— Docteur! Docteur! Ма fille a mal! Au secours![6] — слышала я где- то отдаленное эхо, образовавшееся от голоса моего отца.

— Мужчина! Я вас не понимаю! Давайте девочку! — врач протянул руки.

Отец отдал меня врачу, тот положил мое тело на кушетку.

— Dites-moi, tout va etre bien avec elle?![7] — Папа бился в истерике.

— Так, выведите! — приказал доктор своему помощнику.

Что со мной произошло? Я ощущала нестерпимую боль в голове и во всем теле. Мне даже не сразу удалось открыть глаза, чтобы посмотреть вокруг. Я увидела только свои покрытые синими пятнами руки В одной из них торчала игла, от которой уходила трубочка к подвешенной над головой бутылке с какой-то прозрачной жидкостью.

— У нее многочисленные внутренние кровотечения. Мы ничего не сможем сделать.

Это звучало как приговор, благо я тогда не поняла, о чем идет речь. Я повернула голову направо и увидела папу. Он сидел напротив и смотрел на меня словно сквозь врача, который что-то тщетно пытался ему объяснить, но увидев движение моей головы, тут же ринулся ко мне.

— Жизель! Доченька! Как ты?! — я никогда не видела папу в такой истерике: на нем была маска ужаса, отчаяния, безысходности.

Лицо багрового цвета, по нему ручьем льется пот.

— Что со мной, папа? — эти слова дались мне нелегко.

— В толпе. Люди. Я не удержал. Прости меня! Ты упала. Они… Они шли и шли. Прямо по тебе. Я не мог прорваться. Все толкали меня, я бежал, но не двигался с места. Жизель… Умоляю тебя, держись! Все будет хорошо. Слышишь?!

— Да. Хорошо, — я не заметила, что произнесла это по-русски.

Врач тут же оказался рядом, заговорил со мной, но я не понимала его слишком быструю и отрывистую речь.

— Мне больно, — это все, что я смогла ему ответить.

— Потерпи, деточка. Потерпи. Все образуется. Выздоровеешь, подрастешь. Жениха тебе найдем богатого, — подбадривал доктор, гладя меня по голове. Мягкие опытные руки. Только у врачей такие. Ты вроде бы видишь, что они к тебе прикасаются, но почти не ощущаешь этого.

Я на несколько секунд закрыла глаза, и когда они наконец-то отдохнули от света — снова открыла. Вокруг не было никого, только я и кровать.

«Куда же все подевались? Где одеяло? Бутылка с иглой? Что на мне за одежда? Какое-то белое платье… Ничего не понимаю. Куда подевалась боль, и почему все вокруг такое светлое?»

Я приподнялась с кровати и села. Поводила рукой перед лицом. Мне стало очень страшно. Я водила рукой медленно, но видела следы, оставляемые ею в воздухе, которые не исчезали несколько секунд. Потом встала и пошла к двери. Открыла ее, За нею — разительный контраст! — кромешная тьма. Когда глаза привыкли к темноте, я увидела в конце коридора свечение, тусклое, как от фонаря. Захотелось сразу броситься к нему, потому что свет отдалялся.

— Жизель! Изель… Зель… Ль… — раздалось эхо.

Я обернулась, но сзади все было по-прежнему, только появились Какие-то непонятные тени. Тени есть, а людей нет… Мне стало еще страшнее. Вдруг я почувствовала сильную боль в области сердца, будто меня кто-то ударил, или, точнее, уколол. Я упала. Моргнула и увидела, что надо мной нависают люди. В одном из них я узнала доктора, он вынимал из моей груди длинную иглу. «Прямой укол адреналина в сердце», — неизвестно откуда узнала я. Боль снова наполнила все тело: ныли мышцы, кости, раскалывалась голова. Я снова закрыла глаза и сразу уснула. Как же мне стало хорошо! Я летела куда-то, а точнее, меня несла неведомая сила. Подо мной простиралась бесконечная пелена облаков. Даже птицы не летают так высоко! Но почему-то я теперь совсем не боялась. Может, это оттого, что в моих ушах звучала музыка? Когда я прислушалась к ней, то различила звуки органа. Затем сразу несколько тоненьких голосов. Это было похоже на… Католический хор мальчиков? Да! Верно! Это тот самый хор, который я слушала перед поездкой в Соборе Парижской Богоматери!

Ветер дул в лицо, я свободно вдыхала свежий воздух и упивалась звуками латинской песни-молитвы. Блаженство… Я забыла обо всем и отдалась этому течению. Вдалеке виднелся огонек, похожий на лучик солнца. Я летела к нему. Вот оно какое — солнце! Я никогда не видела его так близко, причем смотрела совершенно свободно, не жмуря глаза. Вдруг скорость начала падать, а солнце — затягивать снизу какой-то черный диск. Я испугалась, и мой полет прекратился. Я просто висела в воздухе и смотрела, как белый диск небесного светила затягивается черным. «Что это? Затмение?» — пронеслась мысль за секунду до того, как мое тело снова обрело массу, и я начала падать.

Перед ударом о землю я зажмурилась, но мои ожидания не оправдались — я пролетела сквозь нее. А когда все-таки решилась открыть глаза, то увидела прямо перед собой поднимающуюся железную стену. Встала, обернулась и обнаружила, что нахожусь все на той же «Чертановской». Только вот людей не было, и по станции бродили лишь какие-то прозрачные и плоские силуэты. Они начали стягиваться ко мне…

— Девочка, как тебя зовут? — спросил какой-то старичок.

Я была в замешательстве. А вы бы смогли поверить в это? К вам подходит «живая картинка» человека и разговаривает с вами. Причем я слышу русскую речь и понимаю ее, будто русский — мой родной язык!

— Жизель. Жизель Ляфлёр, — ответила я.

— Сколько тебе лет? — спросила женщина.

— Мне… Девять.

— Как же печально, что это произошло так рано… — с грустью в голосе проговорил все тот же старик и слегка улыбнулся: — Ну что же… Добро пожаловать!

«Шло время. Менялись правители. Народ устал от бесконечной войны…» — вспомнила я слова дяди Жака о противостоянии англичан и французов. Гонка вооружений, провокации, диверсии длились сто лет. Сто лет страданий, убийств, крови… И развязали все это два правителя из-за глупого территориального спора. Но насколько люди верны своим идолам? Они продолжали сражаться друг с другом, несмотря на давнюю смерть тех, кто развязал эту бойню. Ненависть передавалась из поколения в поколение. «За свободу! За равенство! За братство!» И это — лозунги тех, кто напал на мирных жителей? Да все эти слова и гроша не стоят, если ты используешь их только для управления людьми!!! Получается, люди сотворили себе кумира? Или это кумир сотворил себе людей?..