разнообразных причин, что поневоле следует рассматривать влияние каждой из них в отдельности.

Когда мы говорим, например, что тепло влияет на развитие растений, то этим вовсе не думаем отрицать влияние почвы, удобрения, количества влаги и прочее. Одна причина не исключает влияние другой, а все действуют в совокупности, для того чтобы произвести общий эффект.

Во всех биологических, а уж тем более исторических явлениях мы встречаемся с таким множеством разнообразных и часто противоположных друг другу влияний, что не можем надеяться достигнуть той точности, которая требуется естественными науками. В самом деле, следуя аналитическому методу Тарда, мы нарушаем связь фактов друг с другом, а противопоставляя их один другому, легко можем доказать, что существование одного исключает существование другого, причем логика торжествовала бы в ущерб действительности, в которой противоречивые факты весьма часто существуют одновременно.

Во всяком случае, однако же, чем глубже погружаемся в исследование вопроса, тем яснее становятся его очертания – главные линии обрисовываются рельефнее. Мы видим, например, что в вопросе о причинах революций раса, климат, гениальность, развитие промышленности, оставаясь главными факторами, нисколько не мешают действовать и другим факторам, менее значительным.

2)  Интеллектуальная культура. После того, например, что мы сказали о равнинном положении Польши, о холодном ее климате, о славянской расе, которой она заселена, в ней никогда бы не должно быть революций; но слишком ранняя ее культура и формы правления, главным образом от этой культуры зависевшие, преувеличенно выдвигая на первый план индивидуальность и обусловливая беспощадную классовую и родовую борьбу, да еще при содействии чужестранного гнета, сделали из Польши самую революционную страну в Европе.

В последние годы Россия начинает выходить из той азиатской неподвижности, в которой коснела столько веков. Причиной этого является, конечно, уж не раса, не климат, не правительство, а сразу выросшая интеллектуальная культура да экономические потрясения, вызванные уничтожением крепостного права.

Между тем Испания, которая благодаря скрещиванию различных рас, климату и прочему должна бы быть страной эволютивной и революционной, по крайней мере не меньше Франции и Италии, потеряла всякое стремление к эволюции, потому что инквизиция, воздвигнув гонение на разум, оставила в стране только нищих духом.

3)  Старчество. Иногда эволюция прекращается ввиду развития преждевременного старчества у народов, которые интенсивно жили и много испытали.

Падение Италии, недостаток в ней эволюционных стремлений зависят именно от того, что она пережила несколько цветущих цивилизаций. Доказательством может служить тот факт, что застоем страдают главным образом местности когда-то наиболее передовые – Венеция, Рим, Флоренция, тогда как Пьемонт, Сицилия, Генуя, никогда особенно не процветавшие, дают теперь более надежды на прогрессивную эволюцию в будущем.

Такая же судьба постигла и Грецию, которая теперь расплачивается за то, что когда-то поднялась на высочайшую вершину человеческого развития.

Фламандская раса – потомок наиболее прославившихся в Средние века коммун – является теперь наиболее слабой и реакционной в Бельгии.

В Тоскане застою содействовали другие причины, а главным образом клерикализм, восходящий ко временам очень отдаленным, и беспрестанные гонения на лучших людей страны. Так, в 1358 году гвельфы лишили всех прав 98 самых выдающихся граждан с их потомством за принадлежность к партии гибеллинов; то же было сделано в 1359 году с 14 гражданами, в 1360-м – с 5, в 1365-м – с 6. В 1382 году, наоборот, торжествующая олигархия казнила 160 гвельфов, сотнями лишала их прав и тысячами изгоняла.

Болгары, напротив того, – самая последняя раса в Европе, варварство и жестокость которой вошли в пословицу{93} (ср. этимологию слова bougre в словаре Дюканжа), – превращаются теперь в очень рассудительный народ, во-первых, потому, что в Болгарии скрещивание славян с татарами, немцами и греками дало расу более прогрессивную, чем соседние сербы, а во-вторых, потому, что эта раса новая, не истощенная историей и, подобно американским республикам, ставит во главе правительства молодых людей: Стамбулову было только 30 лет.

4)  Внешние перемены. Спенсер, убежденный сторонник эволюции, допускает, что часто при перемене внешней обстановки вид изменяется и иногда регрессивно. «Так было со многими видами паразитов, – говорит он, – которые регрессивным путем потеряли свою первоначальную организацию. Иногда прогресс одних типов обусловливает регресс других, вытесняемых в менее благодатные климаты и присуждаемых к более трудной жизни».

Человеческие социальные организмы, будучи вытеснены высшей расой в страны, менее благоприятно обставленные в метеорологическом, геологическом или общественном отношении, тоже изменяются регрессивно. Так было в Камбодже и в Перу. Победители очень часто заставляют побежденных бежать в места, не соответствующие их социальному положению, и многие расы в настоящее время выродились именно по этой причине.

У австралийцев, например, замечаются некоторые остатки цивилизации (воспрещение кровосмесительных браков, обрезание и прочее), общие с другими племенами, живущими весьма далеко; это заставляет подозревать, что они когда-то составляли одно обширное государство.

На равнинах очень жаркий климат делает семитов-феллахов и берберов Египта антиреволюционными; между тем те же берберы в качестве алжирских горцев постоянно восстают против Франции, как прежде восставали против собственных своих правителей: в Алжире показывают гробницы семи беев, избранных и убитых в один и тот же день.

Под влиянием новой среды и новых скрещиваний голландские земледельцы стали бродячими пастухами (буры), норманнские охотники – смелыми мореплавателями, пастухи-евреи – торговцами, упорный консерватор англосакс – новатором и революционером янки.

5)  Status nascendi. В социологии, как в химии, влияние некоторых агентов, находящихся in statu nascendi [94]  проявляется гораздо сильнее и оставляет более прочные следы.

«Влияние местности, – пишет Спенсер, – было преобладающим при начале цивилизации. Только развившись до настоящего своего состояния, последняя может одинаково выносить самые разнообразные и неблагоприятные для нее климаты».

Религиозные верования теперь мало влияют на цивилизацию и эволюцию, но когда они зарождались, то очень благоприятствовали бунтам и революции. Появление новых религий почти всегда сопровождается прогрессивной эволюцией нравственности и улучшением характеров, что сильно помогает прозелитизму. Христианство и лютеранство – в Европе, бабизм – в Персии, буддизм – в Азии могут служить тому примерами. То же самое можно сказать и о появлении новых сект вроде лаццареттистов, квакеров и русских диссидентов разного толка; но спустя некоторое время новые религии перестают улучшать человека и становятся даже иногда рассадницами безнравственности.

Когда народы жили уединенно, то первые скрещивания, в некотором роде этнические прививки, вызывали в их среде гораздо больший порыв к эволюции, чем вызывают теперь. Достаточно вспомнить дорийцев и римлян. Этими скрещиваниями, как мы видели, объясняется преждевременная эволюция Польши, прекратившаяся после первого порыва.

6)  Недостаток сродства. Влияние недостатка расового сродства на революции было сильно преувеличено, потому что оно первое бросается в глаза и скрывает от нас другие причины, трудно объяснимые. Мы видим в самом деле, что сарды, столь несродные с пьемонтцами, как и французы с корсиканцами, уживаются, однако же, прекрасно друг с другом.

Вся Европа представляет собой смесь несродных друг с другом рас, тем не менее живущих в мире, а между тем иногда расы, родственные друг другу и рядом живущие, никак не могут слиться благодаря каким-нибудь разъединяющим причинам. Так, поляки ненавидят русских, своих единокровных братьев по славянству, и прекрасно уживаются с австрийцами, с которыми ничего общего не имеют.

Точно также рейнские народности, по большинству немецкие, больше тяготеют к Франции, чем к своим ближайшим родственникам немцам, потому что французские порядки, которые им больше нравятся, так же как и торговые интересы, превозмогая этническое сродство, сближают их с французами.

Подобным же образом одним только недостатком расового сродства нельзя объяснить ненависть ирландцев к англичанам, так как она достаточно объясняется долголетними насилиями последних и религиозными предубеждениями. В самом деле, Уэльс, так же как Ирландия населенный кельтами, слился же совершенно с Англией; то же можно сказать и относительно Шотландии, населенной наполовину кельтами.

Хорошее управление особенно способствует слитию рас, тем более если ему помогает притяжение, оказываемое крупными народностями на мелкие. В этом и лежит главная причина слития семитических рас Сардинии с кельтскими расами Пьемонта и чисто италийской расы корсиканцев с французами.

Не надо забывать также о колонизации, которая может сближать народы, создавая между ними общий интерес, особенно когда дело касается низших рас. Древняя Римская империя завоевала мир скорее своими колониями, чем оружием. То же самое повторяется теперь с Англией и