— Тогда открой дверь!
Я посмотрел на него — прирожденного обманщика, который так складно врал мне в моем доме, показывал так называемое «разрешение». Он и сейчас пытался меня обмануть. Я достал из кармана ключ и бросил ему. Он не поймал, пришлось нагибаться. Он нехотя направился к двери, отпер ее.
— Что тут у вас происходит? — спросила Марика, укоризненно глядя на меня.
— Просто недоразумение, — ответил Дидерик. — Мы скоро придем.
Ей не хотелось уходить; она медленно повернулась и скрылась в конце коридора.
Мы с Дидериком посмотрели друг на друга в упор.
— Леммер, даю честное слово, я не знаю, что искали бандиты. Мне ужасно жаль того, что случилось, но я не виноват, даю честное слово!
— Вопрос в том, осталась ли у вас честь, — ответил я. — А сейчас вы переведете деньги на счет Жанетт Лау. До того, как выйдете из комнаты.
— Конечно.
Я пошел искать Эмму.
34
…Следопыту часто кажется, будто он точно знает, как должен выглядеть типичный знак. Его разум полон предубеждений; он видит то, что хочет видеть. Чтобы избежать подобных ошибок, следопыту следует соблюдать осторожность и не спешить с выводами.
В Локстон мы возвращались во «фрилендере» Эммы. Она вела машину, я рассказывал.
— Ох! — сказала она, когда я закончил. Я понял, что она тоже разочаровалась в Дидерике. На честном фасаде Бо-Кару появилась трещина. — Что же ты теперь будешь делать?
— Не знаю… Утро вечера мудренее. Сначала поговорю с Жанетт.
— Наверное, так будет лучше всего, — кивнула она. — Лоуренс сказал, ты снова наткнулся на тех, с «Харли»…
Надо было заранее обо всем догадаться.
— Я… — Я отчаянно искал предлог, но его не было.
Эмма ласково дотронулась до моего плеча, покрытого безобразными порезами и царапинами.
Раньше Жанетт Лау служила главным сержантом в Женском военном колледже в Джордже, а потом стала основателем, исполнительным директором и единственным акционером «Бронежилета». Ее возраст — по приблизительным подсчетам, ей под пятьдесят — считается тайной за семью печатями. Она любит сигареты «Голуаз», раздавленных жизнью, недавно разведенных гетеросексуальных женщин, мужские костюмы, сшитые дорогими модельерами, и пестрые галстуки. Начальница она строгая; от подчиненных требует абсолютной преданности, порядочности и профессионализма — тех качеств, которыми в избытке обладает сама.
— Надеюсь, ты задал ему хорошую взбучку, — сказала она по телефону, когда я все ей рассказал.
— Клюшкой для гольфа.
— Ха! — коротко хохотнула она, как всегда. — Но ты ведь этого так не оставишь. — Она хорошо меня знала.
— Да.
— Леммер, слушай меня. Сейчас я сама позвоню гаду и скажу, что твой счетчик будет тикать до тех пор, пока ты не выяснишь, что произошло. А если он не заплатит, я пошлю к нему двух горилл.
— Спасибо!
— Сам-то как?
— Всего несколько отметин в интересных местах. Очень сексуально. Могу прислать тебе снимки.
— Пошел ты, — ответила она. — Ты мне потом будешь сниться в страшных снах!
Поздно ночью, на белоснежных простынях, Эмма ахнула при виде багрово-синих кровоподтеков и царапин, покрывающих все мое тело. Она принесла небольшую аптечку первой помощи и медленно, нежно обработала меня бальзамами и мазями. Руки у нее были нежные и прохладные, голос мелодичный; она с удовольствием рассказывала, как провела вечер у Антьи Барнард, а утром ходила в церковь. Антьи, как всегда, курила одну сигарету за другой и делилась с ней своими жизненными наблюдениями:
— Эмма, ты — то, что нужно Леммеру. Эх, будь я на тридцать лет моложе… — И потом: — С Дидериком Брандом трудность та, что он скучает. Слишком он умен, чтобы быть просто фермером.
Эмма сказала: всем местным жителям не терпелось послушать о «Рыцарях Харли» и о том, что случилось в «Красном гранате».
— Сегодня утром священник призвал всех помолиться, чтобы Господь протянул руку помощи нашим Леммеру и Лоуренсу, которые находятся в пути.
«Наш Леммер»… Это впервые!
А если мне придется сорвать маску с Дидерика Бранда?
Эмма закончила меня обрабатывать, убрала аптечку, выключила свет, легла рядом со мной и положила руку мне на грудь.
— Завтра мне нужно возвращаться в Кейптаун, — прошептала она. И довольно вздохнула: — Как же я тебя люблю!
— Эмма…
Она приложила палец к моим губам.
— Спи сладко! — сказала она и поцеловала меня в заросшую щеку.
«Завтра утром, — подумал я. — Завтра я расскажу ей все».
Утром в понедельник, без четверти семь, в мою дверь негромко постучали.
Эмма еще спала. Я встал и пошел открывать.
На крыльце стояла семидесятилетняя Антьи Барнард в шляпке, прогулочных сапогах и с тростью. Она оглядела меня с ног до головы. Я поздно сообразил, что стою перед ней в одних трусах и она отлично видит все кровоподтеки.
Антьи многозначительно хмыкнула:
— Извращенец!
— И тебе доброе утро, Антьи!
— Дидерик Бранд сказал, что у него нет твоего номера телефона, он просит тебя срочно перезвонить ему. Голос у него был слегка встревоженный. — Она протянула мне листок бумаги.
Я услышал сзади быстрые шаги Эммы.
— Доброе утро, Антьи!
— Доброе утро, Эмма. Не беспокойся, я никому не скажу. Знаешь, в свое время я бы тоже могла устроить ему веселую жизнь!
Эмма не сразу поняла, но потом хихикнула:
— Это было только предупреждение!
— Вот как?
— Чтобы он не слишком глазел по сторонам, когда меня нет рядом.
— Леммер, вы непременно должны приехать сюда и взглянуть своими глазами, — сказал Дидерик по телефону. Голос у него был скорее взволнованный, чем встревоженный.
