчела-путешественница из Южной Италии попытается сообщить пчеле-домоседке из Северной Германии, где находится пища. Подобное же «местничество» можно наблюдать в Америке; так, древесная лягушка из Манитобы не выдержит состязания с местным вокалистом того же вида, обитающим в болотах Джорджии, который привлекает внимание лягушки-самки. И птичьи сигналы, записанные в одном месте, не имеют информационного значения для птиц того же вида в других частях страны.

Связь между отдельными видами живых существ, которая долго была привилегией охотников, теперь включает в себя и эксперименты по обмену сигналами между человеком и пчелой. Возможно, скоро мы преуспеем и в общении с дельфинами, так как у этих плавающих млекопитающих, как было установлено, мозг, голосовой аппарат и слух могут соперничать с человеческими. В океанариумах они с готовностью общаются друг с другом и с человеком. Подводные сигналы дельфинов, как ничто другое, дают нам заманчивую возможность расшифровать «речь» животных, совсем не похожую на нашу. Обнаруживая общие черты в функционировании мозга дельфинов и человека, мы могли бы изучить механизм таких неуловимых качеств, как память, обучение и интеллект.

Каждый новый шаг в исследовании нервных механизмов животных скорее всего приведет к расширению границ сенсорного мира самого человека. Эти достижения, поистине открывая новые горизонты, вселяют в нас уверенность, что жизнь по-прежнему безгранична и чрезвычайно разнообразна. Полагаясь на то, что досталось нам в наследство — на уникальную кору головного мозга и относительно неспециализированное тело, — мы можем извлечь пользу из личного опыта с самого нашего рождения, а также из знаний, накопленных цивилизацией, и, кроме того, из сенсорного богатства других живых существ. Расширяя наши каналы чувственного восприятия, мы извлекаем пользу из этих преимуществ, тем самым укрепляя свою веру в будущее.